Она послушно вошла на тропу. Вновь обернулась. Старец в глубоком капюшоне поднял правую руку, благословляя. И когда она, улыбнувшись в ответ, с уверенностью зашагала по сужающейся до тропы дороге, Дающий Надежду исчез. Свою миссию он исполнил.
А она все шагала и шагала, не сбиваясь, по уходящей извилистой дороге. Ее босые ноги и голые плечи щекотали высокие травы и пшеница. Мягкая земля начинала пригревать ее холодное тело, укрытое только странной полупрозрачной накидкой. Девушка устыдилась бы такого наряда, не зная, что сама она полупрозрачна. Чем дальше она шла, тем теплее и светлее становилось впереди нее. Красное солнце, медленно поднимаясь над чудесной долиной, желтело, меняя тона. Невидимые птицы щебетали где-то среди этих высоких трав, услаждая слух. Когда же дорога вновь расширилась, и по бокам стали возвышаться яблони, солнечный диск оторвался от земли.
Наступил рассвет.
Вдруг в этом ослепительно белом свете мелькнула быстро приближающаяся женская фигура. Бесстрастные глаза, укрытые серой пеленой, увидели ее. Белая холодная рука ухватила ее теплую руку. Эта девушка впереди нее потянула ее саму с невероятной силой. Она ощутила мощный толчок в грудь, и умиротворенная картина вокруг исчезла.
Эта женская фигура, появившаяся так внезапно, была мертвым телом самой девушки.
Свет блеснул в приоткрытые глаза.
Она долго не могла разобрать обстановки помещения. Вокруг нее будто парили звездочки, впрочем, на этот раз всего лишь иллюзорные.
Тишина.
Она и вздохнуть боялась после увиденного. Внезапное появление трупа самой себя, вид этих бесстрастных глаз, посиневших губ, прикосновение холодной руки, едва ли не до крови сжавшей ее руку, - все это ошеломило и повергло в глубокое оцепенение. Впрочем, она вновь ощутила почти забытое и такое новое: сердце ее четко и ритмично, впрочем, довольно быстро билось в груди, а теплый воздух проникал в ее легкие. Внезапно, из-за самого битья сердца, ощутимого по удивительным причинам, она подумала, как это приятно - дышать и чувствовать.
Странная неподвижность сковала все ее тело. Она знала, что дрожит - от страха или от холода. Быть в этом теле показалось ей неудобным. Будь ее воля, она вновь бы зашагала бесшумной легкой походкой по рассветной долине, ощущая лишь ласкающие прикосновения трав...
О безумие! Она ведь хочет своей смерти!
Этот внезапный возглас рассудка как будто заставил ее окончательно вернуться в некогда разорванные нити реальности. Мысль о том, что она хочет жить и получать от жизни удовольствие, также вернулась к ней. Только теперь она поняла, что, хотя и не боится, больше не хочет ощутить то страшное чувство боли и падения. Да, она окончательно решила, что сделает все ради этой незыблемой, такой свойственной людям мечты - жизни среди подобных себе.
Когда в глазах исчезли звездочки, она смогла понять, что так сильно раздражало ее: яркий свет белой лампы, находившейся прямо над ее головой. Белый шарик мигал и менял интенсивность напряжения, чего нельзя было сказать о других.
Удалось сделать первые движения - судя по всему, кровь уже бурно зашевелилась в теле. Потеплевшая и постепенно обретающая прежний цвет лица, девушка шевельнула лишь одним пальцем руки. Наконец оцепенение стало покидать ее. Еще несколько минут потребовалось, чтобы ощутить полную готовность к движению всех необходимых мышц. Только покрутив головой из стороны в сторону, она сумела привстать. Размяла шею. Ступни нехотя подчинялись, делая круговые движения. Да, кажется, теперь она готова идти. Но куда? И, собственно, где она сама?..
Удивительным для нее было обнаружить, что она совсем не рассматривала место нынешнего пребывания. А ведь казалось, что такой стерильный медицинский антураж давно бы должен броситься в глаза. Девушка медленно рассмотрела помещение.
Тут был не самый приятный интерьер. Не то чтобы возмущали старые кушетки, тусклые лампы и оббитая бурая плитка. Однако чего-то здесь явно не доставало, и что-то здесь было лишним. Вскоре она поняла: не достает окон, позволивших бы понять, который час. А что было лишним?.. Ну, это она поняла, увы, не сразу. На стоящих неподалеку от нее кушетках лежали тела, укрытые белыми простынями, некоторые - в плотных серых мешках. Догадавшись, что же это такое, она едва не вскрикнула от ужаса.
Ее соседями по палате были самые настоящие трупы. Мертвее не бывает. А так как сама она с детства не переносила вид умершего, оказавшись в компании мертвецов, ощутила, как зловеще приостановилось сердце.
Еще прейдя в себя, она первым делом обратила внимание на то, что совсем голая. Однако до момента обретения способности двигаться это ее ничуть не заботило. Теперь же, когда она уже намеревалась отправиться исследовать окрестности, проблема поставила ее перед фактом. Впрочем, выход существовал. На полу возле ее ног смятой лежала белая простыня. Стало вдруг страшнее, когда девушка поняла, что эта простыня ее только что накрывала, как и других присутствующих здесь.
По телу пробежала дрожь, вновь остужая голову.
Справившись с чувствами, она поднялась. Блуждающий взгляд коснулся собственного тела. На животе располагался огромный уродливый шрам. Девушка уныло коснулась его рукой. Больше оставаться здесь ей ужасно не хотелось. К тому же было холодно, а без одежды это не особо приятно. Она подняла простыню и обернулась нею. Простыня пахла тленом.
О, какой ужас... - подумалось ей.
Пол был слишком холоден для ее ног, кои полностью вернули себе прежнее тепло и чувствительность. Она, пошатываясь, пошла к двери. Чуть дернула ручку. Дверь же почему-то едва не сорвалась с петель.
Выйдя в узкий и неприветливый коридор, где мигала старая бледная лампочка, она обернулась, так как подозревала, что и название у недавнего места пребывания не из приятных.
- И с чего я еще сомневалась? - хрипло поинтересовалась она у самой себя.
'МОРГ'
Где-то вдали коридора послышались быстрые шаги. Оглянувшись, девушка увидела чем-то озабоченную санитарку. Блондинка поспешно направлялась к ней, ее каблуки звонко стучали по белой плитке. Заметив кого-то впереди себя, она, не отрываясь от бумаг, которые рассматривала все время, громко сказала:
- Мария Федоровна, позовите Михалыча, пусть вывезет молоденькую. Там родственники приш...
Она осеклась внезапно. В поле ее зрения оказалась вовсе не престарелая техничка в красном платочке и серой фуфайке, вооруженная, как обычно, старой шваброй. Санитарка увидела странную девушку.
Та все еще держалась за ручку расшатанной двери, ибо сама шаталась и не чувствовала привычного равновесия. Она выглядела не хуже взломщика, которого застали прямо на месте преступления. Однако это был явно не взломщик, но какая-то смутно знакомая девица, отчего-то завернутая в простыню. У нее были каштановые, плавно вьющиеся волосы с золотым отливом, длиной примерно до пояса. И необыкновенные зеленые глаза, настолько яркие и насыщенные своим чарующим цветом, что казалось, будто из-за черных ресниц на мир взирают два драгоценных камня - изумруда. В этих оживших кристаллах отражалась сама санитарка. Удивляло, впрочем, в этой внешности только одно: необъяснимая бледность. Эта девушка выглядела белой, как мел. Из-под простыни выглядывали ровные белые ноги. Однако спустя минуту оцепенения санитарки она вдруг начала набирать цвет кожи буквально на глазах. Синеватый оттенок под веками и на губах плавно исчез.
Блондинка качнулась, у нее закатились глаза, ноги стали ватными. Чуть простояв в качающемся положении, она, прислонившись к стене, сползла на пол уже в глубоком обмороке. По плитке прокатилась ее шариковая ручка.
В девушке она узнала умершую вот уже два дня назад Карину Акиллер.
Карина снова побледнела лицом, поняв, что ее вид напугал блондинку. Она сделала несколько неровных шагов и приникла к санитарке. Похлопав ее по щекам, убедилась, что без помощи не обойтись.
