– Приезжал в Новую Деревню прощаться.
– Бедный Алик! Он так хотел познакомиться с ним когда-нибудь и спеть ему свои песни…
– Может, ещё можно успеть это устроить – их встречу?
– Вряд ли Галичу сейчас до этого…
И всё же я решила попробовать. Позвонила Каретникову, мы с ним были хорошо знакомы, нас познакомил этой весной отец Александр. Каретников в то время писал музыку для фильма «Легенда о Тиле», и ему нужен был человек, который бы написал слова для песни. «Вот Маша, она поэт, пусть она вам и напишет слова», – сказал отец Александр. И мы уже начали работать над песней, но тут пришла открытка из Риги… И когда я вернулась, мне было как-то не до песен, и они там нашли кого-то другого…
Но телефон Каретникова у меня сохранился, и я решила воспользоваться им ради друга.
– Николай Николаевич, одному человеку ОЧЕНЬ нужно увидеться с Галичем. Это молодой бард Алик Мирзоян, он хотел бы спеть ему свои песни. На прощанье…
– Попробую уговорить его. Правда, ему сейчас не до этого…
И он его уговорил! Ведь Каретников был крёстным отцом Галичу, и отказать своему крёстному Галич не мог.
Через несколько дней звонит ликующий Алик:
– Маша! Я у него был! Я ему пел! Он меня благословил… И даже позвал на проводы.
Иду по улице Лавочкина к метро. Мимо проезжает шереметьевский автобус. У заднего окна – Гавр и Алик. Я машу им, но они не видят меня. Я вскакиваю в подошедший другой автобус и догоняю их уже в метро, у турникетов.
– Проводили, – говорит Алик. – Улетел… такой грустный был, прямо смотреть на него было больно…
– Особенно, когда его заставили показать крестик на груди, – говорит Гавр. – Это уже было за стеклом. Такая пантомима выразительная! Таможенник тычет ему в грудь пальцем, и Галич делает такой жест, как будто разрывает на груди рубаху, так рванул её, что пуговицы, наверное, отлетели… А на груди – золотой крестик. Видимо, таможенник требовал, чтобы всё вывозимое золото было включено в опись… и требовал показать…
Мы поехали втроём к Гавру, купили по дороге бутылку кислого, как уксус, сухого вина, сидели на кухне, пили эту кислятину, Алик пел, а я плакала. Мы чувствовали, что закончилась целая эпоха в нашей жизни, в жизни всей страны. Так же, как когда умер Высоцкий. Алик пел свою самую грустную песню:
Гавр сказал:
– Теперь у нас нет Галича, но зато есть Алич! Алич Мирзоян.
Мы грустно посмеялись.
Захожу иногда к отцу Димитрию Дудко. Беру у него книги – почитать. Соловьёва, Бердяева. Говорит, что у него большие неприятности из-за его субботних бесед в храме – знаменитых на всю Москву «Вечеров вопросов и ответов».
Вечера запретили. Но отец Димитрий продолжает беседы на квартирах у своих прихожан.
Встречаю у него часто Серёжу (будущего отца Сергия Романова), который активно занимается организацией этих бесед. Часто они проходят на квартире у самого Серёжи. Я была несколько раз. В маленькую однокомнатную квартирку набилось много народу, всё – молодёжь. Глаза у всех горят… У всех – десятки вопросов.
Между слушателями шебуршится четырёхлетний сын Серёжи – Денис, славный мальчуган. Белобрысенький и такой ласковый… (Никогда у меня не будет детей… никогда, – говорю я себе, и от этого мне становится очень грустно).
А за отцом Димитрием постоянная слежка. Мы, его друзья, постоянно в тревоге за него. Когда он возвращается поздно, мы с Серёжей Романовым иногда встречаем его у метро и провожаем до самого дома, до дверей квартиры. Серёжа позвонил мне как-то утром и хохочет: «Только что по «Голосу Америки» передали, что вчера два агента «кгб» пасли отца Димитрия от метро до самого дома!» А это были мы с Серёжей – не агенты, а друзья. Но значит, в это время нас-таки кто-то пас! На тёмной пустынной улице. Выходит, за нами шёл
Людмила Фёдоровна, когда я рассказала ей со смехом эту историю, очень встревожилась. Она говорит: «Машка, будь осторожна! Береги себя!»
Но беречь себя – это так скучно…
Опять живу на Огарёва. Вдвоём с Людмилой Фёдоровной. Братец Валерий – в Крыму, а я – в его комнате, в своём любимом раю… Среди картин, камней и старинных черепков…
По вечерам, после работы, к нам на огонёк заходит папа Кирюша. И когда мы сидим на кухоньке втроём и пьём чай, я в который раз благодарю Бога за то, что у меня есть мои чудесные крёстные. Они – моя реальная опора в жизни, мои самые близкие друзья, моя любимая семья. Я хочу, чтобы они были у меня ВСЕГДА. Господи, не забирай хотя бы их у меня!
…Поливаю по утрам цветы на лоджии. Кормлю во дворе голубей. Бегаю в булочную за свежим белым хлебом, мама Кошка любит свежий хлеб.
Мы с мамой Кошкой по очереди сидим за её пишущей машинкой. А потом читаем друг другу то, что написали сегодня.
