же свежей и моложавой, так же мчалась по лесам, преследуя зверя (очень здоровый спорт!). Она и умерла шестидесяти семи лет от роду, упав с лошади на охоте. И видевший ее лишь за несколько месяцев до смерти Брантом писал, что «она была все еще так же прекрасна лицом, так же свежа и так же мила, какой была в тридцать; и так же была любима, и так же ей повиновался один из великих монархов мира. И могу по чести сказать, не останавливаясь более на красе, что когда дама так любима великим королем, значит, есть в ней то совершенство, которое делает ее столь любимой; и красоты ей отпущено столько, сколько дано бывает полубогам». Внимательные наблюдатели отметили здесь уже весь язык сакрализации и весь набор аллегорий, который должен был создать этот полуязыческий миф, ибо, сакрализуя любовницу короля, поэт возводит самого его в сан героя. Звезды и планеты на этом небосклоне апологетики становятся все крупнее, и образ «короля-солнца» уже вторгается в этот род поэзии еще во времена Карла V (сакральная эта символика обогащается до полного перевоплощения смертного в раскаленную планету во времена Людовика XIV).
Диана и ее замок Ане – воистину важный этап на этом пути обожествления монархов, и культурно- исторический вклад в него хозяйки замка для всех историков был несомненным…
После смерти короля она удалилась в свой замок Ане, который считают истинной жемчужиной Ренессанса. Поощрение поэзии, искусств и ремесел серьезные исследователи (и сами творцы) считают одной из главных заслуг королевских любовниц перед французским и мировым искусством. И тут можно понять душу творца. Творцу нужен устойчивый, кредитоспособный меценат и заказчик. А Диана довольно долго просидела у казенного денежного мешка. Она и на все главные посты назначила своих людей (кстати, слишком самостоятельному, или недостаточно подобострастному, другу Монморанси очень скоро она предпочла его врагов из Лотарингского дома). Так что Диана могла тратить деньги на украшение любимого старенького замка Ане без счета. К тому же и фантазия у нее была. Идея божественного союза языческой греко-римской богини (время-то на дворе – самый Ренессанс), сошедшей с небес, чтобы вести монарха по пути добродетели (уже не языческой, а христианской, но с сохранением всей дохристианской символики и элегантного сочетания всех знакомых и привычных архитектурных ордеров), выдержана безупречно.
Королевские архитекторы получили здесь средства и простор для своей фантазии, поддержанные великими скульпторами и художниками (Де ль’Орм, он же Делорм, Бенвенуто Челлини, Жан Гужон – что за имена!..).
Так что, прежде чем напомнить (в который уж раз) о разрушении бесценного наследия французской культуры здешней одичавшей революционной толпой, остановимся перед уцелевшими воротами замка, перед ренессансным порталом, который считают одним из красивейших во Франции. Он напоминает триумфальную арку, и понятно, что на тимпане его – сама триумфаторша Диана… Оригинал этой статуи лежащей Дианы, которую изваял Бенвенуто Челлини, нынче в добром месте – в Лувре, слава Господу, не взорванном пока ни нацистами, ни троцкистами, ни исламистами. Франциск I сам заказал этот шедевр для Фонтенбло, Генрих II подарил его той, кому готов был отдать мир целый, – великой актрисе-мифоманке Диане де Пуатье. Два этажа балюстрады увенчаны на портале часами, окруженными колоннами, фигурами оленя и двух собак (что еще ждали вы увидеть в замке неиссякаемо девственной Дианы-охотницы?). Собаки брехали в положенное им время, отбивая часы. И поскольку точно неподвластная времени свежесть лица, духа и тела хозяйки замка не заставила ее забыть, что и она, божественная, смертна, ею загодя, на бодром седьмом десятке лет, на котором лишь трагическое недоразумение смогло оборвать эту жизнь на скаку, было заказано великолепное надгробье. Там тоже, как и во всем доме, – сочетание черного и белого, как и всюду в доме скорбящей вдовы сенешаля, как и в его мавзолее под сенью великого Руанского собора (черный и белый мрамор, но не скорбь главное, а вкус, элегантность)…
Итак, уцелели портал, левое крыло дворца, два салона, часовня с чудными барельефами Жана Гужона… Ревпогром был велик, но восстановленное надгробье Дианы хранится в Лувре – верхняя часть великолепного фонтана Дианы (школа Жана Гужона), а во двор парижской Школы изящных искусств выходит один из здешних фасадов. В деревне Ане остались перестроенная в XVI веке церковь XIII века, кладбище, где некогда свалили в общую яму останки Дианы (ныне перезахороненные в церкви), и красивый каменный крест 1555 года…
А теперь, покинув прекрасные гнезда былых красавиц-фавориток, я предлагаю повернуть на северо- восток по 928-й департаментской дороге и вторгнуться в сердце знаменитой страны Мантуа (еще одной из множества «стран», составивших некогда Францию), направляясь к старинной ее столице.
Страна Мантуа лежит в долине реки Сены, между Эптом, Во и границей Вексена, простираясь на Севрском плато между Сеной и Юром, между долинами Модра и Ла-Вакулюра… И многие знаменитые города в ближнем к Парижу северо-западном районе относят к стране Мантуа, и многие бесценные памятники архитектуры, а уж за истекшие столетия каких только «исторических событий» не происходило в Мантуа и в столице края – Манте, куда мы сейчас приближаемся так стремительно.
Знаменитый этот Мант окрещен был «Прекрасным» или просто «Красивым» – Mantes-la-Jolie, – так что, пока мы не въехали еще в его жуткие индустриальные пригороды и в жилищное море иммигрантских хрущоб, испохабленных надписями, спешу предупредить, что редкому городу во Франции выпала на долю такая невезуха, как этому Манту, который красивым теперь назовет только насмешник и циник. А все же есть еще и в Манте уголок, где можно замереть и восхититься, да не какой-то там неведомый уголок, а знаменитое место – площадь перед прославленным собором Нотр-Дам, – туда мы и помчимся с вами, чтоб вспомнить старину и посетовать на современность. Несчастья, постигшие Мант и продолжающие его преследовать (а я лично, как умеренный оптимист, могу предвидеть еще и худшее), вовсе не однообразны и источники имели разные. Этот столичный еще в меровингскую эпоху Мант (кельтская Медунта) со времен Гуго Капета входил в королевские владения, но часто подвергался набегам нормандских правителей (например, в 865 году). Когда же во главе норманнов встал сам достославный Вильгельм (точнее было бы сказать, Гийом) Завоеватель (тот самый, что сделался английским королем и научил наконец весь придворный Лондон говорить на лучшем в мире языке), то он и вовсе потребовал в 1087 году от короля Филиппа I (того самого, что был сыном киевлянки Анны) отдать ему Мант без лишних разговоров. Не получив согласия от внука Ярослава Мудрого, Вильгельм Завоеватель немедленно завоевал Мант, предал его огню вместе с чудесным его собором, но упал с лошади и был при этом смертельно ранен. В отличие от нынешних правителей-безбожников, которые, обобрав страну, умирают с чувством выполненного долга, бедняга Гийом, умирая в Руане, испытал некие угрызения совести и даже завещал какую-то крупную сумму (и правильно сделал, потому что с собой ничего, кроме грехов, все равно не утащишь) на восстановление и перестройку им подпаленного собора Нотр-Дам. И вот ведь чудо – сколько с тех пор бед ни пережил этот город на Сене, как его ни бомбили, ни «утюжили», а собор еще красуется над Сеной, и Сена (хоть и порядком изгаженная) течет мимо, сверкает на солнце…
Но вернемся все же в проклятое прошлое, чтобы добраться наконец до сомнительной современности. Король Филипп-Август очень жаловал Мант: отсюда он руководил военными действиями против Нормандии и Вексена. Здесь он и умер 14 июля 1223 года (день в день за 566 лет до новых бед), и велел похоронить свое сердце у подножия главного алтаря собора. Потом были Столетняя война, новые раздоры, пораженья и униженья, потом до середины XV века хозяйничали тут англичане, но помнилось горожанам победоносное шествие по городу короля Генриха IV в, дай бог память, 1590 году. Генрих IV и потом часто сюда наведывался, потому что на углу нынешних улиц Национальной и Тьера жила тогда прекрасная Габриэль… Вообще, в жизни Генриха IV этот город сыграл немаловажную роль. Это здесь он решил вторично отречься от протестантской религии…
Ну а с 1939 по 1945 год город неоднократно бомбили то бывшие союзники и победители Франции, то будущие победители и союзники (особенно тяжко пришлось от бомбежки будущих, имевшей место 30 мая 1944 года).
Но вот чудо – так же гордо стоит собор Нотр-Дам (его даже называют иногда кафедральным, хотя Мант никогда не был епископской столицей), великолепный позднеготический собор конца XII – начала XIII века (1170–1220), сверстник парижского, руанского и санлисского… Стоит там же, где любили его рисовать Коро и Тернер. Стоит, красуясь знаменитыми своими тремя порталами, огромной великолепной розой, часовней наваррских королей, статуэтками четырех принцесс, своими хорами и витражами XIII века, старинной живописью и скульптурой…
Много ли еще уцелело от того, что делало Мант Прекрасным? Не слишком много. Уцелела церковь XV
