Комната с заколоченными ставнями

— Ой, да вы аж подпрыгнули, незнакомец. Только зачем вам Квамис, если он не вернулся и уже не вернется. Он ушел туда и не хочет возвращаться.

— Что вам известно об Элайдже Биллингтоне? — резко спросил Дьюарт.

— Ну и вопрос! Я знаю только то, что рассказывали в моей семье. Элайджа знал больше, чем позволительно простому смертному. — Старуха хрипло рассмеялась. — Больше, чем должен знать человек. Магия, Знак Древних. Мудрый он был человек, этот Элайджа Биллингтон; вам повезло, что вы его родственник — благородная кровь. Только не делайте того, что делал он, и помните — не трогайте камень, не открывайте запечатанную дверь, чтобы Те, Кто за Пределом, не прорвались к нам.

Слушая, что говорит женщина, Эмброуз Дьюарт внезапно ощутил, как его захлестывают дурные предчувствия. Приключение, за которое он взялся с таким энтузиазмом, ради которого перечитал горы старинных документов и просмотрел кипы пожелтевших книг и газет, судя по намекам жителей этой убогой деревушки, грозило обернуться настоящим кошмаром. В углу темной комнаты, сгорбившись, сидела древняя старуха, которую тьма поглотила целиком, скрыв от Дьюарта ее черты, но не скрыв его самого от взгляда старухи, и она явно изучала его, как и те старики возле церкви, сверяя его черты с чертами Элайджи Биллингтона, и веяло от этого чем-то дьявольским; смех старухи казался Дьюарту неприличным и ужасным — он был тонким, как писк летучих мышей. Слова, которые небрежно срывались с ее губ, казались ему, человеку далеко не впечатлительному, наполненными страшным смыслом, пред которым пасовал даже его трезвый ум; и как ни старался Дьюарт взглянуть на ситуацию с прозаической точки зрения, у него ничего не получалось. Он пытался уверить себя, что так и должно быть, что здесь, среди холмов Массачусетса, в этих диких местах, где живут угрюмые суеверные люди, ничего другого нельзя и ожидать; и все же было в миссис Бишоп что-то такое, что отличало ее от простой деревенской старухи, словно она знала какую-то важную тайну, и это позволяло ей смотреть свысока на непосвященных.

— Скажите, в чем обвиняли моего прапрапрадедушку?

— А вы не знаете?

— В колдовстве?

— Думаете, в сношениях с дьяволом? — хихикнула она. — Вовсе нет. Никто не знал в чем. Я вот что вам скажу: Он не тронул Элайджу, когда бродил по холмам и устраивал адский шум по ночам. Элайджа призвал Его, и Он пришел; Элайджа отослал Его прочь, и Он ушел. Ушел туда, где сейчас сидит, притаился и ждет — ждет вот уже сто лет, когда откроется заветная дверь, и тогда Он выберется наружу и снова будет бродить по холмам.

Слушая старуху, Дьюарт узнавал знакомые мотивы; конечно, от ее слов веяло обычными историями с колдовством и демонологией, но вместе с тем было в них что-то еще помимо этого.

— Миссис Бишоп, вы когда-нибудь слышали о Мисквамакусе?

— Это был самый великий колдун племени вампанугов. Мне про него дед рассказывал.

Отлично, уже что-то.

— И этот колдун, миссис Бишоп…

— Ох, не спрашивайте. Он все знал. И Биллингтон знал. Не стану я об этом рассказывать. Я старуха, мне уж недолго осталось, и все равно боюсь я об этом говорить. Вы лучше книги почитайте.

— Какие книги?

— Которые читал ваш прапрапрадедушка; там все написано. Станете читать, тогда все и поймете — как Он отвечал с холмов, как появлялся из воздуха, словно бы со звезды спускался. Только не делайте того, что делал Элайджа, потому как если явится Тот-Кого-Нельзя-Называть, кто знает, что он с вами сделает? Сейчас Он сидит и ждет. Сто лет прошло, а Он этого и не заметил, словно это было вчера. Время для него — ничто. И пространство тоже. Я бедная старая женщина, мне недолго осталось, но я вижу их тени, вот они, кружатся, витают над вами, хлопают крыльями и ждут, ждут. Не ходите на холмы и не пытайтесь никого вызывать.

Все это Дьюарт выслушал с ощущением нарастающей тревоги и того, что называется «морозом по коже». Предметы в комнате, и эта старуха, и сами звуки ее голоса — все казалось ему зловеще-загадочным; несмотря на окружающие его стены, он чувствовал себя слабым и беззащитным перед надвигающейся тьмой, которая давила на него, как и эти таинственные, увенчанные каменными кольцами холмы. Дьюарт готов был поклясться, что в эту минуту кто-то заглядывает ему через плечо, словно те старики из Данвича последовали за ним сюда и теперь слушают его разговор со старухой. Внезапно его сознание затуманилось, и вот уже комната ожила, по ней заметались какие-то существа, и Дьюарт, который был уже не в силах противостоять игре собственного воображения, не слышал ничего, кроме жуткого, пронзительного хихиканья.

Дьюарт резко поднялся.

Вероятно, старуха что-то почувствовала, поскольку сразу перестала хихикать и униженно заканючила:

— Не трогайте меня, хозяин, я старая женщина, мне недолго осталось.

И вновь, как и прежде, столь явное проявление трусливой покорности наполнило Дьюарта ощущением тревожного волнения. Он не привык к угодливости, против которой восставало само его существо, которая была противна ему до тошноты, ибо он прекрасно сознавал, что раболепие этих людей вызвано не уважением, а глупыми сказками об Элайдже, и от этого на душе становилось еще омерзительнее.

— Где я могу найти миссис Джайлз? — коротко бросил он.

— На том конце Данвича. Живет с сыном, он у нее не в себе, говорят.

Дьюарт уже ступил на крыльцо, когда за его спиной вновь послышался противный скрип, который у миссис Бишоп считался смехом. Несмотря на отвращение, он остановился и прислушался. Смех прекратился, его сменило неясное бормотание. И тут, к своему великому изумлению, Дыоарг понял, что старуха говорит не по-английски, а произносит какие-то странные звуки, которые здесь, среди лесов, он никак не ожидал услышать. Дьюарт напрягал слух, пытаясь разобрать отдельные слова. Насколько он мог определить, произносимые старухой звуки представляли собой странную смесь слов и придыхания; этот язык он не слышал ни разу в жизни. Вытащив из кармана конверт, Дьюарт попытался записывать транскрипцию звуков, но когда он взглянул на то, что записал, то увидел какую-то чепуху. «Н'гаи, н'га'гхаа, шоггог, й'хах, Ньярла-то, Ньярла-тотеп, Йог-Сотот, н-йах, н-йах». Вскоре бормотание старухи стихло, и в доме наступила тишина. Совершенно обескураженный, не веря своим глазам, Дьюарт смотрел на листок бумаги с написанными на нем знаками транскрипции; это было невероятно — почти неграмотная, дремучая деревенская старуха владела неизвестным ему иностранным языком с какой-то невероятной фонетикой; в одном он был абсолютно уверен — это не индейский язык.

Итак, с горечью приходилось признать, что ему не удалось узнать ничего, что могло бы добавить штрихи к портрету его далекого предка; вместо этого его все больше затягивало в водоворот тайн и загадок, ибо несвязная беседа с миссис Бишоп не дала ему ничего, кроме новых головоломок, начисто лишенных очевидной связи с Элайджей Биллингтоном или хотя бы с его именем, которое, словно магнит, притягивало к себе поток разрозненных воспоминаний, лишенных единого основания или смысла.

Бережно свернув конверт, Дьюарт сунул его обратно в карман; из дома не доносилось ни звука, слышался только шелест листьев на ветру. Дьюарт уселся в машину и поехал обратно — сначала по дороге, потом через деревню, где во всех окнах и дверных проемах, разглядывая его, торчали темные, молчаливые фигуры. Вскоре он подъехал к тому месту, где должен был находиться дом миссис Джайлз. Таковых было три «на другом конце Данвича», подходивших под описание миссис Бишоп.

Выбрав тот, что был посередине, Дьюарт постучал; не получив ответа, направился к самому дальнему — по меркам Аркхема, до него было бы три квартала. Его сразу заметили. Он не прошел и нескольких шагов в ту сторону, как из кустов внезапно выскочило сгорбленное существо и со всех ног бросилось к дому, выкрикивая на ходу: «Ма! Ма! Он идет!»

После чего существо скрылось в доме. Дьюарт, размышляя о полном обнищании и вырождении обитателей жалкой деревушки, последовал за ним. Крыльцо отсутствовало; фасадом дома была мрачная некрашеная стена с дверью посередине. Даже здесь, в атмосфере всеобщей убогости и уныния, этот дом можно было принять за нежилой сарай. Дьюарт постучал.

Дверь распахнулась; на пороге стояла женщина.

— Миссис Джайлз? — спросил Дьюарт, прикоснувшись пальцами к своей шляпе.