каждый день катались, и перед самым их появлением растянула через дорогу прочный канат. Вот они со всей дури на него и налетели.
Кровища кругом, самогонные пары, аж глаза режет. Девица та подлая — сразу насмерть. Как головой в столб вписалась, так душу и отдала. А Филипп живой. Ногу сломал, пару рёбер, а так — хоть завтра снова на свадьбу. И милиция тут как тут. Что, мол, такое здесь произошло?
А супруга подходит к Филиппу и говорит: «Это тебе за твою верность».
Понял он всё, и тут же раскаялся. «Вяжите меня, - говорит он милиционерам. - Я один во всём виноват. Напился пьяный, за руль сел, скорость превысил. Чуете, как разит от меня?»
Не стали они подробно разбираться в этом деле, раз человек сам с повинной к ним в руки лезет. И намотали Филиппу десяток лет строгача. Припомнили ему и условный срок, и первый инцидент с прощением.
Шнырь замолчал, изучая реакцию публики.
- Он до сих пор сидит? - спросил участливо Серега.
- Да. Годков пять ему осталось. Если амнистия не случится. Или наоборот — не вляпается во что-нибудь ещё.
- А семья?
- А что семья? Развелись они. Говорят, бывшая его снова замуж вышла.
- Вот что бывает, - глубокомысленно произнес Атилла. - Когда личная жизнь мешает производственной.
- Что ты имеешь в виду? - напряглась Юля.
И великан засмущался.
Глава 39. Тропою Гамлета
Человек, лишённый душевного фундамента, подобен упавшему с дерева листу, гоняемому ветром. Любое, даже самое лёгкое дуновение, приводит его в смятенный трепет. Кратковременный порыв — и вот его уже несёт в неведомую сторону, безжалостно переворачивая и трепля. Едва он завалится в какую- нибудь укромную щель, как уже в следующую секунду катится по мостовой, отчаянно бросаясь в ноги прохожим.
Ваню Жилкина болтало вторую неделю. Спонтанно возглавив перспективную, как ему показалось, организацию, он тут же стал сомневаться в верности принятого решения. Нет, идея за всем этим стояла неплохая, но он чувствовал, что лодку всё время кренит на бок, заставляя её отклоняться от выбранного курса. В конце концов, её занесло куда-то уж совсем не по адресу.
Путём многотрудных рассуждений Ваня вплотную подобрался к выводу, что руководимое им предприятие в его сегодняшнем виде не имеет ничего общего с оригиналом, под которым он, собственно, и подписывался. Да что там говорить! Оно является опасным. Как для общества в целом, так и для него персонально. Причём, второе беспокоило его намного сильнее, чем первое.
Он вдруг стал замечать вокруг себя странные, если не сказать, подозрительные вещи. В их подъезде, ни с того ни с сего, прорвало трубу отопления, и вот уже несколько дней с ней возились люди в телогрейках. Они много курили и каждый раз, когда Иван проходил мимо них, замолкали, бросая на него косые взгляды. Пахло то ацетиленом, то гарью.
Соседка по площадке врезала себе в дверь новый глазок, крупнее предыдущего раза в два. Судя по всему, она теперь сутками напролет стояла, прильнув к нему. Наблюдала за происходящим. А по ночам строчила отчеты об увиденном. Иначе, как объяснить доносившийся из её квартиры характерный звук печатной машинки?
Отправляясь за хлебом в магазин, Иван часто останавливался по пути и наклонялся, чтобы завязать шнурки — старый испытанный приём разведчика. И один раз ему даже повезло, если это можно назвать удачей — он обнаружил за собой слежку! Какой-то гражданин в драповом пальто попытался спрятаться за угол дома, но подскользнулся и съехал прямо к ногам Ивана.
- Извините! - пробормотал он и тут же торопливо убежал.
Всплески панической энергии то и дело пробегали по дну Ваниного сознания, держа его в постоянном напряжении. Вполне логично поэтому, что оно стало произвольно генерировать разнообразные схемы ухода от ответственности. Скажем прямо, не все они базировались на Христианских принципах.
Лежащий на поверхности вариант чистосердечного раскаяния с одновременной сдачей товарищей всплывал на поверхность чаще других, но Ваня, отдадим ему должное, гнал прочь предательские мысли. Прежде всего потому, что этот подход не гарантировал ему собственной невиновности. Как минимум, его ждали отчисление или исключение. А может, и то, и другое вместе.
Сладкая мысль о бегстве в далёкую страну, где нет органов, будоражила не меньше, но Ваня не был уверен, что она, во-первых, существует, а, во-вторых, что до неё можно добраться доступными видами транспорта. Переход границы с надёжным проводником тоже казался ему весьма утопичным. Разве что записаться в какую-нибудь заполярную экспедицию, где, по слухам, не требуют даже паспортов.
Получалось, что самым благоприятным выходом из сложившейся ситуации была, как ни крути, ядерная война. Она, конечно, несла в себе массу других неудобств, но хотя бы не ставила его перед этим постыдным и мучительным выбором.
«Бред! Какой бред!» - ругал себя Иван последними словами за глупые фантазии и неспособность решать жизненно важные задачи.
«Рассказать всё родителям? Посоветоваться со старыми друзьями? Попасть в больницу?» - лихорадочно перебирал он самые идиотские идеи.
Так продолжалось, пока он окончательно не выдохся. Опустившись в бессилии на диван, он произнёс вслух:
- Ну, и чёрт с ним! Отсижу своё и начну новую жизнь.
Он стал представлять себе, как мать упаковывает ему вещи: тёплые носки, нижнее бельё, шарф... Глаза его моментально затуманились слезами, и сквозь мутную водянистую пелену он увидел образ барака, дымящееся ведро с чефиром, себя, лежащего на нарах. Почему-то с гитарой в руках. Неужели вы не видите, товарищи народные заседатели (или как вас там), что человек полон раскаяния? Он готов искупить, отработать. Чем угодно. Как угодно. Дайте ему шанс! Не губите молодую, перспективную личность! Он не виноват! Это всё они...
Ваня покосился на своё отражение в зеркале и замер. Постойте! Ведь совсем не обязательно доносить до их сведения голую правду. Важно предпринять этот шаг первым. И на правах, так сказать, инициатора попытаться подать всю эту неприятную историю в несколько ином свете. Что если его заставили? Угрожали, пугали?
Так, уже теплее. А что если...
Иван едва не свалился с дивана. Ну, конечно же! Под натиском врага он согласился на эту отвратительную роль, но, будучи верным ленинцем, решил обратить заведомо проигрышную ситуацию к общей пользе. Да! Он внедрился в преступную организацию с тем, чтобы заручиться их доверием и авторитетом, а затем вывести на чистую воду. Он — тайный агент, о котором не знали даже самые компетентные органы. До поры до времени. И вот теперь он созрел. Явился. И не с пустыми руками. Он ждёт инструкций и готов пожертвовать собой ради великой цели.
Иван в возбуждении вскочил на ноги и несколько раз пересёк пространство комнаты.
Действовать! Немедленно! Пока до того же самого не додумались конкуренты.
Одевался он минут двадцать, так как дрожавшие руки не попадали в рукава, отказывались застегивать пуговицы и не могли совладать со шнурками на ботинках. Потом ещё пришлось писать записку для родителей, которая получилась лаконичной и нервной:
Выйдя на улицу, он сначала попытался схватить такси — дело-то всё-таки государственной важности. И
