овладели людьми. И сделал это свободный и радостный труд. Труд – признание, труд – праздник. Вот о чем рассказывают в новой книге более семидесяти авторов.
Мы еще и еще раз перебирали эти бесхитростные были.
Вот рассказ Дмитрия Филипповича Пестова о том, как он собирал первые экскаваторы. Тогда еще стоял над его душой американец-инструктор, посмеивался и командовал:
– Па-дымай вверх, па-дымай вниз. Дубинушка, ух!
Теперь Дмитрий Филиппович сам кого хочешь научит управлять нашими уральскими машинами, которые не чета американским «рустонам».
А вот Фаина Шарунова вспоминает, как в суровые дни войны она, первая женщина-горновая в мире, повелевала огненной рекой металла.
Шелестят страницы. Вот письмо Никиты Сергеевича Хрущева сталеварам, теплое, сердечное. Это их бригадам, Юрия Зашляпина, Юрия Плосконенко, Якова Кальниченко и Тимофея Образцова, первым на комбинате присвоили звание коммунистических.
Их много, этих страниц, и за каждой – разные люди, разные судьбы. Деревенские парни, потомки демидовских крепостных – теперь герои труда, депутаты советского парламента, строят светлое коммунистическое завтра.
«Новые были…» выходят в рабочем издательстве. И конечно, приехав в Москву, мы направились туда. Книгу в «Профиздате» уже прочитали. Понравилась. И может, поэтому нас встретили тепло. Поездку одобрили и послали с нами редактора Ирину Филатову.
Подъезжая к Ростову, мы думали и говорили уже только о Шолохове, о его книгах.
Станция Миллерово. Приземистый, истыканный пулями двух войн вокзал. Вспомнили, как с этого вокзала удирал от немцев отец Григория Мелехова – Пантелей Прокопьевич.
Миллерово – ближайшая от Вешенской железнодорожная станция, писатель ездит через нее в Москву, и когда мы в пристанционном буфете сели пообедать, то невольно подумали о том, что серенькие вылинявшие стены, наверно, не раз видели, слышали и самого Шолохова.
Позвонили в Вешки, как здесь любовно называют станицу, и с сожалением узнали, что Михаил Александрович вылетает в Ростов встречаться со своими избирателями.
И снова за окнами вагона – побеленные домики с соломенными крышами, хрупкие и легкие, как декорации, и степь во всю ширь – то черная, вспаханная, то серая от прошлогодней стерни. А в стекла бьет солнце, его брызги слепят глаза, снегу не видно, как не видно лесов, гор, так привычных нам, уральцам. И сердце почему-то никак не откликается на этот пейзаж – голо, пусто и, по правде, скучновато. И опять вспоминается Шолохов. Надо родиться здесь, надо иметь огромную, поистине шолоховскую душу, чтобы раскрыть для миллионов читателей неприметную, потаенную красоту этих мест.
По Ростову робко бродит весна. Асфальт гол и черен. На женщинах – шелковые косынки, на мужчинах – светлые кепки, и только мы в тяжелых зимних шапках. У кинотеатров продают букеты фиалок. Оттаявшие деревья пахнут корой. На Дону большие полыньи, и зеленоватая вода в них в самом деле тиха и величава. Но ростовчане еще не совсем поверили весне, и пальмы у вокзала и кипарисы в аэропорту стоят закутанными в желтую кукурузную солому.
У парка «Победы» на центральной улице – с утра до вечера толпа мужчин, одних мужчин. Со стороны видны лишь их спины, самые разные спины – широкие и узкие, прямые и сгорбленные. В течение дня мы два раза проходили мимо толпы и не знали, что про нее подумать – то ли какие заговорщики, то ли обыкновенные зеваки разглядывают диковинку.
Наконец, уже в одиннадцатом часу вечера, поравнявшись с толпой в третий раз, один из нас, не вытерпев, тронул за плечо крайнего мужчину и спросил, что это за люди.
– Болельщики, – коротко ответил мужчина.
– Какие болельщики? – изумились мы.
– Футбольные.
– Разве у вас уже играют в футбол?
– Нет, сезон еще не открыт. Но какое это имеет значение?
– Так что же они тогда делают?
– Обсуждают прошлогодние и позапрошлогодние матчи.
Из дальнейшего разговора мы узнали совершенно невероятные вещи. Болельщики встречаются каждый день. Здесь у них нечто вроде клуба под открытым небом. И толкутся они и спорят с раннего утра до полуночи, а летом, когда идут матчи, – круглые сутки. Год назад они собирались у шахматного клуба, мешали движению транспорта, замусорили улицу. Тогда специальным постановлением горсовета им был отведен вот этот «пятачок» перед входом в парк.
Таков Ростов.
Михаил Александрович остановился в гостинице «Московская».
23 февраля, в День Советской Армии, встретились с его секретарем, Анатолием Дмитриевичем Соколовым. Он нам понравился – высокий, густоголосый, с добродушными толстыми губами и ироническим выражением в серых глазах.
Один из нас держал под мышкой объемистую папку с рукописью «Новых былей горы Высокой». Анатолий Дмитриевич опасливо покосился на рукопись и зябко передернул плечами.
– Это что? – с веселым ужасом спросил он. – Рукопись! Бр-р! Меня в дрожь бросает, когда их вижу, да еще такие толстые!
– Верно, много приходит?
– Много – не то слово. Недавно мы выезжали в Скандинавию, вернулись, а у меня на столе – целый Эльбрус. Тысяча сто семнадцать писем и рукописей. Каждый день сыплются, как в копилку. И еще посылка в фанерном ящике. Обрадовался, вскрыл, а там – тоже рукопись, да от руки и сверху письмо: «Многоуважаемый Михаил Александрович! Посылаю Вам роман, только что закончил и даже сам не перечитывал, очень боюсь, что наворотил какую-нибудь галиматью. Прошу Вас – прочитайте быстрее и ответьте». Ну я, конечно, ответил немедленно. «Сначала прочитайте сами. Извините за короткое письмо, ведь Вы просили ответить как можно скорее». Заколотил ящик и вместе с письмом – обратно. А два дня назад получил телеграмму: «Товарищ Соколов, спасибо за добрый совет, теперь на три месяца мне есть чем заняться».
Мы рассмеялись, а Анатолий Дмитриевич спросил:
– Как вам Ростов?
– Понравился. Особенно болельщики.
– О, эти болельщики! Они и нам не дают покоя. Прошлым летом проштрафился Виктор Понедельник, и его долго не допускали до игры. Триста писем пришло от болельщиков. Сложил их в чемодан и – в Москву хлопотать за Понедельника. Вернули в команду.
– Интересно, Михаил Александрович бывает на футболе?
– Нет. Но по-своему «болеет». Как-то наши играли в Тбилиси, так он послал на стадион телеграмму: «Побейте ростовских задавак.
– И болельщики простили телеграмму?
– Не знаю. Во всяком случае, появляться на их «пятачке» побаиваемся.
Мы никак не решались задать Соколову самый главный вопрос – когда же сможем поговорить с Михаилом Александровичем. Ведь, кроме встреч в Ростове, ему предстояло выступить перед избирателями в Астрахани, Шахтах, Новочеркасске и других городах. Найдет ли он время для нас?
Анатолий Дмитриевич догадался о наших переживаниях:
– Сегодня у нас был секретарь обкома, и Михаил Александрович ему сказал: «Один день оставьте в мое распоряжение: ко мне приехали гости с Урала».
И мы успокоились.
…Анатолий Дмитриевич позвонил на следующее утро. Передал приглашение Михаила Александровича позавтракать вместе с ним.
Торопливо собрались. Дмитрий Филиппович достал из бумажника ордена, а Николай Ржаников их приколол ему на пиджак. Оглядели друг друга. Дмитрий Филиппович и Николай Ржаников обязательно должны были прийтись по душе Михаилу Александровичу. У Дмитрия Филипповича и внешность примечательная – маленький, коренастый, крепкий, седые волосы вьются из колечка в колечко и торчат в
