разные стороны, на груди Золотая Звезда и три ордена Ленина, – и нрав необыкновенно веселый и общительный. Уже через час после того, как мы выехали из Тагила, весь вагонный люд, начиная с нас и кончая проводницами, знал о нем все. Что с малолетства остался в сиротстве, четырнадцати лет пошел «робить в гору», в ту самую гору, о которой вместе с семьюдесятью шестью другими авторами теперь написал книгу. Все узнали, что нынче на руднике он не просто Дмитрий Пестов, а глава целой горняцкой династии – тут работают и его сын и дочь, а один сын, Николай, унаследовавший и отцовскую профессию – экскаваторщика, трудится на Соколовско-Сарбайском руднике и выдвинут там кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. Наконец, знали – сам Дмитрий Филиппович так владеет экскаватором, что огромным четырехкубовым ковшом может поднять с земли пятак, не зацепив ни крошки породы.
Случилось так, что Дмитрий Филиппович ни разу не бывал в Москве. В метро он остановился перед эскалатором и заявил: «Боюсь». Тогда Николай Ржаников схватил его за рукав и втащил на движущуюся лестницу. В Москве зашли пообедать в ресторан. Заказали икру. Ее принесли в мелких серебряных тарелочках, вставленных в такие же серебряные высокие подставки. Впечатление было такое, что икры очень много, и Дмитрий Филиппович взял вилку и со всего маху запустил ее в тарелку, но вилка громко звякнула о донышко.
– Да тут и нет ничего, – удивленно и разочарованно сказал он. – А я-то думал: ну, поедим!
Любимое выражение у Дмитрия Филипповича: «легонечко извините». И что бы он ни делал, он всегда легонечко извиняется.
Николай Ржаников моложе Дмитрия Филипповича лет на пятнадцать, высокий, плечистый, русоголовый, красивый здоровой неброской русской красотой. В горе он проработал ни много ни мало – целых двадцать лет, на груди у него тоже Золотая Звезда.
Через полчаса мы были в гостинице «Московская». Нас встретил Анатолий Дмитриевич, раздел в своем номере, и вместе с ним мы направились к Михаилу Александровичу.
…Со стула поднялся небольшого роста человек в синем толстом свитере с высоким воротником, плотно обхватывающим шею, в зеленых казацких брюках, в мягких сапогах с отворотами. Поднялся и пошел навстречу, говоря:
– Здравствуйте, дорогие уральцы!
Да, мы его сразу узнали, хотя выглядит он постарше, чем на фотографии, напечатанной в этот день в ростовском «Молоте». Высокий, очень высокий лоб, седые, хохолком, волосы, седые – щеточкой усы. А глаза молодые, добрые, с веселыми складочками в уголках: казалось, в них затаился весь шолоховский юмор.
Михаил Александрович обнял и расцеловал каждого из нас.
В комнате были секретарь Ростовского отделения Союза писателей Александр Бахарев и еще один мужчина, худой, смуглый, с изрезанным морщинами лицом. Михаил Александрович представил его:
– Мой большой друг, бывший вешенский, первый секретарь райкома Луговой.
Сели вокруг накрытого стола. Осталось незанятым только большое кресло в переднем конце. Михаил Александрович сказал с улыбкой:
– Пустует председательское место. Кого же выберем на него?
Встреча была после Дня Советской Армии. Поэтому решили, что
председательствовать будет старший по воинскому званию. Им оказался Михаил Александрович – полковник запаса.
– С чем пожаловали, дорогие уральцы, чем могу служить? – спрашивает Михаил Александрович.
Рассказ повел Николай Ржаников. Говорил он просто, по-рабочему, убедительно. «Вот-де, отцы наши более четверти века назад написали книгу «Были горы Высокой». Жизнь с тех пор далеко ушагала вперед. И мы решили продолжить книгу. И нам очень хочется, чтобы предисловие к ней написали вы».
– Дело это хорошее, – подумав, произнес Михаил Александрович. – Но вот ведь какой вы народ – предисловие вам напиши, а нет чтобы в гости пригласить.
– Как же, обязательно! – хором заговорили мы. – Привезли приглашение. Не только устное, но и письменное.
У нас в самом деле было с собой письмо с приглашением от горняков и металлургов комбината.
– Вот с этого и надо было начинать, – сказал Михаил Александрович.
Потом он расспрашивал о книге: похожа ли на первую, вышедшую под редакцией Горького, кто авторы, сколько их?
– Сейчас надо писать по-другому, – сказал Михаил Александрович. – Четверть века назад мы могли еще пушками воевать и побеждать, а сегодня с ними проиграешь сражение, нужны ракеты.
Мы ответили, что в новой книге рассказывают о своей жизни, переменах в ней сами рабочие.
– Писатели у вас есть?
– Да. В Свердловске.
– Помогали?
– Нет. Помогали журналисты.
– Книга рабочих – дело хорошее.
Мы знали, что Михаил Александрович иначе сказать не мог. Ведь еще в 1935 году он сам замышлял создать или принять участие в создании книги, подобной горьковским «Былям горы Высокой». «Недавно я возвратился из хутора Подкущевского, – говорил тогда Шолохов. – Там встретил прекрасных людей. Если сам не напишу о них, то помогу им написать книгу по типу «Были горы Высокой» или «Беломорстрой». (Сочинения. Т. 8. С. 374.)
– Предисловие-то к ней могу написать. Но сейчас – только общими фразами, потому что не бывал на Урале. А это не то, что нужно. Давайте договоримся так: побываю у вас, посмотрю все своими глазами, встречусь с авторами, поговорю, тогда и напишу.
– А когда сможете приехать?
Подумав недолго, Михаил Александрович ответил:
– Летом. Давно уже на Урал собираюсь, нынче летом и приеду.
Михаила Александровича волнуют проблемы нашей литературы.
Он с хозяйской озабоченностью и болью говорил:
– Не люблю я книги с золотыми обрезами, что нетронутыми стоят на полках. Люблю, когда они зачитаны до дыр, в потертых обложках и с залатанными страницами! Это настоящие книги! А то сейчас пошла мода писать книги лишь для самого себя. Раскупит их автор, раздарит родственникам, и стоят они под стеклом, как семейные альбомы.
Говорил Михаил Александрович неторопливо, проникновенно, делая легкие движения пальцами, будто он подбирал ими и ощупывал нужные слова. Хотелось бы записать, застенографировать каждое его слово. Но записывать во время беседы было неудобно, и мы только позже по памяти восстанавливали их, и, конечно, далеко не точно.
– В последнее время около литературного дела, особенно такого, как ваше, когда пишут рабочие, кормятся равнодушные, далекие от жизни поденщики. А в Москве такими – пруд пруди. Им обязаны многие мемуарные книги. Выйдет генерал в отставку: жизнь богатую прошел, знаний много, а рассказать не умеет. Тут и появляются «помощники». Скажем, и к нашей книге можно прикрепить кого-нибудь из москвичей. Но ни вы, ни я на это не пойдем.
– Сегодня я что-то разговорился, – помолчав, сказал Михаил Александрович. – По характеру да и по профессии я люблю больше слушать. Но сегодня я хозяин, ничего не поделаешь, приходится занимать гостей.
Начался общий разговор об Урале, Доне. Узнали мы, что в станице Вешенской жил прототип Григория Мелехова – казак Харлампий Ермаков. Два раза он воевал за белых, два – за красных, был комдивом в конармии Буденного, награжден двумя орденами Боевого Красного Знамени. А в 1925 году по недоразумению расстрелян как «контра». Сын его Михаил, по роману – Мишутка, теперь живет неподалеку от Вешенской. Участвовал в Великой Отечественной войне, ранен, вернулся в звании старшего лейтенанта и с многочисленными боевыми наградами. Сейчас он частенько наведывается в Вешенскую.
Любит Михаил Александрович шутку, острое слово. Разговор то и дело прерывался смехом. Веселье очень хорошо поддерживал и наш Дмитрий Филиппович. В самом начале беседы он заявил:
– Михаил Александрович, легонечко извините, но я сяду рядом с вами: я постарше всех в нашей делегации.
