На урумском же в основном проходили допросы свидетелей (и урумов, и румеев; показания записывались по-урумски греческими буквами или переводились чиновником на русский). В первые десятилетия после переселения из Крыма румеи, помимо румейского, свободно владели урумским, а урумы были одноязычны. Урумский выполнял функцию языка-посредника между двумя группами и использовался при совершении торговых операций в Мариуполе, в судебных разбирательствах и на официальных мероприятиях. Частично распространение урумского среди румеев продержалось вплоть до конца XIX в.: «Греки в большинстве говорят по-татарски, а употребляющие татарское наречие по-гречески и не говорят, и не понимают» [Мариуполь и его окрестности, 1892, с. 38]. Греческое самоуправление препятствовало широкому распространению русского языка. При достаточно замкнутой жизни сообщества, центр которого находился в «греческом царстве» — Мариуполе, необходимость овладения русским языком первое время не возникала.
Таким образом, в первые десятилетия после переселения греков из Крыма в Приазовье основным языком общения чиновников Греческого суда с жителями греческой округи был урумский, не имевший собственной письменности и в качестве графических начертаний применявший греческие буквы. Употребление урумского в качестве административного языка вызвано тем, что им владели и румеи, и урумы; и те, и другие привыкли в Крыму использовать этот язык в качестве официального идиома; для урумского существовала разработанная юридическая терминология (заимствованная из опыта делопроизводства на татарском языке в Крыму). К румейскому языку не прибегали в Греческом суде;
книжный вариант греческого языка (кафаревуса) использовался во внутренних церковных текстах, однако для взаимодействия с Греческим судом иерархи выбирали урумский язык. Внутренним языком делопроизводства был русский, которым владели чиновники, но не просители. Постепенно объем документации на русском увеличивался, а на урумском — сокращался. К. В. Викторова на основании дел Греческого суда приходит к аналогичным выводам: румейский язык в суде вообще не встречался, а урумский язык очень быстро терял значение. Уже к началу XIX в. между собой чиновники говорили преимущественно на русском языке, переходя на урумский только при в общении с населением [Викторова, 2006, с. 56].
В 1859 г. в Мариупольском уезде было введено общее управление, и округ становится подотчетен гражданской администрации Екатеринославской губернии [Джуха, 1993, с. ПО], и, таким образом, отменялось административное самоуправление; фактически прекратилась деятельность Греческого суда, хотя официально он был ликвидирован лишь в 1869 г. Дарованное якобы навечно освобождение от рекрутской повинности продержалось несколько дольше и было отменено в 1874 г.
Еще одной льготой в Приазовье для выходцев из Крыма было распределение земель только между ними. Первое время после переселения в Мариуполе и на прилегающих территориях было предписано «никому другой нации никаких земель ни под селение, ни под строение домов не отводить» [Иванова, 2004, с. 129]. Однако практически сразу начались попытки ограничить земельные преимущества греков. В 1808 г. был назначен трехлетний срок для освоения греками всех жалованных им земель с тем, чтобы неосвоенные к 1811 г. излишки отошли в казну. Некоторое время после 1811 г. продолжалась юридическая переписка, и окончательно исключительные права на поселение в Мариупольском уезде греки утратили лишь в 1834 г.; с этого времени иноэтничное население здесь стремительно возрастает [Гедьо, 2001]. Однако уже с 1820 г. земли, которые греки не смогли освоить, отбирались в казну и отдавались под заселение другим колонистам — немцам, евреям и украинцам, которые стали основывать свои села [Якубова, 1999, с. 33].
С середины XIX в. начинается приток негреческого населения в Мариуполь (и, позднее, — в греческие села Мариупольского уезда). Переломным следует считать, видимо, 1859 г., когда произошел переход края под юрисдикцию гражданских властей Екатеринославской губернии. В 1818 г. в Мариуполе было всего двое русских [Мариуполь и его окрестности, 1892, с. 75]; в 1823 г. из 3354 жителей греков было 2825, а русских 136 человек [Краткое описание города Мариуполя… 1826, с. 111]. В конце XIX в. греки уже не составляют в городе большинства (4000 из 18 тыс. населения), тогда же появляются предсказания скорой ассимиляции греков с «господствующей народностью страны» [Мариуполь и его окрестности, 1892, с. 406].
Источники, возможно, склонны несколько преувеличивать значение перелома, пришедшегося на середину XIX в. Так, в краеведческой работе «Мариуполь и его окрестности» (1892 г.) указывается, что история города Мариуполя «разделяется на две половины: до 1859 года греческий период… и после 1859 года — второй период, когда начали селиться иностранцы, русские, евреи, цыгане и пр.» [Мариуполь и его окрестности, 1892, с. 75]. По-видимому, подобная кардинальная смена имела место в городе, но греческие села еще долго оставались преимущественно моноэтничными, хотя и находились в окружении украинских, немецких, албанских, болгарских и других поселений.
Наделы более поздних поселенцев были значительно меньше, чем у выходцев из Крыма. Таким образом, греческое происхождение являлось в этот период достаточно выгодным. Информанты иногда вспоминают о русском/украинском предке, женившемся на гречанке и записавшемся греком, чтобы получить земельный надел, а также другие льготы, и, возможно, подобные случаи, действительно имели место.
Другое важное изменение связано с постепенным увеличением числа школ, сперва — частных, а затем — государственных. Распространение русского языка среди мариупольских греков во второй половине XIX в. можно наблюдать во всех сферах. Выше упоминалось использование русского языка в церковной и административной деятельностях; еще одним важным каналом, с помощью которого греки знакомились с доминирующим языком, была школа. Как и в других сферах жизни крымских переселенцев, в образовании можно наблюдать постепенный переход от самоорганизации сообщества к государственному регулированию этой области.
Первое время обучением детей мариупольских греков как в городе, так и в окрестных селах занимались местные священники, но жители Мариуполя хотели иметь школу и готовы были выделить на нее деньги. Например, уже в 1778 г. архиепископ Н. Феотоки пытался открыть в городе «начальное эллино-российское училище» на деньги городской общины [ЦГИАУ 1]. В 1810 г. открылось частное начальное училище купца Попова, где преподавание велось на греческом. Число учеников было крайне невелико. Государственные и церковные власти в этот период лишь не препятствовали инициативе греческой городской общины.
Позже, в 1820 г., была открыта государственная школа — Мариупольское приходское училище с русским языком обучения. Городская община добилась разрешения на преподавание письма и чтения по- гречески, а также того, чтобы срок обучения в нем был увеличен с года, как полагалось по Уставу подобных училищ, до двух лет, так как дети должны затратить какое-то время на овладение русским языком [Мариуполь и его окрестности, 1892, с. 171 и далее]. Вплоть до 1870-х гг. греческий преподавался как предмет. Первыми учителями были греки, выходцы из Греции и Турции (см.: [Мариуполь и его окрестности, 1892, с. 186]).
Первые школы способствовали распространению русского языка только среди детей горожан. В селах детей по-прежнему обучали грамоте священники; в отдельных случаях богатые поселки открывали школу и нанимали преподавателей за счет жителей, однако о подобных заведениях известно немногое. По свидетельству С. А. Серафимова, в селах «были заведены общественные школы грамотности, в которых преподают инде духовные лица, а большей частью — какой-либо заграничный грек-практик» [Серафимов, 1998 (1862), с. 92]. В таких школах ученики осваивали греческий букварь и молитвы.
В 1864 г. было принято «Положение о начальных народных училищах», согласно которому на территории всей империи языком преподавания становился русский. С конца 1860-х гг. во многих греческих селах появились также земские школы, где преподавание велось на русском языке. По некоторым свидетельствам, ученики, не владевшие русским языком, просто заучивали тексты наизусть. Н. А. Корф описывает случай в школе села Малый Янисоль: «На вопрос, читают ли дети по-русски, мне ответили, что вся школа читает. Я подошел к одному из учеников старшего разряда, и, действительно, он прочел довольно бойко. Но каково же было мое изумление, когда на вопросы мои к ученику „который ему год?“ и „как его зовут?“ я не получил никакого ответа, потому что ученик не понимал вопросов, предложенных на русском языке. Оказалось, что из всех детей никто, кроме сына священника, не понимает ни слова по-русски и что эти дети обучаются русскому языку как языку мертвому!» [Корф, 1868, с. 18].
