Язык и этническая идентичность. Урумы и румеи Приазовья

приступить к занятиям. Применяя местный жаргон [курсив мой. — В. Б. ], однако, постепенно вошли в роль и сейчас занимаются более или менее свободно, получая даже значительное моральное удовлетворение от занятий» [ЦГАВО 5]. Как мы уже отмечали, язык преподавания — димотика — часто не был понятен румеям. По воспоминаниям бывших учеников, язык в школе существенно отличался от того, на котором говорили дома. Школьный язык информанты часто называют эллинским, противопоставляя его греческому языку села. Дети испытывали большие или меньшие сложности при обучении на родном языке в зависимости от того, разрешалось ли на уроках использовать румейский. По-видимому, владевшие языком учителя-румеи порой допускали «применение местного жаргона», и, таким образом, ученики постепенно овладевали письменной формой близкородственного литературного языка, применяя свой идиом как устную форму языка-посредника. При более формальном подходе учителя дети оказывались перед необходимостью усваивать школьные знания на незнакомом, хотя и близкородственном, идиоме. Часть пожилых людей вспоминают короткие считалки, песенки на «школьном греческом», которые они с трудом могут перевести сейчас и, вероятно, механически заучивали в детстве.

Непонимание димотики вызывало протесты родителей в период эллинизации; в некоторых поселках они выступали за полное прекращение преподавания на греческом языке. В «Протоколе № 2 заседания родительского собрания 2-ой Большеянисольской трудшколы им. Н. К. Крупской, состоявшегося 5 марта 1929 г.», зафиксированы следующие выступления родителей учеников: «Литературный эллинский язык… является совершенно чуждым и непонятным для родителей и всего населения» [ГАДО 1]. Помимо этого родители из села Большой Янисоль опасались, что «перестанут понимать друг друга с соседними селами — украинцами и греками, говорящими на турецком языке»; отмечали слабую подготовку учителей, отсутствие учебников и перспектив дальнейшего (среднего и высшего) образования на эллинском языке [ГАДО 1]. Все эти аргументы приводились для обоснования необходимости перевода школьного преподавания на русский язык. В других документах звучит мотив ненужности своего языка: «С нашим языком дальше соседнего села не пойдешь» или «нам свой язык и дома надоел, мы его и так знаем, дайте нам русский» и т. д. [ЦГАВО 5, л. 50].

Цитировавшийся выше протокол родительского собрания школы села Большой Янисоль оканчивается постановлением «упразднить совсем эллинский язык и вести занятия на русском и украинском языке и просить органы Народного Образования утвердить это постановление» [ГАДО 1, л. 46]. В сводном отчете Старобешевского района за 1928–1929 гг. отмечается, что некоторые дети не посещают школу, так как русских групп на всех не хватает, а родители не хотят отдавать детей в эллинские классы [ГАДО 5]. Однако архивные документы отражают реакцию органов народного образования на обращение родителей большеянисольской школы или другие подобные выступления. В документах, фиксирующих недовольство населения эллинизацией, обсуждаются лишь пути преодоления подобного отрицательного настроя родителей: бюрократический механизм был ориентирован на преподавание родного языка. Местные власти стремились преодолеть негативное отношение к эллинизации и проводили специальную разъяснительную работу.

В документах есть свидетельства успешного убеждения родителей: «Сейчас уже, после того как население уяснило себе постановку дела в нацшколе и ее значение, былое настроение улеглось, селянство примирилось [курсив здесь и далее мой. — В. Б.], а в ряде сел, как Стыла и Каракуба, даже довольно греческой школой» [ЦГАВО 5]. Трудно судить, до какой степени эти выводы отражают реальное положение дел в румейских поселках.

В ряде относящихся к нашему времени интервью осуждается прекращение эллинизации школы в 1938 г., за которое во второй половине 1920-х гг. выступали родители учеников. Возможно, подобная позиция сформировалась у греков Приазовья позднее, уже в последние годы, и они неосознанно проецируют ее на воспоминания детства, равно как не исключено и то, что ко второй половине 1930-х гг., когда началась смена курса национальной политики, в румейских селах были семьи, «даже довольные греческой школой», как отмечалось в документе [ЦГАВО 5].

Отрицательно относились к эллинизации не все. Среди слушателей Мариупольского педтехникума, сотрудников греческой газеты были люди, увлеченные просвещением румеев-односельчан и преподаванием родного языка. Восторженное приятие эллинизации не препятствовало, однако, низким оценкам своего языка. Представители формирующейся румейской интеллигенции воспринимали свой идиом как обедненный, искаженный вариант новогреческого и стремились, в первую очередь, овладеть димотикой. Другой их задачей было создание литературного румейского языка, обогащение его заимствованиями из новогреческого. Таковы, в частности, были установки Г. А. Костоправа (1903–1938), первого румейского поэта, и его сторонников.

Вот характерная позиция, высказанная в мемуарах одного из студентов Педтехникума, а в дальнейшем школьного учителя и сотрудника газеты «Коллехтивистис»: «Наш янисольский диалект был слишком искажен и беден, и я с трудом понимал моего преподавателя. Я впервые почувствовал, что я грек, и мне стало неловко за мое незнание языка. Мелодичность и выразительность, с которыми Лефкопулос говорил, меня просто очаровали… Я твердо решил овладеть эллинским языком. В библиотеке техникума было достаточно эллинской литературы. Я окунулся в ее богатства» [Левентис, 1998, с. 20].

Представители культурной элиты, возражавшие против политики эллинизации, также оценивали собственный идиом как диалект, низкий и испорченный вариант греческого языка. A. M. Мурзенко в письме в газету «Диктатура труда» отмечает, что «греческий язык наших греков утрачен безвозвратно», и сейчас остались «восемь жаргонов и обособленный татарский язык» (цит. по: [Якубова, 1999, с. 256]).

Урумы: выбор родного языка и школьное преподавание

Язык урумов в документах 1920-1930-х гг. называется греко-татарским, татарским, турецко-татарским или крымско-татарским, турецким и противопоставляется греко-эллинскому или чистому греческому [ГАДО 5]; когда сравнивают татар и урумов, урумский язык иногда называют греческим [31].

Выбор языка преподавания в урумских поселках основывался на исходном признании двуязычия греков Приазовья. В документе 1929 г. отмечается, что «греческое население Украины пользуется двумя различными языками — эллинским и греко-татарским, а поэтому работу среди греков [нужно] проводить на этих двух языках» (цит. по: [Греки на укра?нських теренах, 2000, с. 258]). Вывод о двух языках преподавания представляется достаточно очевидным, но не является трюизмом: власти могли игнорировать факт двуязычия греков или прийти к заключению, что следует исправлять татарский язык греков (как это произошло в 1990-е гг.).

Возможность преподавания урумам новогреческого языка, судя по всему, не обсуждалась в 1920-е гг. всерьез, однако встречается в протоколах поселковых сходов, например, в урумском поселке Мангуш в 1925 г. ставился вопрос о том, «обрусело ли население с турецко-татарским языком настолько, чтобы проводить греко-эллинизацию» [ЦГАВО 8]. Это предложение было отвергнуто. На собраниях в других урумских поселках в отдельных выступлениях, как показывает «Протокол № 11 общего собрания граждан Староигнатьевки от 09.09.1925», предлагалось «перейти на греческий язык, так как буква греческого алфавита и русского — нам знакомого — сходна», а наряду с этим — «принять турецко-татарский язык, пользуясь русским алфавитом» [ЦГАВО 9], однако в общих резолюциях подобные мнения обычно не отражены.

Выбор языка преподавания описывается в отчете комиссии ВУЦИК 1925 г.: «Каково сходство этого языка с крымско-татарским — комиссия сверяла, как только что было сказано, по „руководству“ для обучения крымско-татарскому языку (А. Одабаш и И. С. Кая, Крымиздат, 1924) и нашла почти полное сходство с ним, во всяком случае, не меньше, как на 90 %… Сравнивая с турецким, можно находить большое сходство мариупольско-татарского с турецко-татарским (меньшее сходство с турецко-арабским). Мариупольские греки-татары почти свободно разговаривают с турками, бывая в городе в их бузных и лавочках» (цит. по: [Греки на укра?нських теренах, 2000, с. 186]. Таким образом, было решено использовать для преподавания в школе крымско-татарский язык и закупать учебники в Крыму.

Н. А. Терентьева отмечает, что к школам с урумским языком «у представителей советских государственных структур не было однозначного подхода» [Терентьева, 1999, с. 278]. Преподавание родного языка в урумских поселках началось значительно позже, чем в румейских. «Татаризация» школы проводилась с 1929 г. и в 1929–1930 учебном году только 12 первых классов были переведены на крымско- татарский язык, тогда как эллинизировано к этому времени было уже 65 групп разных классов младшей