О знакомстве южноафриканцев с русской литературой судить нелегко. В Африке русскую литературу знали по переводам на английский язык, опубликованным, как правило, в Великобритании или в США. И не всегда можно проследить, какие из книг попадали в Южную Африку.
О тех, кто говорил на африкаанс, можно судить лучше: книги для них выходили в самой Южной Африке.
Аспирантка Витватерсрандского университета Эстель Бота провела кропотливую работу, стремясь выяснить, как в Южной Африке воспринимали Чехова. Она собрала сведения, в каких театрах ставили его пьесы, в какие годы, сколько раз они шли, и даже сколько было зрителей. «Чайка» с 1931 по 1985 г. ставилась девять раз (шесть — на английском, два раза — на африкаанс и один — на немецком). «Вишневый сад», с 1934 по 1979 г., — семь раз (шесть — на английском и один раз на африкаанс). «Дядя Ваня» — тоже шесть раз, с 1963 по 1985 г. (три раза — на английском языке и три — на африкаанс). «Три сестры» — шесть раз (четыре — на английском, два — на африкаанс). Такие же сведения и о других пьесах. В 1963 г. «Вишневый сад» шел 41 раз, число зрителей — 9399. «Чайка» в 1972 г. шла 52 раза, число зрителей — 8800. И так по всем пьесам. А в 1985-м Джон Драйвер и Джеффи Хэддоу поставили спектакль «Чехов в Ялте».
В Южной Африке были люди, неплохо знавшие русскую литературу двадцатого столетия. В 1993 г. в Грейамстауне Аполлон Давидсон познакомился с человеком, который сделал ее основой своего литературного труда. Джона Экса, преподавателя колледжа Сент-Эндрю в Грейамстауне, вдохновили романы Василия Яна «Чингисхан» (1939) и «Батый» (1942) о татаро-монгольском нашествии. До них ведь нужно было докопаться! В течение многих лет Экс работал над эпической поэмой «Евпатий Коловрат, или Духовная сила Руси» — о сопротивлении русских этому нашествию. Среди действующих лиц — герои русского народного эпоса Святогор и Илья Муромец. Главный герой — Коловрат.
Но в целом литература советского времени была южноафриканскому читателю мало известна. Причина, прежде всего, в том, что официальные власти и цензура считали ее прокоммунистической. В результате в Южной Африке мало известно творчество таких выдающихся прозаиков, как Михаил Булгаков, Андрей Платонов, Михаил Зощенко, Исаак Бабель, Константин Паустовский, и крупнейших поэтов, как Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Марина Цветаева, Николай Гумилев, да и многих других.
Хотя русские книги двадцатого столетия и не получали в Южной Африке широкого распространения, все же возможности знакомства с ними были — даже во времена полного отсутствия государственных отношений. Получила известность русская музыка — не только классика девятнадцатого века, но и Шостакович и Прокофьев. Появилось немало поклонников русского балета: знали о нем в основном по фильмам. Достижения российской науки, прежде всего в освоении космоса, не могла замолчать даже цензура времен апартхейда. Врач Кристиан Барнард за несколько лет до своей знаменитой операции по пересадке сердца побывал в Москве, познакомился с работой советских врачей.
Наряду с многочисленными статьями пропагандистского характера в ЮАР даже в период холодной войны публиковались и серьезные, глубокие работы о русской литературе. Не так много, и чаще всего в малотиражных журналах. Круг их читателей был, конечно, не широк. Но все же такие работы были.
Большой вклад в знакомство южноафриканцев с русской литературой внесли кафедры русского языка и литературы. Первая в истории ЮАР такая кафедра была создана в заочном Университете Южной Африки (Претория) в начале 1960-х, вторая — в Витватерсрандском университете (Йоханнесбург) десятилетием позднее. Обе были маленькими: на каждой работало не больше двух-четырех преподавателей. Но они стали зачинателями русистики в университетском образовании страны. Русский язык преподавался и в системе образования для офицеров, с военно-разведывательными целями, но это образование было закрытым.
Кафедра в Витватерсрандском университете была организована Крисом Муди, получившим образование в Великобритании. В течение многих лет кафедра состояла только из двух человек: Крис Муди и Елена Новак. С 1977 г., когда Елена Новак перешла в Университет Южной Африки, ее заменила Ирэн Мейсинг-Делик. С начала 1980-х годов, после ухода Криса Муди, Мейсинг-Делик заняла место заведующего, а в конце 1980-х, после ее переезда в США, заведовать кафедрой стала Генриетта Мондри. Все они специализировались по русской литературе.
Нас особенно поразили две статьи Криса Муди о диссидентском движении в СССР. Муди особенно выделил работы академика Андрея Сахарова и прогноз Андрея Амальрика «Доживет ли Советский Союз до 1984 года?». Сама такая постановка вопроса многим казалась тогда надуманной, а заголовок претенциозным. Но еще тогда, в 1973 г., Муди назвал статью Амальрика «замечательной». Как мы знаем теперь, Амальрик ошибся всего на семь лет. Муди высоко оценил и данную Амальриком оценку социальной базы советского диссиденства тех лет.
В первой половине 1980-х годов кафедра провела два «Славянских симпозиума», а в начале 1990-х годов Генриетта Мондри начала издавать «Славянский алманах».
Возможности для ознакомления с российской культурой стали улучшаться в ЮАР с конца 1980-х — начала 1990-х — с концом холодной войны, перестройкой в СССР и агонией режима апартхейда.
На рубеже 80-х и 90-х годов XX в. в университетах ЮАР интерес к СССР — России проявился так бурно, как будто открылись шлюзы. Они действительно открылись — ушли цензурные и подцензурные запреты.
Завершая повествование
Книги, претендующие на научный подход, принято заключать выводами. Отчасти, может быть, и для того, чтобы читатель, очень занятый и ценящий свое время, мог, в крайнем случае, этими выводами и ограничиться.
Мы, авторы этой книги, не претендуем на философско-теоретический подход, на создание, как это сейчас очень модно, своих концепций. Мы видели свою задачу, в первую очередь, в поисках таких сведений, к которым историки мало прикасались, а то и вообще о них не знали. Стремились собрать то немногое, редкое, что осталось от трех столетий связей между Россией и Южной Африкой. Сведения эти спонтанны, зачастую не связаны друг с другом.
Мы стремились составить представление о том, какими сложными путями шли вести от одного дальнего края земли до другого. Как это происходило, и какие образы возникали из этих сведений в те времена, когда не было еще ни торговой, ни геополитической заинтересованности. Как менялись эти образы с появлением таких интересов. Через какие этапы проходило их формирование, какие факторы на них воздействовали. Из чего возникали мифы и как постепенно, с накоплением знаний, обрисовывались контуры реального.
Конечно, каждое знакомство — будь то знакомство между людьми или между народами и странами, — в чем-то особенное. Так и в знакомстве России с Южной Африкой. Тут и роль Южной Африки как «морской таверны» на пути из Европы на Восток. И роль выходцев из Европы — ни на Африканском континенте, ни в Азии она не была столь значительной, как на Юге Африки. И англо-бурская война с участием российских добровольцев. И активность Коминтерна. И взаимовлияние литератур. Все это, несомненно, наложило особый отпечаток на становление образа Южной Африки в России и образа России на Юге Африки.
Но все-таки немало было и таких черт в российско-южноафриканском знакомстве, которые есть в контактах, связях и взаимных представлениях России с другими далекими от нее краями земли: мифологизация, спонтанный обмен случайными сведениями, вспышки взаимной заинтересованности, далеко не всегда обоснованные серьезными практическими причинами. А затем, шаг за шагом, постепенное осознание взаимозависимости в системе международных отношений, в миропорядке.
Разумеется, любые выводы и заключения об общем и особенном в таком сложном вопросе, как взаимоотношения между народами и странами, вряд ли могут претендовать на бесспорность. Они всегда могут вызвать разногласия и у ученых, и еще больше — в общественном мнении самих этих народов и государств. Так что мы, не претендуя на правоту своих суждений, в первую очередь хотели собрать свидетельства и представить их на суд тех, кого эта тема интересует.
