И лежит он, Лёхин, тут же, на полу - на животе. Так что пятна - вот они, перед глазами сразу. А что самое муторное - он знает, что спит, но собственный сон по-своему повернуть не может, как иногда раньше бывало. Впрочем, он ещё и не знает, что за сон видит и куда его поворачивать.
С живота, кряхтя, повернулся набок - и от удара в лицо опрокинулся на спину. Задышал ртом, потому как попало по всей левой половине лица, но и носу тоже не повезло. Кинуться бы в сторону от бьющего, но чувствует себя Лёхин болезненно вялым, шевельнуться трудно… Только руку поднял потрогать щёку, как что-то тяжёлое упало на живот, придавив его к полу - да так сильно, что Лёхин задохнулся от нехватки воздуха.
Приподняв голову с ноющей от боли щекой, встретился глазами с выпученными глазищами чёрного, словно лакированного зверя. Птицы. Насекомого. Фиг знает кого. Распяленная когтистая лапа крепко жала тело Лёхина к полу. Тёмные, с чуть расплывшимися, точно оплавленными, прожилками крылья подрагивали над сегментированным телом, а фасеточные глаза торчали над клювом. Клюв распахнулся - и из него вылетело то ли жало, то ли хоботок, и это нечто выстрелило в лицо Лёхина, впилось в щёку. И принялось работать, как насос, - выкачивая из него… Что?.. Кровь?
Секунды через две голова Лёхина стукнулась о пол. Больше он её удерживать на весу не мог… Внезапно хоботок выдернулся из раны - лакированный зверь отскочил. В раскалённую от боли щёку будто вложили что-то прохладное и утешающее. Показалось даже, что рана ощутимо сомкнулась краями… Зверь зашипел и неуверенно протянул лапу - распороть щёку по новой, понял Лёхин, который уже устал даже следить за зверем воспалёнными глазами. Но в воздухе что-то поплыло - волнами, и эти волны отгоняли зверя, он мотал головой, рычал, огрызаясь, но втихомолку, будто боясь, что его услышат.
Вскоре Лёхин понял, что волны звуковые. Они плыли, огромные, освежающие. Он чувствовал, как звуки пронизывают его тело… Движение слева - он сдвинул голову, пытаясь склонить её набок. Зверь, уже жалобно ворча, отступал от накатывающих на него волн. Уходил во тьму, чьим порождением, наверное, и являлся.
А потом стало совсем легко. Хотя был момент, когда он испугался до дрожи пальцев. Что-то шевельнулось на груди - и он решил, что вернувшийся зверь снова наложил на него лапу, только пока не надавил. Из последних сил он заставил себя поднять голову. И опять уронил её - на подушку, жалея, что не может рассмеяться во весь голос: на груди сидели две 'помпошки' и вопросительно таращились прямо ему в лицо.
- Лёхин, - прошептал кто-то рядом. И щеки снова коснулось что-то мягкое и свежее, заглушая боль. - Пить хочешь?
Он открыл глаза и скосился направо. Аня! Её милое лицо, тёмные внимательные глаза… Откуда она здесь?
Она приподняла подушку вместе с ним и села так, чтобы он мог опираться на неё. Получилось, что она обняла его вместе с подушкой. И ему это понравилось. А ещё теперь он отчётливо услышал гитарный перебор.
- Кто… там?
- Тебя это тревожит? Может, попросить его перестать играть?
- Не надо… Ромка… хорошо играет…
- Он позвонил в дверь, чтобы узнать, как ты. А потом попросился посидеть в зале, сказал, что ему некуда идти, а ты бы разрешил посидеть. Но сейчас поздно…
- Который час?
Она оглянулась на настенные часы.
- Без двадцати одиннадцать. Хочешь есть?
- Нет. Пока. Дверь… открой. К Ромке.
Они так и сидели: она обнимала его через подушку, но ему и этого было достаточно - главное, чтобы её тёплые пальцы касались его плеч. А звуки гитарных переливов уже свободно и мягко вплывали в комнату. И Лёхин с некоторым даже испугом ощущал, как стягивается треснувшая кожа на щеке.
В комнату заглядывали привидения, делали большие глаза и поспешно испарялись. Степенно явился Елисей, посмотрел-посмотрел на хозяина и покивал: ага, а что я про Романа говорил? Ушёл, а секунды спустя за ним побежал, озабоченно задрав хвост, Джучи - наверное, на позвякивание посуды.
Гитара замолкла. С минуту, наверное, Лёхин прислушивался, а потом мысленно пожал плечами: может, парень стесняется - слишком поздно для музыки?
Аня наклонилась чуть вперёд посмотреть на него, встретилась глазами и встала.
- Пойду посмотрю.
Вернулась она быстро, неудержимо улыбаясь, - и застыла на полушаге: Лёхин стоял у кровати, уже в домашних штанах, быстро и даже лихорадочно надевая свитер.
- Что случилось?!
- Ничего не случилось. Просто неудобно: ты у меня впервые в гостях, а я тебя встречаю чуть не по- обломовски - полёживая в постели.
- Но ты…
- Добро пожаловать в мир странностей и неожиданностей. У Романа есть дар, о котором он пока не подозревает. Когда он играет на гитаре спокойные музыкальные фразы, он целитель… Кстати, что он сейчас поделывает?
- Спит, - снова улыбнулась она. - Я укрыла его покрывалом с дивана, на котором он сидел. Гитару положила на пианино. Так что там насчёт его целительства?
- Раны на лице почти не осталось. Во всяком случае, я её не чувствую.
- Не торопись. След ещё есть.
Он глянул в зеркало шкафа. Неровная чёрная ниточка, вероятно, пропадёт, как только он умоется… На плечах сидели Шишики и медленно, с растяжкой зевали прямо в отражение. Лёхин усмехнулся. Ну да, сон- то страшный был, наверное, для них. Вот и не выспались, хозяйских сновидческих приключений повеселее не дождавшись.
- Шишики, да? - шёпотом спросила Аня, заглядывая в зеркало через его плечо.
'Помпошки' озадаченно уставились на неё. Видит?!
- Почему ты решила, что Шишики?
- Ну, ты посмотрел сначала на одно плечо, потом на другое. Вот я и подумала… Лёхин, а почему у тебя компьютер включенный и работает так, будто за ним кто-то сидит?
- Аня, пошли на кухню. Поужинаем и там же разберёмся со всеми вопросами.
Поздний ужин Елисей приготовил обильным и аппетитным - особенно на вкус оголодавшего Лёхина. Аня не отставала: после её приезда из пригорода прошло уже несколько часов, а она ничего не ела, кроме бутербродов к чаю, приготовленных домовым Лёхина. И, только когда оба немного насытились, Лёхин вздохнул.
- Аня, я бы хотел о многом умолчать, но ты знаешь слишком много, и я не могу тебя оставить в неведении насчёт остального. Поэтому я буду говорить напрямую. Но при одном условии. Сначала расскажешь ты. Почему ты приехала в город?
Убедившись, что о личном разговора не ожидается, Елисей кивнул привидениям - и те немедленно влетели в кухню. Лёхин посмотрел на них: 'Не мешать!' Дормидонт Силыч приложил палец ко рту, после чего обернулся к Касьянушке и погрозил кулачищем. Привидение нищего вздёрнуло нос: 'Вот ещё! А то мы сами не с усами!' Глеб Семёнович и Линь Тай пристроились на холодильнике, время от времени забывая во всём следовать человеческим привычкам и утопая в агрегате. Потолок шевелился от собравшихся на нём Шишиков со всего дома, благо поздний час. И, взглянув на них мельком, Лёхин тихонько, незаметно вздохнул.
Помолчав, собираясь с мыслями, Аня сказала:
- А как не приехать? Звоню брату - молчок. Тебе - твой телефон тоже молчит. Я там детям брата почти и не нужна. У них бабушка и дедушка есть. Честно говоря, умные люди. Внуков воспитывают не потакая, но сразу при том видно, что детишек любят. Причём взаимно. Я там не нужна, повторюсь. Пожила у них на положении гостьи - и хватит. И зачем меня брат туда послал - до сих пор не понимаю. Профессорская семья. К школе детей без меня прекрасно приготовят. Ну, вот. Позвонила. Вы - ни тот, ни другой не отвечаете. Я собралась, сказала, что нагостилась - пора и честь знать. Отпустили нормально. Как гостью
