преподавательскую деятельность в Институте Красной профессуры, Институте народного хозяйства, МГУ, Институте экономики Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИОН), читая лекции по политической экономии, «Капиталу» Маркса, истории экономических учений.[730]
В плане Института К. Маркса и Ф. Энгельса на 1931 г. значилась подготовка новых изданий «Капитала» и «Теорий прибавочной стоимости», но И.И. Рубину уже не довелось участвовать в этой работе.
В 1928 г. началась дискуссия о книге И.И. Рубина «Очерки по теории стоимости Маркса», вначале носившая характер научного спора, но постепенно переросшая в травлю ученого по политическим мотивам. Рубину были инкриминированы фальсификация экономической теории марксизма, идеалистический подход к экономическим категориям, отрыв формы от содержания и др. Его идеи получили название «рубинщины», а сам он был объявлен лидером идеалистического направления в политической экономии.[731] Дискуссию завершила в начале 1930 г. статья В. Милютина и Б. Борилина «К разногласиям в политической экономии» в теоретическом органе ЦК ВКП(б) журнале «Большевик».[732] В это же время Рубин был вынужден оставить преподавательскую деятельность.
19 ноября 1930 г. в одной из статей в «Правде» Рубин был назван «участником разоблаченной меньшевистско-кулацкой вредительской группировки».[733] Имя Рубина фигурировало в показаниях H.H. Суханова, В.Г. Громана и В.В. Шера, арестованных по делу так называемого Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшевиков).[734] На публикацию в «Правде» Рубин ответил письмом в редакцию газеты, в котором отвергал свою причастность к каким-либо «вредительским» группировкам.[735] 1 декабря 1930 г. Рубин попросил Рязанова принять его и подал заявление об уходе из Института К. Маркса и Ф. Энгельса. Рязанов принял отставку, но, желая поддержать ученого, предложил Рубину продолжать работу над объектами Института на условиях аккордной оплаты в качестве ответственного редактора экономических работ Маркса и серии «Классики политической экономии». В ночь на 24 декабря 1930 г. Рубин был арестован. Начался последний, наиболее трагический период его жизни.
Спустя полтора месяца после ареста Рубин согласился признать себя членом программной комиссии Союзного бюро, а также то, что он хранил в своем рабочем кабинете в ИМЭ документы меньшевистского центра, причем, увольняясь из Института, якобы передал эти документы в запечатанном конверте Рязанову как документы по истории социал-демократического движения.[736] 8 февраля 1931 г. Рубин под диктовку следователей написал письмо Рязанову, в котором просил его вернуть никогда не существовавшие документы, якобы необходимые для следствия.[737] Вечером 12 февраля письмо было предъявлено Рязанову непосредственно Сталиным в присутствии Молотова, и Сталин отдал распоряжение о проведении обыска в Институте. В ночь с 15 на 16 февраля 1931 г. директор ИМЭ Д.Б. Рязанов был арестован.
Воспоминания сестры Рубина Б.И. Желтенковой, записанные с его слов во время посещения Рубина и его жены в ссылке в 1935 г., содержат уникальную информацию о ходе следствия по делу Рубина, обстоятельствах, при которых от него были получены не только признательные показания о принадлежности к программной комиссии Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшевиков), но и компрометирующие данные против Рязанова, послужившие основанием для ареста последнего.[738] Описываемая в воспоминаниях очная ставка Рубина с Рязановым 20 февраля 1931 г.[739] показывает трагедию, пережитую Рубиным, не сумевшим выдержать применявшиеся к нему методы воздействия – на протяжении полутора месяцев бесконечные допросы, запрет спать, избиения, карцер. После первых трех вопросов Рязанов прервал очную ставку. Он увидел запуганного, дрожащего, с трудом выдавливающего из себя слова И.И. Рубина. «Брата, – пишет Б.И. Желтенкова, – тут же отвели в камеру, в камере он начал биться головой о стену. Кто знал спокойствие и выдержанность Рубина, может понять, до какого состояния он был доведен».[740] Воспоминания Б.И. Желтенковой были впервые использованы P.A. Медведевым в его книге «О Сталине и сталинизме». [741] По приговору судебного процесса по делу Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшевиков) (1–9 марта 1931 г.) И.И. Рубин был приговорен к пяти годам тюремного заключения с последующим поражением в правах сроком на два года.[742] Сначала он находился в Верхнеуральском политизоляторе, затем, в сентябре 1933 г., был выслан сначала в г. Тургай в Казахстане, а потом в г. Актюбинск, где работал плановиком-экономистом в Облпотребсоюзе.[743] Кроме того, он продолжал заниматься научной работой, свидетельством чего является небольшая рукопись-эссе «Учение Рикардо о капитале», записанная в двух ученических тетрадях[744] и сохраненная сестрой Рубина, а затем ее детьми М.В. и В.В. Желтенковыми. В работе находилось более десяти других исследований, в том числе о К.И. Родбертусе, А. Маршалле, Дж. К. Кларке, представителях математической школы в политической экономии и др.[745] Сестре, посетившей Рубина в Актюбинске, он сказал, что не хочет возвращаться в Москву и встречаться с прежним кругом знакомых. «Это показывало, – пишет Б.И. Желтенкова, – как глубоко он потрясен всем пережитым. Только большой оптимизм, присущий ему, и глубокие научные интересы давали ему силы жить».[746]
19 ноября 1937 г. Рубин был арестован повторно и тройкой НКВД по Актюбинской области по обвинению в создании троцкистской контрреволюционной организации приговорен к расстрелу. 27 (по другим данным, 25)[747] ноября 1937 г. приговор был приведен в исполнение.
В 1989–1991 гг. И.И. Рубин был реабилитирован по всем без исключения делам 1920-1930-х годов.
Несмотря на то что имя И.И. Рубина на десятилетия исчезло из научного мира, идеи, выраженные в его работах и прежде всего в «Очерках по теории стоимости Маркса», оказались настолько глубоки, оригинальны и плодотворны, что они в том или ином виде воскрешались, воспроизводились и развивались в работах экономистов последующих поколений. Так, «Курс истории экономических учений» (1926, 4-е изд. 1930) лег в основу последующих курсов истории экономической мысли. Традиция, заложенная работой Рубина «Современные экономисты на Западе», получила дальнейшее плодотворное развитие в трудах И.Г. Блюмина. Проблема соотношения вещественной формы и социально-экономического содержания общественных процессов была разработана в различных аспектах в работах B.C. Выгодского,[748] а рубинская трактовка идеального и материального, как уже говорилось, была интересно развита Э.В. Ильенковым. Наконец, дискуссия 1970-х годов о предмете исследования первого отдела первого тома «Капитала» Маркса имела своим идейным истоком статью Рубина «К истории текста первой главы «Капитала» К. Маркса».[749] Таким образом, идеи этого оригинального отечественного экономиста 1920-х годов вопреки их запрету и глубоко трагической судьбе их автора не поросли травой забвения.
Среди материалов И.И. Рубина, находящихся на хранении в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), несомненную научную ценность представляет рукопись «Очерки по теории денег Маркса»,[750] логически продолжающая исследование Рубиным теории стоимости Маркса. Работа над рукописью, замысел которой, вероятно, оформился в процессе работы Рубина над переводом работы Маркса «К критике политической экономии», была начата, по-видимому, еще в 1923 г. в камере Бутырской тюрьмы. [751] Впоследствии, как свидетельствуют отчеты Рубина, в 1926–1928 гг. он продолжил работу над рукописью. На то, что в работе над рукописью был перерыв, указывает и использование двух изданий(1918 и 1923 гг.) труда Р. Гильфердинга «Финансовый капитал», а также повтор одной и той же цитаты из этой работы на разных страницах рукописи.[752]
Рукопись объемом более 5 печатных листов представляла собою чистовой вариант текста работы, которая была подготовлена автором к перепечатке (на это указывает запись карандашом на первой странице о перепечатке текста в 3-х экземплярах, а также нумерация красным карандашом сносок), но, в
