выгода приобретать то, чего не возьмем с собою?»[63]
Пожалуй, единственным из монахов-подвижников, кто говорил о возможности богатого стать праведником, был прп. Максим Исповедник (VII в.). Он был «отражением умственного характера» Византии, которую не мыслил без монашеского аскетизма. По его убеждению, главная задача каждого христианина состоит во внутреннем упорядочивании духовной жизни, обуздании страстей. Не сами по себе внешние условия, но внутренний нравственный выбор определяют добро и зло: «Не пища – зло, но чревоугодие; не материальные блага, а сребролюбие».[64]
Исходя из этого он выделял четыре типа накопителей богатства. К первым трем относятся неправедные любители «роскошествовать»; «тщеславные»; не доверяющие Богу, а надеющиеся на свое богатство на случай всевозможных неприятностей, – «голода, старости, болезни или изгнания». Но четвертый тип – «домовитые» – копят «правильно», «ибо заботятся о том, чтобы не оскудевала рука подавать каждому нуждающемуся».[65] Таким образом, единственным оправданием богатства становится щедрая благотворительность.
Что касается латинских отцов эпохи неразделенной церкви, то особый вклад в развитие всего богословия и социальной мысли внесли св. Амвросий Медиоланский и Августин Блаженный.
Разделяя многие идеи восточных отцов христианской церкви, св. Амвросий говорил о взаимной помощи богатого и бедного, причем, по его мнению, благотворитель получает больше, чем отдает, поскольку «в день суда он получит спасение от Господа, которого он будет иметь должником своего милосердия».[66] Но призывал благотворить осмотрительно. А то «приходят работоспособные, не имеющие никакой нужды, кроме охоты к скитанию, и видом своих лохмотьев стараются склонить доверчивых благотворителей в пользу своей просьбы. Кто оказывает доверие таким людям, тот быстро истощает запасы, которые были бы так полезны настоящим беднякам».[67]
Благотворитель должен быть рационален, «чтобы его щедрость не оказалась неполезной». Если жадность богача, который не желает делиться с ближним, «бесчеловечна», то излишняя щедрость – «расточительство». По его мнению, Бог не хочет, чтобы мы сразу отдали наше имущество, но чтобы раздавали его по частям, а еще лучше – сохраняли постоянную возможность благотворить. Во всем нужна мера.
В целом можно сказать, что св. Амвросий заложил основы западного подхода к богатству и собственности, главными принципами выдвинув разумность, скромность и умеренность. Богатство и собственность при таком подходе обретали новое значение, становясь орудием добродетели и средством улучшения общего состояния общества. Он также впервые обозначил идею о человеческом достоинстве и образ жизни, который этому достоинству соответствует. Эта идея пройдет красной нитью через всю историю западного богословия, найдя свое окончательное развитие в католическом социальном учении ХХ в.
Августин Блаженный исходил из традиционного противопоставления земных, материальных благ духовным. В своем знаменитом произведении «О граде Божием» он говорил о двух «градах» как различных модусах бытия. В качестве основного критерия, разделяющего жителей этих градов, выступает их отношение к материальным благам.
Одни признают истинными только земные блага. Другие, избравшие «жизнь по Богу», ориентируются на блага духовные. Они воспринимают себя своего рода странниками на этой земле, а потому не привязываются к собственности и богатству.
До второго пришествия и конца мира (т. е. в нашей реальной истории) жители обоих градов одинаково подвержены бедствиям, бедности и нищете. Однако их реакции различны. «Ибо добрый ни временными благами не превозносится, ни временным злом не сокрушается; а злой потому и казнится этого рода несчастьем, что от счастья портится».[68]
Для Августина характерно разводить понятия грешника и греха, поскольку нужно «порок ненавидеть, а человека – любить».[69]
В целом можно заключить, что по многим позициям латинские отцы были единодушны с восточными. Все они говорили о Боге как Верховном Собственнике, а о человеке как «управителе» собственности, полученной от Всевышнего; об изначальном общем предназначении благ; о благотворительности как проявлении христианской любви; о материальной помощи богатых бедным и духовной помощи (молитве) бедных богатым. Но по некоторым вопросам, в том числе и социальной этики, восточное и западное христианство стали все больше расходиться. Противоречия стали нарастать после окончательного разделения единой христианской церкви на восточную (православную) и западную (католическую) в 1054 г. Рассмотрим, какие подходы к бедности и богатству развивало русское православие и чем они отличались от католических и протестантских.
4. Особенности православного подхода к бедности и богатству (Русская Православная Церковь)
Русская Православная Церковь (РПЦ) формировалась под глубоким воздействием византийского наследия. «Русь приняла крещение от Византии. И это сразу же, – отмечал прот. Г. Флоровский, – определило ее историческую судьбу, ее культурно-исторический путь».[70] Вместе с «греческой верой» были восприняты сложившиеся к этому времени в Византии формы церковной жизни и каноническое право, литературная и эстетическая традиция, а также целый комплекс идей по устройству политико-государственной, хозяйственно-экономической и социально- правовой жизни.
Важной особенностью византийского религиозного типа была созерцательность и сосредоточение на высших, божественных сферах.[71] Поэтому проблемы, касающиеся земной человеческой жизни, традиционно оставались на заднем плане. Во всей богатой религиозной литературе Византии с ее выдающимися достижениями в области догматики и литургики практически нет ни одной работы, в которой давалась бы последовательная трактовка социальной этики. «Не предпринималось никаких попыток построить “ мирскую” этику для человека вообще», – отмечает в этой связи известный православный богослов прот. Иоанн Мейендорф.[72]
Эта традиция, свойственная всему православию, была преодолена лишь в 2000 г., когда на Архиерейском Соборе РПЦ были приняты «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви». Отметим, что другие православные церкви до сих пор не приступили к разработке своих социальных доктрин.
Показательно, что некоторые современные православные богословы (хотя и не принадлежащие к РПЦ) видят в создании социального учения отступление от чистоты православия. Так, иеромон. Григорий (В.М. Лурье) пишет: «Можно сколь угодно сетовать, будто Церковь “до сих пор” все не может разработать идеала христианской жизни или даже святости для “мирян” (то есть для людей, живущих мирскими интересами) – но делом Церкви все равно будет оставаться следование за Христом и навстречу Христу
В отличие от византийской традиции, унаследованной русским православием, христианство на западе Империи всегда очень интересовалось земными практическими проблемами. Сначала латинские отцы церкви, прежде всего св. Амвросий Медиоланский и Августин Блаженный, а затем средневековые схоласты хорошо подготовили почву для создания в XIX–XX вв. целостной социальной доктрины. Начиная с энциклики Льва XIII «Rerum Novarum» (1891 г.) папством был осуществлен синтез святоотеческого наследия, теорий схоластики и достижений гуманитарных наук. Важной вехой в развитии социальной мысли на этом этапе, продолжающемся и в наши дни, стал Второй Ватиканский собор (1962–1965 гг.), который существенно изменил характер католицизма и по-новому взглянул на многие социальные проблемы. Важно отметить, что характерной чертой католической социальной этики является ее нацеленность на активное преобразование мира на христианских началах.
Интерес к социальной проблематике генетически передался и протестантизму. Показательно, что многие протестантские теологи конца XIX – начала XX в. в поисках выхода из ситуации вопиющего неравенства и страдания беднейших слоев общества прошли через серьезное увлечение социал-
