ни за что бы не сумела.
В разгар обеда появился Мафхор. Не обращая внимания на раздраженные взгляды и разочарованные лица, остановился неподалеку, пустил лошадь пастись, а сам, расстегнув пояс и сняв высокие сапоги, лег под деревом. По его виду можно было подумать, будто он тут один.
Закончив обедать, принцы долго шушукались с друзьями, изредка бросая на мага недовольные взгляды. Слуги тем временем собирали вещи и затаптывали костры. Усевшись, Мафхор начал обуваться. Нимве пряталась за кустами, и принцы ее, кажется, не видели, а что видел Мафхор, одному Творцу было известно. Наконец вся компания забралась в седла, и они тронулись. Нимве поспешила к лошади, кое-как уселась, и, стараясь не думать о боли во всем теле, поехала следом за мужчинами, проклиная себя, королеву, ее мужа, принцев и Мафхора.
Принцы опять скакали быстро, но, видно щадя лошадей, все же не мчались как угорелые. Остановились они, когда почти стемнело. Нимве упала на землю и долго лежала, стараясь отдышаться, прислонясь щекой к теплой траве. За кустами вспыхнул костер, потом второй, а следом, в отдалении, третий. Лошадь рядом пофыркивала, хрустя травой. С поляны потянуло запахом жареного мяса, и голод так скрутил Нимве внутренности, что земля под ней поплыла. Она стиснула зубы, глотая слюну, зажмурилась - но долго, долго не могла уснуть, прислушиваясь к голосам неподалеку.
Утром она едва не проспала отъезд, ее разбудило ржание и топот копыт. Она кое-как поднялась, проковыляла к лошади - и опять началась ужасная, изматывающая гонка.
На этот раз принцы избрали иной метод: они вообще не останавливались. Лошади шли рысью, Мафхор больше не отставал и не прятался, да и Нимве тоже. Поравнявшись с магом, ехала в стороне. Принцы и их спутники ели прямо на ходу, а Мафхор лишь изредка пил из фляги.
Нимве едва держалась в седле, волосы растрепались, в них застряли сухие листья, но ей было не до этого. Она понимала, что долго не выдержит, просто упадет и останется лежать, а эти люди уедут, бросят ее тут, в диком лесу, и домой она никогда не вернется. Ее охватило тупое отчаяние, в ушах звенело, внутри все обмирало, поминутно срываясь в пустоту.
И снова принцы остановились вечером, снова разожгли костры. Нимве лежала под кустом, ее мутило от голода, а по щекам ползли медленные слезы. Потом она уснула, будто провалилась в черную яму.
Следующий день прошел как предыдущий, в беспрерывной езде, принцы иногда меняли темп, но было заметно, что и их вымотало это соревнование на выносливость. Нимве едва дышала - и один Мафхор, казалось, ни капли не устал. Казалось, он может ехать еще год, с тем же бесстрастным выражением лица, будто не человек он был вовсе, а неведомое существо, сделанное из камня, стали и воловьих жил.
Ближе к вечеру они выбрались на берег небольшой речушки. У самой воды росли древние ивы, сухие листья, устилавшие песок, шуршали под копытами. Солнце садилось в кроны, небо синело, сгущалось, как краска в ведре у маляра. Над черной шапкой леса, еще бледный, повис узкий серп месяца.
Все мужчины, кроме Мафхора, бросились к реке, а Нимве остановилась поодаль, под огромной ивой. Не обращая на нее внимания, а может, и специально, чтобы смутить, парни как один разделись донага и с воплями, с гиканьем попрыгали в воду. Мафхор разулся и побрел вверх по течению, быстро скрывшись в полумраке за кустами.
Однако Нимве за мужчинами не следила, хватало забот и посерьезней. Бросив лошадь, спряталась за ивой, так, чтобы не увидели с реки, и осторожно стянула с себя холщовые штаны. Внутренняя поверхность бедер горела огнем, даже в темноте Нимве увидала, что кожа превратилась в одну большую рану. Нимве забралась в воду и сидела там, цепляясь за ветви дерева, покуда от холода не перестала чувствовать собственное тело. Лишь тогда выползла на берег, отыскала котомку и долго рылась в ней. Тошнило, в голове мутилось, а перед глазами танцевали черные комарики, и сосредоточиться никак не удавалось. Наконец пальцы нащупали стеклянную баночку. Вытащив лыковую пробку, Нимве пальцем зачерпнула душистой мази, принялась втирать в раны на бедрах, задерживая дыхание и кусая губы от боли.
Закончив, совсем без сил, она легла на берегу, в одной мокрой рубахе, бездумно уставилась в темнеющее небо. Одно было ясно: поход закончен, ехать дальше она не сможет. Парни за кустами утихомирились, кто-то из слуг уже развел костер. Нимве равнодушно слушала звуки из-за деревьев, окружающий мир вдруг сделался чужим и далеким. Она понимала, что нет смысла просить помощи у этих людей. Она для них помеха, и они будут только рады, если она исчезнет. Особенно Мафхор. Мафхор, конечно, обрадуется больше всех. К тому же, кто они - и кто она: какая-то крестьянка, деревенщина, она ничто в их глазах. Разве ястреб замечает муравья…
Небо над головой темнело, наливаясь чернотой. На бархатной глади цвета индиго вспыхивали бриллиантовые точки, ивы по берегу тихонько шелестели, хотя ветра и в помине не было. Над головой толклось облачко мошкары, вода плескалась у ног… Нимве лежала, ощущая, как ослабевают боль и жжение, ни о чем не думая. Главное - не шевелиться, и пусть наверху всегда будет это безмятежное небо, и ива будет полоскать сосульки листьев в прозрачной воде, а речка будет течь, течь, омывая камни тончайшей пеной…
Нимве очнулась от холода, в кромешной темноте. Она лежала на сырой траве, свернувшись калачиком, мокрая рубаха, сбившаяся вокруг обнаженных бедер, стала ледяной. Было тихо, где-то стонал филин, его крик, звенящий, тоскливый, кромсал тишину. За раскидистой ивой мерцал костер. Кое-как, на четвереньках, Нимве поползла по песку, волоча котомку и плащ. Будто раненый зверь, забралась под деревья, росшие на верхней кромке берега, упала там, трясясь от озноба и изнеможения, лязгая зубами. Из котомки выудила сухую рубаху и юбку, переоделась, забросила мокрую одежду на куст. Закуталась в шерстяной платок, натянула плащ на босые ноги, сжалась в комок, но еще долго не могла уснуть, вздрагивая от холода, слушая шуршание в кустах да плеск ручья.
Что-то мягкое настойчиво тыкалось в щеку. Вынырнув из забытья, Нимве с трудом разлепила веки. Сверху маячил огромный силуэт, черный на фоне яркого дневного неба. Она не сразу сообразила, что это лошадь. Оттолкнув теплую морду, Нимве кое-как села, опираясь на руки. Лошадь стояла рядом, под седлом и в узде, и Нимве с раскаянием вспомнила, что бросила ее так вечером. Нимве встала на четвереньки, потом поднялась, цепляясь за куст, и расстегнула на животном подпругу. Она не знала, здесь ли еще принцы, и это ее не волновало. Расседлав наконец лошадь, сняв уздечку, Нимве остановилась, чтобы перевести дух. Скинув плащ, босая, проковыляла к речке. Бедра тут же отозвались жгучей болью, а поясница, кажется, скрипела при движении, как проржавевшие дверные петли.
У кромки воды Нимве присела на корточки, горстью зачерпнула воду. Солнце успело высоко подняться, было около девяти утра, принцы, конечно, давно уехали - и тут же с удивлением она услыхала:
- Ларра! Эй, Ларра! Где мои сапоги? - звал за деревьями принц Инис.
- Здесь, сударь, здесь, - ответил низкий хриплый голос. Нимве подняла голову. Внутри все дрожало, замирая, мутило, и кружилась голова. Она обвела взглядом речку и заметила, как что-то полощется в воде, запутавшись в ветвях ивы, у противоположного берега, ниже по течению. Нимве тупо наблюдала за предметом, пока не поняла, что это штаны, которые она сняла вечером около воды, да так и бросила, а их, видать, унесло приливом.
Нимве встала, подоткнула юбку и, цепляясь за ветви, вошла в воду. Речка была неширокая, мелкая, но мешали водоросли на дне, а течение толкало под коленки. Нимве брела, пошатываясь, пару раз поскользнулась, но все же добралась до другого берега, и, выпутав штаны из цепких ветвей, отжала, перекинула через плечо и повернула обратно. Отсюда, как на ладони, была видна стоянка принцев. Нимве показалось, что за ней наблюдают, она заметила нескольких человек, услыхала разговоры и громкий смех. Однако было не до них, Нимве беспокоилась лишь о том, как добраться назад. Вода, будто мягкая, но мощная преграда, упиралась в живот, властно и настойчиво подталкивала течением, голова кружилась все сильнее, и Нимве казалась себе неприятно легкой. Каждый шаг давался с трудом. Река неумолимо напирала, словно хотела сбить добычу с ног и утащить в лес.
А потом вдруг все исчезло. Когда через несколько мгновений Нимве снова ощутила себя, вода лилась в рот, в уши и глаза, обхватила тело сильными ладонями - и, отбиваясь, барахтаясь, Нимве пыталась вздохнуть, ноги искали и не находили дна, а река тянула ее, затягивала в свою ненасытную пасть. И когда Нимве почти захлебнулась, а перед глазами завертелись огненные колеса, что-то резко дернуло вверх,
