Аксу, снимая комнату в бывшей бабушкиной землянке — на большее у нее не хватало средств. Девочка продолжала болеть. Отец девочки не помогал им с Гульшат, но Дариге было не привыкать жить одной, топить печь и таскать воду ведрами. Перед самым Новым Годом, Дарига поехала к подруге в Макинск. Подруга пригласила ее к себе пожить в благоустроенной квартире, пока она на Новый год съездит к родственникам в Алма-Ату. Отказаться от такой возможности, в нормальных условиях встретить Новый год Дарига, не могла. Под Новый год Гульшат неожиданно поднялась температура тела. Приехавшая на вызов Скорая помощь, забрала девочку в больницу. Дарига согласилась работать уборщицей в больнице, чтобы ухаживать за дочкой. Новый год они встретили в больнице. У девочки было явное улучшение, ее здоровье было в стабильном состоянии. Утром первого января, Дарига отпросилась у дежурной медсестры, чтобы проведать квартиру подруги, принять там душ, привести себя в порядок после нескольких бессонных ночей в больничной палате. Оставив домашний телефон квартиры медсестре, Дарига уехала из больницы. Когда зазвонил телефон, она уже успела принять душ, убраться в квартире и приготовить себе чай. Звонила медсестра из больницы, чтобы сообщить Динаре о том, что ее девочке стало внезапно плохо. Дежурный врач сделала все, что было в ее силах, но Гульшат умерла. Когда звонил телефон, по телевизору выступал Юрий Лоза — пел песню «Плот»…
На следующий день, рано утром, Дарига, подкупом, обманом и уговорами забрала тело девочки из больничного морга.
— Они заставили меня написать расписку, — рассказывала она мне, — знаете, что они написали на моей расписке — САМОВЫВОЗ!..
В Карабулаке жили знакомые Дариги — она ехала к ним. Что делать с телом девочки, как ей жить дальше, она не знала…
Я ее высадил у магазина, на въезде в Аксу. Отъезжая, я посмотрел в зеркало заднего вида. Она стояла, закутанная в шаль, держащая двумя руками свою большую спортивную сумку. Петли ручек сумки напоминали беспомощно повисшие руки ребенка. Такой я ее и запомнил…
Мозг хранит понятия и слова во множестве мест. Как они там записаны — целиком или рассыпаны отдельные слова? Фразы? Что там хранится-то?! Я этого не знаю. Идиотский вопрос: что такое память на понятие «плот»? «Плот» — это слово, «плот» — звук музыки из песни, «плот» — список событий в чьей-то памяти.
Я вдруг подумал — работа мозга похожа на джем-сейшен! У разных функций мозга есть свои адреса. Зрительные лежат в затылке, запахи отдельно, звуки тоже. Но для выполнения своей задачи эти нейронные «ансамбли» приезжают из разных «квартир» в некое определенное место и начинают играть определенное произведение. Почему джаз? Потому, что у них нет нот, нет дирижера, они импровизируют, не зная, что будут играть. Важно одно — играть хорошо. Сыграли и разъехались…
Любой государственный проект является мавзолеем. Жить в мавзолее нельзя. Некоторые великие цели не могут быть достигнуты без участия каждого. Если государство не может обеспечить добровольного участия граждан в своих проектах, то лучше бы этим целям остаться недостигнутыми.
Сначала люди голодали в степи в ожидании хлеба, электрогенераторов и тракторов. Они голодают до сих пор — в ожидании межпланетных путешествий и альтернативы атомной энергетике. Те, кто провозглашает все эти проекты, никогда не отвечает на вопрос — кому это выгодно? Проекты подразумевают наличие тех, в пользу кого они осуществляются. Для кого полезны фабрика смерти «Прогресса» или молотилка Афганской войны? Политическое планирование под лозунгом «человек — не помеха». То, что было явлено в качестве идеала, стало скелетом в лохмотьях. Нравственность имеет отношение только к вещам, которые человек выбирает добровольно. Инициатива сегодня исходит только от двух типов людей: от тех, кто согласен взять на себя ответственность за установление рациональных ценностей, и от подонков, которых вопросы ответственности несколько не волнуют.
Комбинат «Прогресс» и Дарига родились почти в один год. В это же время мы с Шасом парились в Афгане — тоже не «песочные часы» там делали. Государство тасовало нас, как колоду карт — крапленую ему одному известным способом. И вот, в пункте Кiшкинтай была сыграна партия, карта Шаса была бита — в прямом и переносном смысле.
Оказавшись одновременно в одном месте, мы разлетелись, как осколки — взаимно реализуясь друг против друга. Человек, которому не хватает самоуважения, бежит от двух «преследователей» — от реальности и собственных мыслей. Если у меня с Шасом одна реальность, тогда… — мы думаем по- разному…
Я не знал, на основании чего Шас вдруг принял такое решение? Да я сам не знал, почему я принял такое решение по отношению к Шасу? Мы даже не успели обменяться мнениями по этому поводу! Мозг принимает решение за 20–30 секунд до того, как человек об этом узнает…
Что узнал тогда Шас — я не знал. Что узнал я? Я пытался это понять…
Счастлив — в определенной степени
В Аксу я Бакана не нашел. Плутая по занесенным снегом улицам, стучась в двери землянок и вполне приличных домов, я узнал, что «такого здесь нет». Мне посоветовали, поискать в «пятиэтажках Заводского» — в поселке по другую сторону трассы из Аксу.
Прототипом для первых «хрущёвок» стали блочные здания (Plattenbau), строившиеся в Берлине и Дрездене с 1920-x годов. Строительство «хрущёвок» продолжалось с 1959 по 1985 год. В 1956–1965 годы в СССР было построено больше тринадцать тысяч жилых домов, и почти все — пятиэтажки.
В одной такой панельной пятиэтажке, с выбитыми на лестничных пролетах окнами (зимой!), вывороченной подъездной дверью, я нашел Бакана. Поиски заняли минут сорок, из них большая половина времени ушла на вежливое общение с прохожими, уточнение несуществующего адреса, полученного мной из сомнительного источника. В последние пять минут своего поиска, я подъехал к местному магазину, пристроенному к панельной пятиэтажке. У входа тусовался какой-то бродяга. Пара вопросов, оплата информационных услуг по заявленному тарифу и я уже имел полную информацию о Бакане — даже номер его сотового телефона!..
Я стоял на площадке пятого этажа, перед обшарпанной дверью однокомнатной квартиры. На мой стук дверь ответила гулким эхом пустой квартиры. Я еще раз ударил в «барабан» — послышался какой-то шорох. Я набрал номер сотового Бакана — за дверью громко зазвонил телефон.
— Привет, — поздоровался я, с ответившим на мой звонок, человеком.
— Привет, — устало ответили мне.
— Бакан ты? — проверил я сам себя.
— Я, — ответил человек на том конце радиоканала.
— Ты где? — спросили меня.
— Я перед дверью, которую ты мне не открываешь, — в доказательство своих слов я ударил ногой по двери.
Связь прервалась. За дверью началось движение — деревянное дверное полотно с одинаковым качеством транслировало звуки в обе стороны. Наконец дверь открылась и я вошел в маленькую прихожую типовой однокомнатной хрущевки. Это был классический притон. Обуви в прихожей не было — никто не разувался. Запахи, грязь, сломанная старая мебель, грязные окна без солнечного света — так выглядят берлоги «трефовых тварей»?
«Поэта далеко заводит речь» — Цветаева сказала. Этих утырков в эту дыру тоже чьи-то слова привели. Если верить Шасу и слово это «дыхание твари», тогда язык — это вирус, оккупировавший мозг и заставивший мозг развиваться, чтобы этот вирус обслуживать. Язык адаптировался к мозгу в гораздо большей мере, нежели мозг эволюционировал в сторону языка. Шизофрения — плата человечества за умение говорить.
Одни виртуозно играют механизмом речи, получая недоступный для посторонних товар. Другие говорят немыслимо, это вообще не язык. Я не слышал речь людей, впустивших меня в квартиру, и думал: у этих людей может вообще не быть никакого мозга. С какой стати этим людям долго жить? У них нет никакой цели существования, нет никакой идеи, нет картины мира, она распалась на молекулы, одна называется
