шагами. Ничего хорошего от звуков ожидать не приходилось, но командир немного постоял перед дверью и неожиданно резко потянул ее на себя.
Прямо из дверного проема на друзей глядела огромная голова гигантского паука…
Войска Его Величества Кеннета Первого, правящего Монарха Новой Южной Страны, как и войска любого уважающего себя государства, время от времени проводят учения. Для маневров выбираются, с одной стороны, условия относительно мягкие – дабы правителю и придворным, присутствующим на учениях и наблюдающим за доблестью воинов, было удобно, как на охоте, а с другой – неожиданные: чтобы воины не плошали и службу с развлечением не путали. Зато после маневров – полное раздолье. Монарх доволен, командиры за королевским столом обедают и рядовых воинов не терзают почем зря. Даже какое- то расположение проявляют: кого к женщине отпустят вне очереди, кому кружку огненной воды вечерком нальют, а кому и пару кувшинов обычной, простой воды прибавят в ежедневное довольствие. А уж по ходу возвращения в казармы всегда дадут отоспаться вволю!
… Когда Хенри Носатый сообщил Его Величеству, что правитель Северо-Западного Королевства собирается устроить большие маневры, Кеннет Первый решил переплюнуть Джейкоба Анатольского. Да и в Монархии давно было пора провести военные учения такого размаха, чтобы беспокойные соседи надолго успокоились и сидели в своих землях тише крика и ниже кактуса. А где такое зрелище полезно устроить с максимальным устрашением чужим поселенцам и лазутчикам? Только вблизи границ с противными соседями.
Сам Кеннет Первый, правда, не слишком любил взирать на старания воинов и пыхтение военачальников. Вместо себя он старался послать наслаждаться видами учений всякую придворную знать – в основном, министров и знатоков. Хенри Носатого тоже отряжал пару раз взглянуть краем проницательного глаза на учебные забавы войск, и Носатый ни разу не подводил: всегда докладывал о тех или иных слабостях и прегрешениях подданных. Однажды после подобного доклада даже последовала смертная казнь особенно сильно провинившегося.
Не поехал Монарх и на эти учения – и правильно поступил. Потому как спустя несколько дней после окончания маневров в опочивальню без доклада ворвался Хенри.
Запинаясь и заговариваясь, что было для него совсем несвойственно, он рассказал об ужасном нападении гигантских многоногих на один из оазисов Северо-Запада.
– А наши войска как? – спросил Монарх, и тон его выражал тревогу.
– Вроде пока все целы и невредимы, а что? – несколько озадаченно удивился Хенри.
Тревога Кеннета Первого оказалась не напрасной. В тот же вечер, когда его соглядатай покинул опочивальню, дабы побывать в казармах и самолично убедиться в том, что все в войсках в порядке, недалеко от Блэкуэрри на шагавший в сторону столицы отряд гвардии напали огромные пауки.
Твари ростом с человека внезапно вышли из-за руин длинного древнего дома. Четыре толстых, казавшихся неповоротливыми самки, и семь поджарых самцов. Чудовища отсекли людям возможность отступления: две самки преградили дорогу впереди, еще две – позади. Другие восьмилапые окружили отряд слева и справа; все твари застыли на своих местах, и их отвратительные головы с подрагивающими жвалами не внушили командиру отряда никаких приятных мыслей. Гвардейцы остановились, замерли и многоногие. Прошло несколько минут в напряженном ожидании – а потом чудовища ринулись на воинов резво, нагло и напористо.
Щ-щ-щ-к! – и голова последнего в рассыпавшемся строю воина полетела вниз, гулко ударившись об камни дороги. Упав, она закрутилась вокруг своей оси и стала выхлестывать из обрубка шеи остатки крови. Другие гвардейцы, обнажив мечи, беспорядочно рассеялись по полосе дороги, пытаясь увернуться от смертоносных лап, жвал и пасти тварей. Выучка есть выучка – быстро редевший отряд все же успел отправить в ад несколько созданий, расчистил дорогу к отступлению и начал медленно пятиться по дороге. Восьмилапые пытались преследовать воинов, но поначалу без особого успеха.
Самка светло-серого цвета с небольшими черными крапинками у основания лап рухнула, как подкошенная, на дорогу: ее бока, брюхо и спину усеяли арбалетные стрелы, а в сочленение между головой и туловищем было настолько порублено топорами и мечами, что в момент падения голова паука оторвалась и укатилась куда-то вниз, в канаву для сточных вод. Паука с желтыми пятнами на спине и давным-давно оторванной передней правой лапой закололи насмерть пиками и копьями. А небольшую по размерам самку с мохнатыми лапами покрошили мечами на куски. Казалось, еще немного – и последние восьмилапые тоже полягут в пыль.
Но тут из-за окрестных холмов к месту побоища подбежало еще несколько десятков пауков. И тогда-то сопротивление тварям вмиг угасло: теперь каждый из воинов полагал, что дни оставшейся жизни можно продлить, если не биться насмерть с многоногими, а просто дать деру, да поскорее. Увы, они недооценили умение восьмилапых бегать по пескам. Злобные чудовища, рассыпавшись в стороны, догнали всех беглецов до единого и безжалостно прикончили.
К концу дня только широкое кровавое пятно могло напомнить прохожему о том, что здесь недавно произошло. Ни один из воинов и командиров не остался в живых, и лишь дикая пустынная живность насытилась вволю тем, что осталось от гвардейцев. Наутро после жестокой схватки лишь кое-где на дороге остались белеть кости воинов и их командира…
… Таких громадных восьмилапых тварей ни Деггубэрт, ни Нильс, ни Селена еще не видели. Паук не пролезал даже в широко раскрытую дверь. Жвалы вибрировали так, что волосы на головах друзей зашевелились, как от порыва ветра. Глаза – каждый размером с чашку для огненной воды – смотрели так, что колени невольно подгибались, а по телу пробегала нехорошая дрожь. Передней паре голых толстых лап, которые паук хотел было просунуть в дверь, места хватило, но целиком он влезть никак не мог, и острые длинные когти чудовища яростно царапали пол перед входом. Тварь серо-зеленого цвета, щедро усыпанная мелкими коричневыми пятнышками, выпустила из пасти клейкую струю слюны. Друзья застыли от ужаса, и Деггубэрт услышал бесцветный голос, исходивший от паука-колосса:
«Двуногие? Почему здесь? Они из тех, которых взяли младшие братья и сестры. Что им нужно? Сюда нельзя многим восьмилапым, даже некоторым Побеждающим. Здесь записи, и двуногие могли узнать их! Они могли забрать или уничтожить какие-то из записей! Нужно убить их. Они опасны. Они проникли в очень важное место! Если Побеждающие узнают, что здесь были двуногие, моя жизнь тоже закончится. Во имя Священной Задачи я должен уничтожить двуногих! Повиновение и завоевание!»
Первым очнулся Нильс. Командир отпрянул от двери с выражением безмерной брезгливости на лице, будто из нее на него хлынула рвотная жижа пьяного поселенца, и тремя прыжками достиг середины помещения. Тварь все силилась протиснуться в дверь, ее жвалы заворочались быстрее, и из пасти показались первые белесые струйки: вот-вот паук начал бы метать свои клейкие нити в людей, спутывая им руки и ноги и тем самым предрешая их участь.
Селена взвизгнула; ее тело сотрясала крупная дрожь, но ведунья пересилила себя и зашарила руками в складках своих одежд. Через пару секунд женщина вытащила мешочек с магическими травами, развернула его и, высыпав содержимое в ладонь, с силой дунула на порошок в сторону огромного паука. Зеленоватое облачко окутало голову твари и повисло в сыром воздухе, и тогда ведунья заговорила. Понять смысл ее слов не удалось ни Нильсу, ни Деггубэрту, а потому им оставалось лишь наблюдать за происходящим.
По мере того, как Селена читала свои заклинания, движения твари замедлялись, а настороженный и злой взгляд сделался отсутствующим и осоловелым. Однако паук еще пытался сопротивляться магии и шевелил лапами – да так, что слегка дрожали стены, а пыль на полу поднималась облачками.
Теперь настал черед Деггубэрта. Смотритель направил на тварь Нож и повернул рукоять. Невидимый луч разрезал голову чудовища на две неравных части, и несчастное создание даже не успело осознать, что с ним происходит, – и лишь тогда в сознании Деггубэрта затих паучий голос…
Сожгли тварь прямо в «Зале 11». Сначала Деггубэрт разрезал восьмилапого Магическим Ножом на мелкие кусочки, а потом люди собрали в залах все, что могло гореть, и по частям сожгли омерзительный труп. Вонь повисла в сыром воздухе подземелья, и Селене стало плохо, так что Нильс велел ей срочно возвращаться. По расчетам командира, время близилось к утру, и пленникам следовало пока проявлять
