Прошло четыре долгих года.
Все это время Ларсен скитался по Норвегии.
Когда-то, четыре года назад, так давно, что уже и не вспомнить, все началось замечательно. Катрин захлопнула за ним дверь и сразу поцеловала его — припала к нему, как источнику, и пила его взахлеб, пока у Вика не кончилось дыхание. В огромной квартире, заполненной десятками встревоженных викингов, поставленных на мечи, в большинстве своем знакомых Виктору, нашлась маленькая комнатушка для Вика и Катри. Этого было достаточно. Они промяли новый матрас до самого пола. На следующий день Катри призналась, что влюбилась в Виктора с первого взгляда, сразу, насмерть. Действительно — насмерть. Через два дня Катрин убили — не стрелой, по старой северной традиции, а пулей в затылок. В тот день убили многих — чистильщик Эйзентрегер выжигал территорию как напалмом. Но до Виктора он не смог добраться. Не успел и не сумел.
Это была война, которой не заметил никто. В морги Осло привезли двенадцать трупов. Всего дюжину. Воюй Лотар на территории России, трупов были бы сотни. Но сейчас он действовал в Норвегии и не мог позволить себе лишнего. С двенадцатого века, после окончания эпохи викингов, Норвегия была одной из самых тихих стран мира. Здесь не запирали дверей, не воровали и били друг другу морды реже, чем, к примеру, в соседней Германии. И почти не убивали. Пассионарный запал Норвегии истощился, весь ушел на заморские войны, на освоение Изеланда, ныне Исландии, Грюнланда, ныне Гренландии, и Винланда, ныне островов Северной Америки. Норвежцы, норманны, в эпоху викингов считавшие себя самыми сильными и яростными, солью скандинавских земель, по-хозяйски ступавшие по Англии и Ирландии, упали на колени и сдались на милость победителю, лишившись крови. Племена свеев, нынешних шведов, отрезали у норманнов половину владений и убили последних норвежских конунгов. Даны, нынешние датчане, отняли у норвежцев право не только на государство, но и на язык, навязав взамен язык датский, официальный букмол. Старый норвежский язык нынче именовался исландским. И до сих пор в Норвегии, стране с невероятно высоким показателем жизни, жило меньше пяти миллионов людей. У нынешних норманнов были нефть, газ и рыба — за счет этого они и существовали богато и безбедно. А желание убивать других как пропало сотни лет назад, так и не появилось вновь.
Десять человек, убитых в Осло за день, — неприятно, но приемлемо. Дюжина — многовато, но перетрется. Большего Лотар не мог позволить категорически. Интерпол, который охотился за ним не один десяток лет, вышел бы на его след. Эйзентрегер, конечно, ушел бы, но Четвертый рейх, и без того живущий нелегально, под полярным льдом, уныло и аскетично, понес бы ощутимые финансовые потери. Этого Лотар допустить не мог. Он был истинным патриотом своей империи, живущей втайне от мира, но в будущем неизбежно должной стать распорядителем всего и вся.
2002 год. Теперь Вик больше не назывался ни Виктором, ни Ларсеном. За четыре года ему пришлось сменить несколько паспортов. В настоящий момент он звался Томасом Стоккеландом и был полноценным гражданином Норвегии. Паспорт его был не фальшивым, а официально напечатанным в соответствующей типографии и снабженным всеми видами хитроумной защиты. Именно с этим паспортом Виктор затеял покупку своего дома.
Вик мог жить в Норвегии вполне свободно. Единственное, что было ему противопоказано, — попадаться на глаза Лотару Эйзентрегеру или кому-либо из его людей. Поэтому Виктор уехал настолько далеко на север от Осло, насколько это было возможно. Он отрастил длинные волосы, густую бороду и усы и покрасил их в темно-каштановый цвет. Он никогда не надевал предмет, выходя на улицу, и глаза его теперь были блекло-голубыми, одинакового цвета. Он сменил протез, купил себе новую ногу в Дании за огромные деньги и ни хромал ничуть. Надо сказать, что протез стоил потраченных крон, и большую часть времени Вик просто не помнил, что много лет назад у него где-то оторвало какую-то ступню. Он ходил, просто ходил. Бегать не рекомендовалось, однако временами Виктор-Томас бегал, и достаточно быстро, и ни разу протез не принес ему ни боли, ни даже мелких потертостей.
И все это время Виктор помнил, что шелкопряда нельзя отдавать никому. Что Вик — просто хранитель предмета, ничего не значащий в истории человечества. Он очень надеялся на это. Это оказалось вовсе не так — скорее, противоположностью. Но об этом позже.
Норвегия — особая страна, она поделена на зеленое и белое. На теплое зеленое лето, довольно короткое, и бесконечно длинную зиму.
Виктор Ларсен предпочитал зиму.
В короткое норвежское лето кемпинги, гостиницы и шале работают на разрыв. Норвегия, большей частью расположенная на высокогорьях, пересеченных самыми длинными в мире морскими заливами — фьордами, пользуется бешеной туристической популярностью. В длинную зиму кемпинги замирают. Их консервируют до следующей весны; зима не очень холодна, благодаря Гольфстриму. Однако количество осадков немалое. Норма — полметра снега за зимний месяц, а таких месяцев по крайней мере шесть.
После бойни, устроенной Эйзентрегером, Виктор сменил паспорт, имя и фамилию и стал охранником кемпингов в зимний сезон. Лишне говорить, что он ничего не делал и не придумывал сам. Его пасли откровенно и бережливо, и Вик нисколько не возражал. Он возлагал вину за смерть Катрин на себя — ее машину засекли, Катрин сфотографировали и занесли в расстрельный список. Господи, о чем он думал, когда любил ее до полного растворения в ту ночь? Если бы он пошел с ней в тот вечер, когда ее убили… Что было бы? Вполне вероятно, что отправили бы на тот свет обоих, и все неприятности закончились бы разом. И не менее вероятно, что Виктор положил бы всех, сколько бы их ни было. Если бы у Вика была пара ножей, не говоря уж о паре пистолетов, он упокоил бы всех. И сейчас Катри лежала бы рядом с ним, сопела бы своим смуглым носиком, уткнувшись в его лохматую грудь… «Зачем мне мечтать о несбыточном?» Она получила свое, но взяла слишком мало. Ее убили. И до сих пор эта боль жила в сердце Ларсена, и нельзя ее было ни излечить, ни забыть о ней.
А еще Сауле. Где она, солнышко? Виктор не видел ее так много лет… Жива ли она?
«El corazon espinado», была такая песенка Сантаны. «Распятое сердце».
Сердце Виктора, распятое острыми занозами потерь, болело до сих пор.
Для охраны кемпинга на зиму в Норвегии требуется один, два или три человека. Вик справлялся один. Он отлично переносил одиночество, для него это было легче и естественнее, чем существовать в толпе орущих людей, в том же Осло, наполненном фриками, подростками на скейтбордах, двухметровыми чучелами с волосами из льняной пакли и карликами на мотороллерах. Виктор любил Норвегию и ненавидел Осло. Норвегию было за что любить, Осло — за что ненавидеть. Кто-то считал иначе, но Вик имел свою точку зрения и не собирался ее менять.
Теперь Виктор месяцами, из года в год, жил в зимних кемпингах, отрезанных от внешнего мира. Получал плату за двоих, а то и за троих. Он был предоставлен самому себе, у него не было ни сотовой связи, ни Интернета и очень часто даже электричества.
В таких случаях Виктор довольствовался свечами. Для того чтобы читать книги, как выяснила наука, хватает и этого.
Вик выучил-таки исландский и немецкий, времени для этого было предостаточно. Он прочитал «Старшую Эдду» сперва по-английски, а потом уже по-исландски. «Младшую Эдду», толстый томик, купил сразу на исландском языке, принципиально. В тот же вечер начал читать и закончил в четыре часа то ли ночи, то ли уже утра, когда разморило его до желеобразного состояния. Проснулся, обошел окрестности с двустволкой, в сопровождении двух огромных мертвых овчарок, одной из которых была Дагни, самый удачный его эксперимент, и снова лег читать, а потом спать. Дагни была смесью немецкой и кавказской овчарок, высотой с годовалого теленка, послушной и доброй во всем, что относилось к хозяину. Все остальное она быстро раскусывала на мелкие фрагменты, будь оно живым или мертвым. Русского языка, на котором до сих пор мыслил и внутренне разговаривал Виктор, она не понимала совсем. Зато на резкие приказы на норвежском реагировала немедленно. В общем, полезная была собачка. Ценная.
Шли годы. Виктор изнывал от безделья и снова начал экспериментировать с оживленными тварями. Несмотря на охотничью лицензию, полученную на имя Тома Стоккеланда, лицензию на право владеть отличным нарезным оружием, охотиться в Норвегии было не на кого. За год по всей стране убивали два-три волка и одного медведя, забредшего из Швеции или России. Причем на медведя охотилось сразу человек сорок, и после убийства несчастного зверя стрелки два месяца судились, доказывая друг другу, кто именно уложил несчастного мишку разрывной пулей, способной завалить тираннозавра. Такими играми Вигго не
