находящегося в Сент-Квентине, местные «стратеги». Конечно, можно придраться, почему Йон пошел с опытным Ельце, а не с Праксой — но, во-первых, КП на Северном позволял лучше следить за ситуацией, во-вторых, именно Ельце и наносил главный удар, в-третьих — помните, что Хабеданк упоминал некоего оберст-лейтенанта на КП Праксы? Возможно, что батальону все-таки придали кого-то из старших офицеров, хоть это и оказалось бесполезно. Наконец, в-четвертых — и сам Йон был не настолько опытным, чтобы вытащить Праксу…
В общем, бездарным план взятия крепости назвать нельзя — непонятным можно назвать смело.
Одно из объяснений, что видно и из «Отчета о взятии Брест-Литовска» — командование дивизии, как и корпус и т. д., переоценило воздействие артиллерии на крепостные сооружения. Предполагалось, что, ворвавшись в крепость, ошеломленную артударом, подразделения практически не встретят сопротивления.
Казалось, было сделано все для того, чтобы именно так и получилось — с одной стороны, дивизии было придано достаточно артиллерии, чтобы нанести удар по всей территории цитадели и поразить как можно больше ее защитников (прежде всего огнем реактивных установок), с другой — точечные, сокрушительной силы удары орудий особой мощности («Карлы») должны были сокрушить все возможные очаги сопротивления на пути атакующих групп.
Почему же этого не произошло? Пока — то, что сразу бросается в глаза.
Во-первых — артудар был спланирован в расчете на то, что русские успеют занять доты и позиции полевого заполнения. Именно поэтому дивизионная артиллерия и тяжелое оружие полков[1330] добросовестно обработало прибрежный ивняк и тополя, где не было никого, кроме нескольких секретов погранвойск.
О создании какого-либо плана, предусматривающего невыход русских в полевое заполнение, неизвестно. Скорее всего, он отсутствовал. Лишь Гудериан, видя странность ситуации, задумался — а надо ли вообще проводить запланированную артподготовку, если там никого нет?[1331] Но потом решил не импровизировать… Тем более на импровизацию не решился и фон Кришер.
Конечно, дивизионная (тем более — полковая) артиллерия вряд ли могла пробить стены Цитадели или толщу валов горжевых казарм — но сосредоточие ее огня на Центральном острове могло бы усилить моральный эффект и воспрепятствовать начавшемуся выходу групп или одиночек, прибытию командиров из ДНС.
Вместо этого полковая артиллерия прежде всего обеспечивала безопасность форсирования ударных группировок 45 I.D., а рассредоточенный подивизионно огонь A.R.98 и I/A.R.99, как правило, бил по тем секторам, куда выход пехотных подразделений планировался далеко не в первые же минуты атаки. В итоге — расчищенные артогнем участки, к моменту выхода к ним пехоты уже были заняты русскими. Каких-либо полевых укреплений или зданий, что сумели бы разрушить орудия A.R.98 и I/A.R.99 (10cm leFH 18 и 15cm sFH 18), в зоне их обстрела на тот или иной момент артогня не было. Удар дивизионной артиллерии пришелся в первую очередь по тем, кто пытался покинуть крепость ил и же наоборот — проникнуть в нее[1332].
…Во-вторых — расчет на эффективность артподготовки во многом строился на предполагаемом результате действия оружия нового, ранее не испытанного — реактивных установок и орудий особой мощности «Карл». Возложение преувеличенных ожиданий на «чудо-оружие» отразилось и на всем плане огня.
Вследствие большого рассеивания огонь из реактивных установок мог вестись только по площадям. Обстрел целей малого размера — неэффективен. Еще момент — из-за разлета осколков почти на 800 м реактивные установки не имели возможности вести огонь по прибрежной полосе из-за опасности поражения своей же пехоты. Укрытия не помогали — помимо них существовала опасность и разрыва на своих же позициях и самих ракет. (Из-за возможности больших недолетов пехота не могла находиться далее 1000 метров от позиций установок.) Кроме того, из-за большого рассеивания (и соответственно — опасности для установки и ее расчета) стрельба на дальность до 2000 м допускалась лишь в исключительных случаях.
Дальность стрельбы из пусковых установок — от 1925 м (28-см) до 2200 (32-см).
Все эти обстоятельства диктовали нанесение удара не по всей территории Центрального укрепления, а по той его части, что находилась на расстоянии от 800 до 1000 м от собственных, залегающих у Буга подразделений. Учитывая дальность стрельбы, это была полоса шириной 1–1,5 км, проходящая по Центральному, западу Северного, северо-востоку Западного, северу Южного островов.
Легко заметить, что в центре зоны поражения находился наполненный артиллерией, автопарками и коновязями Центральный остров, наиболее населенная часть Южного (госпиталь), полоса атаки Ельце (на Северном), а также важный для атаки Праксы район[1333], прилегающий к Тереспольскому мосту (на Западном).
Кроме того, Шлипер уточнил, что распорядился о большем сосредоточении огня на Центральном острове, чем было предложено командиром NbW.Rgt 4.
С одной стороны, нанесение удара обеспечивало уничтожение практически всего, что было на поверхности или в неукрепленных зданиях — артиллерии, автотранспорта, лошадей, личного состава в палатках. Фактически советские войска, лишившиеся и артиллерии, и средств тяги, могли считаться разгромленными — если бы еще они сами считали так…
На деле же уничтожение матчасти, оставление в крепости боекомплекта и запасов ГСМ действительно сразу же сказалось — но на более высоком уровне, чем подразделения в крепости. Огонь реактивных установок NbW.Rgt 4 лишил боеспособности 6 и 42-ю дивизии — но мало отразился, например, на 333 сп, надежно укрытом массивными стенами старого арсенала. То есть реактивные установки сработали больше в интересах XII А.К., чем 45-й пехотной дивизии.
Для NbW.Rgt 4 было выделено 2880 турбореактивных снарядов, предназначенных для ведения огня 22 июня. 24 июня оставалось только 150 снарядов, значит, расход к этому времени — 2730 снарядов[1334].
Согласно отчету EntgAbt 105(mot.), поданному в штаб XII А.К. в августе 1941 г., 22 июня, используя 4 Satz, для обстрела крепости Брест-Литовск, дивизионом было выпущено — 440 фугасных турбореактивных снарядов (28-см), 585 зажигательных турбореактивных снарядов 32-см [1335].
Если показатель трех батарей EntgAbt 105 экстраполировать и на 6 батарей NbWAbt 8 (в т. ч. и 3 батареи обслуживаемых его расчетами) — то с легкостью набирается общий объем расхода (2730).
Все эти снаряды были выпущены в течение 5 минут — сокрушительный удар!
Почему же он мало помог 45-й дивизии? Дело в том, что огонь велся в те минуты, когда личный состав находился в казармах. Если бы реактивные установки открыли огонь несколько позже — то все сметающие их разрывы легли бы как раз в сотни покидающих крепость красноармейцев. Но — во-первых, была опасность, что это непредсказуемое оружие уничтожит и своих, уже высаживавшихся на восточном берегу пехотинцев. Отсрочка форсирования тоже невозможна — русские могут прийти в себя. Во-вторых, как указывал Шлипер в своем «Отчете о взятии Брест-Литовска»: «Так как заряженные тяжелые метательные установки должны были стоять на почти открытых огневых позициях (что диктовалось досягаемостью!), было необходимо, чтобы они стреляли немедленно при начале нападения и, следовательно, спустя несколько минут после часа X двинулась пехота, используя при нападении их огонь. Было бы желательно проводить первоначально одну более длительную артиллерийскую подготовку и только тогда позволять вести огонь метательным аппаратам; опасаясь, что тогда метательные установки и их боеприпас подвергнутся вражескому противодействию, от этой мысли пришлось отказаться».
В итоге огонь дивизионов реактивных установок, уничтоживший технику, почти не затронул личный состав. В том же донесении Шлипер писал, что ему было заранее известно, что «Небельверфер» не смогут разрушить подвалы и казематы крепости, что якобы и неоднократно подчеркивалось им как особая слабость.
Это утверждение ничем не подтверждено. Каких-либо документов, говорящих о том, что Шлипер сомневался как в возможностях реактивных установок, так и в силе приданной ему артиллерии вообще — нет. Командира дивизии больше заботил своевременный подвоз надувных лодок или боеприпасов.
