наблюдать воздушные бои, начавшиеся около 5 часов утра. Гудящие массы русских самолетов направлялись к району границы, однако немецкими истребителями, уже полностью державшими воздушное пространство, встречались так стремительно, что иногда парашюты советских пилотов дюжинами парили в синеве неба.
…Внезапно Лозерт, заметив, как срывается в воздушном бою очередной «рата», увидел в воздухе 4 вражеских парашюта.
Один из них опустился примерно в 100 м перед перевязочным пунктом батальона, где находился Рудольф Гшопф: «Так как он больше не поднимался, мы предположили, что он ранен. 2 наших санитара с носилками хотели прийти на помощь противнику, но, при приближении обстрелянные им из пистолета- пулемета, были вынуждены залечь в укрытие. Русский летчик, проявляя свойственный им фанатизм, отказался от нашей санитарно-медицинской помощи с оружием в руке» [649].
В это время в роту Лерцера вернулась группа лейтенанта Шульца, принимавшая участие в бою за Цитадель. Пришли не все, некоторых принесли — двое раненых (один из них — тяжело), один погибший (ефрейтор). Это были первые потери I.R.133, еще даже не вступившего в бой[650].
Ефрейтора похоронили тут же, вероятно, надеясь в будущем перенести его на братское кладбище.
…Поднялись привязные аэростаты[651]. Их заметили не только немцы — комиссар Фомин приказал старшине Дурасову любыми путями убрать аэростат. Задача была достаточно трудной — из всего артпарка уцелело только 2 45-мм орудия, снаряды для них пришлось взять в башне броневика Матевосяна. Там оказались только бронебойные — ими Дурасов и открыл беглый огонь по аэростату. Перед этим, посоветовавшись с артиллеристами, они вырыли яму, опустив сошники орудий вниз, чтобы создать больший угол подъема ствола. «Однако попасть в цель было очень трудно, так как снаряды не имели дистанционной трубки и приходилось надеяться только на прямое попадание. Минут через десять аэростат пошел вниз: то ли действительно мы его сбили, то ли кто-то другой — это осталось неизвестным. Так или иначе, но приказ комиссара был выполнен»[652].
Но главное, что происходило в эти минуты на Цитадели и Северном острове, — это организация обороны и добыча боеприпасов их защитниками. Разгромлены подразделения Праксы, залегла пехота Ельце — каждую минуту передышки надо использовать.
Собственно, на Цитадели этим занялись еще в те минуты, когда группа Тойчлера пробивалась от Тереспольских к Трехарочным.
В 5 утра добыл первые патроны и 33-й инженерный полк[653]. «Стало известно, что есть склад боеприпасов, где-то в казармах 84 сп. В это время единого человека, который бы командовал, у нас не было, все происходило по согласованию на ходу между младшими командирами. Вот так и я, выбрав сам 10 человек, среди которых были сержанты Н. Якимов и Гордон А. и красноармеец Саркисов, отправился за боеприпасами. Под прикрытием броневиков добежали до склада. Какой-то старшина указывал, где что брать. Набив за пазухи гранат, захватив несколько коробок с запалами и взяв на плечи по ящику винтовочных патронов, двинулись обратно. Справа горели постройки нашего хозвзвода, кругом повсюду шла стрельба[654]. Упали Саркисов и Гордон, потом еще один. Все мы бросились на землю. Стреляли откуда-то сзади. Мы поползли дальше по- пластунски, волоча по двое каждый ящик с патронами. Саркисов и другой красноармеец (фамилию не помню) остались лежать убитыми. А. Гордон был легко ранен в бедро» [655].
С этого же склада раздаются патроны и бойцам 84 сп, продолжающим перестрелку с Южным островом.
Пограничникам пока не до складов — в нескольких метрах, в секторе кольцевой казармы у Тереспольских — 10-я рота. Обе стороны не прекращают бой — после того как пулеметный расчет Еремеева забросали гранатами, гранатометчика вычислили, и снайпер Голубцов уничтожил его.
Организуется оборона и в подвале 333 сп — склад боеприпасов рядом, в кольцевой казарме, но подход к нему простреливается с Тереспольской башни.
В полковой школе 44 сп и 3-го батальона 455 сп продолжают рубить стены. Только 44 сп пробивается к все сильнее разгорающемуся пожару на складе обмундирования, бойцы 455 сп, наоборот, рубятся в отсеки, примыкающие к Трехарочным, чтобы уйти от все сильнее заполняющего казематы дыма.
Здесь, в казематах у Трехарочных, становится все более многолюдно — Махнач встретил старшину, с немецким штыком и в немецкой каске, сказавшего, что убил одного или двух немцев, командиров — лейтенанта Мартыненко и неизвестного, тяжело раненного старшего лейтенанта. Третий из встреченных командиров — мл. лейтенант С., военфельдшер, только накануне прибывший в 455 сп и еще даже не сдавший документы. С., единственный медик, был назначен начальником медчасти[656].
Всего в казематах 455 сп у Трехарочных собралось около 300 человек. Большинство — заняты снабжением боеприпасами, все, что возможно, спуская в подвалы. Туда же — и раненых, большинство — через широкий проход бетонированной смотровой ямы авторемонтной мастерской 333 сп.
И, наконец, на Северном острове, продолжающем бой с батальоном Ельце, организует оборону майор Гаврилов, командир 44 сп.
…Петру Михайловичу Гаврилову лишь накануне, во вторник, 17 июня, исполнился 41 год. К концу войны сорокалетние будут командовать фронтами, а пока здесь, в крепости, татарин из деревни Альведино Гаврилов оказался одним из наиболее опытных: за его плечами финская и Гражданская (26 октября 1917-го штурм Казанского кремля, с января 1918-го — в Красной Армии: Первый социалистический татарский батальон, деникинский и колчаковский фронты, погони за бандами по Северному Кавказу…). Впрочем, сейчас он и самый старший по должности командир на Северном[657]. В 44 сп за Гавриловым утвердилась слава командира очень требовательного и строгого, называть его «Гаврилычем» рисковали не все, да и то, как правило, за глаза[658] .
Гаврилов — из семьи крестьянина-бедняка, долго батрачил, служил кучером у помещицы. С 1922-го в ВКП(б). В 1939-м окончил Военную академию им. Фрунзе, был назначен командиром полка, с которым 10 марта 1940-го и наступал на Тронгсунд. Женат, очень любил приемного сына.
Гаврилов был невысок, немногим выше среднего роста, слегка сутулый, медлителен в движениях, черные глаза под густыми бровями. Черные волосы зачесывал назад. Предпочитал гимнастерку серого цвета, брюки-галифе. Китель не любил.
Заместитель командира 44 сп по политчасти Н. Р. Артамонов: «Характер товарища Гаврилова довольно сложный и противоречивый, имеющий положительные стороны (любовь к военной службе, военная грамотность) и немало отрицательных (нечуткое отношение к подчиненным, скупость в быту). В военном отношении Гаврилов был подготовлен хорошо. В офицерской учебе особенно любил проводить занятия по тактике, занятия по огневой подготовке и другим дисциплинам поручал проводить своим заместителям. Говорил на чистом русском языке. Не любил выступать с лекциями и докладами… Внимательно изучал литературу о немецкой армии и о взглядах немецких военных теоретиков на войну… Товарищ Гаврилов нередко предупреждал офицеров об опасности нападения со стороны фашистской Германии. Уже тогда он подчеркивал, что враг коварен и силен, поэтому к обороне нашей Родины нужно готовиться серьезно и с большим напряжением»[659].
В июне 1941 г. товарищ Гаврилов «допредупреждался» — в дивизионную парткомиссию поступило заявление о тревожных настроениях, распространяемых товарищем Гавриловым среди подчиненных. Слушание дела было назначено на 27 июня…
…Многочисленных красноармейцев из самых разных частей Гаврилов разбил на группы — районами их обороны стали главный вал по левой стороне от Северных ворот, Западный и Восточный форты. Группы защитников довольно многочисленны — каждая более сотни человек. К этому моменту они уже вели бой, располагали оружием и боеприпасами.
Сам Гаврилов устроил свой КП в 150 метрах восточнее Северных ворот.
И еще — несмотря на организацию обороны на отдельных участках, из крепости продолжают
