нанимаем извозчика и едем. 'Знаешь ли дом Дмитраки Джинареско?' -- спросили мы его, усаживаясь. 'Штиу {Молдаваны говорят: штиу, вербешти, Букурешти -- а пишут: щиу, вербещи, Букурещи. (Примеч. автора.).}, знаю',-- отвечал он и погнал свою пару в шорах. Едем, едем, близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли -- вдруг мой молдаван останавливается и, привстав с козел, медленно и спокойно указывает длинным бичом своим прямо в открытое окно дома, к которому подъехали и где в эту злополучную минуту стояли или подбежали на стук экипажа искомые три грации, и твердым, внятным голосом произносит: 'Аич, бояр, здесь, сударь'.

Одна из дам сказала со вздохом: 'non, ce n'est pas lui' {Нет, это не он (фр.).}, -- и они отошли от окна.

Вообразите же теперь положение наше -- его, взявшегося быть путеводителем, и мое, попавшегося, как ворона в суп! Приятель мой вне себя, приказывает гнать далее, а я, виноват, хохочу от всей души} Но он, вместо того чтобы извиниться передо мной в том, что сделал из меня шута для компании, он же меня упрекает! Я узнаю, к удивлению моему, что не он меня, а я его возил, что он сам, чужой и нигде и никому незнакомый, во всем полагался на меня! 'Ты с ума сошел',-- отвечал я ему и, все еще припоминая себе живописное положение наше, хохотал. Но на следующий день уже прибегают ко мне товарищи из светских с дружескими упреками, с сожалением и состраданием -- анекдот, как они его называли, разнесся по всему городу, сто раз был рассказан, пересказан и каждый раз на новый лад и образец -- тут видели умысел, насмешку, оскорбление. 'Как ты покажешься в люди? -- восклицали соболезнующие друзья мои.-- Тебя назовут или неучем, или шалуном, или сумасшедшим!' И -- я объявил им, что после подобных нелепых сплетен, которыми досужим языкам угодно было позабавиться на мой счет, я вовсе не намерен и не хочу показываться в люди, я их избавлю от труда ломать голову и разгадывать загадку по части душесловия, злодей ли я или малоумный. Я здесь гость и проезжий: у меня нет ни времени, ни охоты забавлять или разуверять и разочаровывать их на счет мнимого чудачества и неловкости моей. Не пойду ни к кому, и в тот же вечер пошел в квартирную комиссию и потребовал для себя спокойной квартиры в каком бы то ни было уголке города.

Глава V

МОЯ КУКОНА [госпожа; здесь: хозяйка (молд.).]

Язык без костей -- мелет!

Поговорка

Мне отвели квартиру довольно отдаленную, одинокую, но порядочную и в хорошем большом доме, на которую, как она не входила в квартал большого света, не было доселе охотников. Хозяйка моя, одна из первоклассных, но устранившихся несколько от света женщин, тотчас послала просить нового постояльца к себе. С большим красноречием объяснила она мне, что у нее 'ну есть бар-бат' -- нет мужа, что она вдова и боится постояльцев военных, нашей братии. Я успокоил ее, сколько мог. Потом, сидя на софе в одних чулках и подогнув ноги под себя, много, хотя и бестолково, рассуждала и расспрашивала об отечестве моем, о России, о Москве, о Петербурге и непременно хотела знать подробно узоры чугунной решетки Летнего сада и перил каналов, о которых кто-то ей натолковал. Между тем девки принесли и подали дулчец, сахарное варенье, которое здесь и в Турции приготовляют также под именем шербета удивительно хорошо и употребляют большей частью с водою для питья. Чаша холодной свежей ключевой воды -- потребность и роскошь для турка: в Адрианополе на улицах и базарах разносят и продают холодную ключевую воду в высоких кувшинах, напоминающих древнюю Грецию и изящные формы ее. После первой девки вошла другая и подала стакан холодной воды, которою и здесь всегда запивают сласти, причем, как и у нас в простонародьи, все присутствующие кланяются и желают здравия. Наконец, еще несколько слуг и служанок явились и подали кофе: его всегда приносят в черном кофейнике, в котором варят его с особенною сноровкою и искусством, густой, рыжеватый и крепкий, а пьют из маленьких чашечек, не употребляя никогда блюдечек -- для нас иногда подают сахару, но сливок никогда. У турок кофе в неимоверном употреблении, и отделка его составляет значительный доход правительства, частное его приготовление в домах запрещено: все покупают готовый, жженый и толченый на казенном кофейном заводе, где целые горы его толкутся вручную, в больших деревянных ступах. Это при недостатке дров и печей, при обыкновении покупать готовый хлеб от пекарей, а в прочем довольствоваться по большей части холодным столом заведение необходимое. Стоит посмотреть, с какою ухваткою и сноровкою каведжи-баши подает вам чашку, обняв ее сверху всей лапой! Сахар употребляют турки только как мы конфеты и продают его на вески, по драхмам, которых идет 400 на око, на три фунта. Им же закусывают водки и ликеры, виноградного вина, как известно, не пьют вовсе, разве тихомолком, у нас в гостях. Турки и молдаване весьма лакомы, вам здесь подают кофе и дулчец во всякое время дня, утром, вечером и в полдень -- обыкновение, которое перешло чрез Бессарабию и в южные пределы империи нашей -- кофе и варенья, особенно при женских взаимных посещениях, визитах, должны всегда быть налицо.

Старушка моя разворковалась и насказала мне с три пропасти городских сплетен, а в должности толмача находился чокой, управитель или дворецкий, который бывал в Бессарабии и потому воображал, что умеет говорить по-русски. Она спросила также между прочим: 'Правда ли, что полковник ваш женится на Пулхерице Флореско?' -- 'Правда,-- отвечал я,-- он уже сам нам об этом объявил'.-- 'Да,-- продолжала она,-- Пулхерица куконица фрумоза -- она прекрасная девушка, очень хорошо воспитана, говорит по-гречески и по-французски. И у меня есть племянница, ба ну штить французешти, ши гречешти -- да только не знает ни по-гречески, ни по-французски',-- прибавила она с сожалением и велела ее позвать. Полненькая, белокурая куконица Смаранда {Кукон -- господин, куконица -- молодая женщина, девица. (Примеч. автора.).} вошла, поклонилась и, оставив туфли у дверей, села на софу. И я вскоре раскланялся и ушел в свою комнату. Я большею частью сидел дома, читал, работал, выходил только по делам службы и изредка для прогулки. Благодаря покойному сожителю куконы моей, масону, просолившему все имение свое в этом каменном доме, который был в свое время назначен им для какой-то масонской ложи и потому состоял из множества отдельных опрятных комнат, имел я покойную квартиру -- а этим благом никто не умел так наслаждаться, как люди, коим оно достается в удел после долговременной кочевой и бивачной жизни. Миролюбивый нрав моей куконы предохранял меня от всяких стычек и перестрелок между постояльцами и хозяевами, и особенно хозяйками, столь часто к обоюдному неудовольствию возникающих.

Глава VI

КАСАТКА

Слыву я девою жестокой,

Неумолимой красотой…

Пушкин
Вы читаете Цыганка
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату