рынке — то мексиканская мафия сейчас покупала оружие подобно какой-нибудь армии, в огромных количествах оптом. Мексиканская мафия и сепаратисты имели на два порядка большие финансовые возможности, располагая полноводной рекой денег, поступающих от наркотранзита и наркоторговли. Наконец — ситуация в Лос-Анджелесе конца нулевых по сравнению с девяностыми — резко обострилась. Предпринятый предыдущим президентом ввод войск в Мексику с целью «окончательного решения мексиканского вопроса за год-два» обернулся обвальной дестабилизацией обстановки и началом открытой гражданской войны. В Сан-Франциско и Лос-Анджелес хлынули толпы беженцев, их не могло остановить уже никто и ничто. Нищие, голодные, озлобленные, потерявшие то немного, что у них было, живущие в страхе быть вытуренными из страны обратно, инстинктивно стремящиеся попасть в большой город потому что там легче найти работу — беженцы стали легкой добычей для вербовщиков наркомафии и сепаратистов. К середине нулевых во всех южных штатах САСШ уже сложились мощные, хорошо вооруженные мексиканские общины. В ходе десятков кровавых разборок в тюрьме и на воле, они решительно потеснили с криминального рынка господствовавшие на нем негритянские банды, сосредотачиваясь, прежде всего на розничной торговле наркотиками и угоне машин для перепродажи в Мексику. Негры, куда лучше организованные и имеющие многолетний опыт организованной криминальной активности дали отпор: в одной только банде «Восемнадцатый район» состояло сто двадцать тысяч боевиков во всех континентальных штатах. Наряду с мексиканскими гангстерами удары наносились и по беженцам — негры хорошо понимали, откуда мексиканская мафия черпает свою силу. В итоге — неграм удалось (пока) отстоять большинство тюрем и не допустить проникновения мексиканцев почти во все штаты центра Америки и восточного побережья. На юге установилось неустойчивое равновесие, и только у самой границы, в Сан-Франциско, Лос-Анджелесе и дальше к югу — безусловно господствовали мексиканцы.
Убийство сразу трех авторитетных мексиканских лидеров подняло всех на ноги. Те, кто в курсе ситуации знает, как быстро на юге улицы заполняются разъяренной толпой, стоит только чему-то произойти — русские узнали это на Востоке, североамериканцы узнавали это сейчас у себя в стране. Информация об убийстве разошлась по городу часа через три, в это же время были зарегистрированы первые погромы. Вооруженные мексиканцы бросились к негритянским кварталам, которые тут были в осаде — оттуда ответили ружейным и автоматным огнем. А ближе к вечеру в городе был уже полный бешбармак — сожгли несколько полицейских участков, стреляли по всему городу, белые схватились за оружие и начали строить баррикады. Вечером же начался бунт в Чино, тюрьме рядом с Лос-Анджелесом, а вечером — взорвался уже Пеликан-Бей на севере штата. Негры и мексиканцы били, резали друг друга и требовали их выпустить, чтобы «помочь братанам», которых убивают на воле.
Ближе к вечеру на всей территории штата было введено чрезвычайное положение и активирована Национальная гвардия…
Найти лежбище на территории крупного города довольно просто, если ты знаешь, как это делается. Сначала Вадим хотел скрыться под городом — под Лос-Анджелесом есть очень разветвленная сеть подземных коммуникаций, есть метро, и есть система водостоков, по которым можно проехать на машине. Но тут ему на глаза попалась строительная площадка, почему то не действующая с виду — но охраняемая. Обмануть пару сторожей — для него была пара пустяков.
Поднявшись на несколько этажей — строилось какое-то офисное здание, сейчас оно было закрыто со всех сторон сеткой, и это для него было хорошо — он нашел себе лежбище, такое, чтобы видеть коридор. Потом прошелся по всему этажу и уяснил, что на нем есть две лестницы и четыре лифтовые шахты. В его состоянии лифтовой шахтой он не мог воспользоваться — но в двух из них были большие рукава для спуска вниз строительного мусора — и при необходимости, можно попытаться спуститься по ним. Еще один выход — это строительная люлька, хотя ее видно снаружи.
Затем — он поискал изоляционные маты, которые здесь должны были быть, нашел их и один перетащил туда, где собирался залечь. На голом бетоне лежать не годится, даже если ты здоров — а он был совсем не здоров.
Чувствовал он себя прескверно, но навыки, привитые ему в армии, пересилили — первым делом он занялся оружием. Он располагал двумя пластиковыми пистолетами Смит-Вессон, в одном было пятнадцать патронов, в другом тринадцать, оба пистолета находились в боевом состоянии. Двадцать восемь патронов — более чем достаточно. Еще у него был карабин — М4, капризная, но точная система, очень распространенная в САСШ. На карабине был прицел Aimpoint и он работал. У него нечем было смазать карабин — но он разобрал его и проверил… не стреляли давно, но особого загрязнения порохом нет, сойдет. Потом он не поленился — достал из двух магазинов, выбранных наугад, все патроны и проверил, что с пружиной подавателя, потому что значительная доля задержек связана с ослабленной пружиной подавателя магазина. Если хранить набитый патронами магазин длительное время — пружина и будет ослабленной. В каждом магазине было набито не тридцать патронов — а двадцать шесть, потому что североамериканский тридцатизарядный магазин тридцатизарядным был только на бумаге. Тем не менее, пружина показалась ему нормальной и он забил патроны обратно в магазин. Один пистолет он сунул под мат, второй — в карман, в карабине дослал патрон в патронник и положил его ближе к стене. Только после этого, он начал осматривать рану.
Кость явно не была повреждена и основная проблема могла быть, если в рану попала инфекция. Частички грязной ткани с куртки, пороховая гарь и все такое прочее. Полицейская аптечка в такой ситуации была лучшим подарком, какой только может преподнести судьба — он заново перевязал сам себя, отметив, что кожа вокруг раны покраснела, но на заражение крови это не похоже. После чего — он принял еще таблетку болеутоляющего.
После того, как он позаботился о своем оружии и о себе самом — Вадим свернулся на мате клубком и заснул.
Проснулся Вадим, когда на дворе была глубокая ночь, и проснулся он не от холода — а от шума лопастей вертолета, прошедшего неподалеку. Его искали.
Он так и не понял, что произошло, и как он оказался втянут во все в это. Но сдаваться — не собирался. И он зверски хотел есть.
Его учили — после острой акции нужно запутать следы и отсидеться несколько дней в норе. Только когда спадет накал оперативно-поисковых мероприятий, только когда полиция и контрразведка противника придет к выводу, что врагу каким-то образом удалось вырваться из кольца, только когда полицейские устанут и примут свой обычный вид сонных мух — только тогда надо выбираться. Сейчас — рано. И надо сменить лежку, если стройка не работает сегодня — это не значит, что она не будет работать завтра. Нужно отнести мат на место, положить, как он лежал, забрать все свое и тихо уйти.
И нужно найти что-то поесть.
Повесив винтовку на ремень за спину — оружие нельзя бросать на произвол судьбы — Вадим поднялся несколькими этажами выше, наше место, откуда хорошо смотреть на город, посмотрел и обомлел…
У городских властей проблемы были явно серьезнее, чем его поиски. Конечно, с того места где он был видно было не все — но он видел два места, где было зарево сильных пожаров. Он увидел взлетевшую в небо очередь трассеров — зеленые, североамериканские, в русской армии трассеры красного цвета. Увидел он и вертолеты над городом, хотя что они делали — было непонятно, они не обстреливали город — а просто висели над ним и светили куда-то прожекторами. Услышал он и перестук выстрелов — непрекращающийся.
Первое, о чем подумал Вадим — это именно война. Он был русским и жил в Сибири, потом на Дальнем Востоке, в цивилизованном городе. Он знал, что на Востоке неспокойно — но там же арабы. В русских городах подобного не было уже много десятилетий — хотя из школьного курса истории Вадим знал, что коммунисты, желая разрушить Россию, устраивали нечто подобное в начале прошлого века. Но ведь это же начало прошлого века! А не нынешнего! Двадцать первого! Неужели, в двадцать первом веке, в цивилизованной стране возможно такое?!
Судя по тому, что он видел — очень даже возможно.
