За шлагбаумом все было еще чище, еще ухоженнее, чем перед ним — такое ухоженное, безукоризненно продуманное и спроектированное, что это все казалось ненастоящим. Если лужайка — то идеально ровная, подстриженная, однотонно-изумрудного цвета, с невидимыми разбрызгивателями, ежечасно орошающими газон. Если деревья — то подстриженные, с ровной, зеленой кроной. Если мост — то, как будто кукольный, украшенный, если дорога — то идеально ровная и чистая. Мы проезжали что-то вроде зеленой зоны коммьюнити, направляясь к жилой…
— Сэр, смотрите!
У Майбаха была прозрачная крыша, верней — крыша из специального, сверхпрочного пластика, который можно было делать прозрачным или непрозрачным, по желанию. Сейчас он был прозрачным — и сквозь пронизываемый солнечными лучами пластик я увидел падающий самолет. Это был германский Юнкерс-400, производимый Нортроп Грамман, средний армейский транспортник короткого взлета и посадки, что-то типа нашей «Летучей мыши» — и он шел на экстренную, оставляя за собой в воздухе полосу черного дыма…
— Черт… Плохо.
— Это война. Не сообразили еще? Дальше будет хуже…
Проехали еще один мостик — дальше шли «владения» — земельные участки с выстроенными на них домами. В России к каждому дому полагается земельный участок раз в пять больше, каждый дом огражден хоть легким — но забором, наследие нашего векового соседства с кочевниками, дом без забора не дом. Здесь роскошные дома стояли очень плотно друг к другу, машины на североамериканский манер были припаркованы у тротуара или на подъездных дорожках к дому — ярмарка тщеславия. Кадиллаки, Олдсмобили, Линкольны, спортивные Корветты и маленькие британские Триумфы и МГ — двухместки — почти ничего этого не было, у редкого из домов стояла машина. Американские флаги на флагштоках почти у каждого дома, как в армии. Ни у одного дома — не видно людей, никто не жарит барбекю, не садится в машину, не играют дети. Зато есть полицейские — на внедорожнике Шевроле Тахо черного цвета, перекрывающего проезд в конце улицы, там, где она поворачивает.
И эти люди, «полицейские» — их не заинтересовал самолет, они смотрят прямо на нас и в их руках оружие. А это значит — перед нами не полицейские.
— Контакт с фронта! Противник на двенадцать часов!
Те, кто вырядился в форму полицейских и проникли в коммьюнити, заигрались — им надо было открывать огонь немедленно, из всего, что у них было. Вместо этого — они пропустили нас вперед, позволили сократить дистанцию — и теперь им предстояло расплатиться за ошибку.
Майбах шел на двадцати милях в час, я нажал на тормоз и распахнул водительскую дверь, остальные сделали то же самое. Сама по себе машина — прекрасная защита, машина, движущаяся со скоростью пешехода, бронированная и с открытыми дверцами — передвижная баррикада. До внедорожника полицейских оставалось ярдов двести — когда они открыли огонь по нам, а мы — начали стрелять по ним.
Один из полицейских попытался запрыгнуть за машину, чтобы прикрыться ей — но его срезали сразу несколькими пулями и он с капота Тахо свалился на асфальт, уже мешком — готов. Второй каким-то совершенно невероятным броском запрыгнул за небольшой фонтан-беседку справа и открыл огонь оттуда. За моей спиной сидел пулеметчик, сейчас он открыл огонь из пулемета, ствол которого находился в метре от моих ушей. Еще один стрелок, прикрывающий выстрелил по лобовому стеклу Майбаха, потом еще раз, оно выдержало, но теперь сквозь него почти ничего не было видно. Пригнувшись к рулю на случай, если все-таки какая-то из пуль пробьет стекло, я вел машину, пулемет над ухом грохотал, посылая в цель очередь за очередью. Потом пулемет замолк, впереди плеснулся взрыв гранаты — и все стихло.
— Альфа-один, чисто, сопротивление подавлено.
— Сьерра — всем, предел внимания, вести наблюдение по секторам.
— Так точно, смотреть по секторам!
Закрыв слева двери и царапая кузовом по бамперу Тахо, мы обогнули препятствие, я мельком глянул на номера домов — они пишутся у почтовых ящиков, установленных у каждого дома. Номера были нечетные, Тахо стоял у номера двадцать три. Номер дома, где нас должен был ждать агент — сорок четыре, значит он — где-то дальше, за поворотом. Следом за Майбахом, мимо полицейского Шевроле протиснулся и Эскелейд, я снова открыл дверь — и как потом оказалось не напрасно…
Из дома справа выскочили сразу трое, вооруженные. От огня ушла мастерски, перепрыгнули через перила массивной лестницы, и теперь их прикрывала эта лестница — сплошная, ведущая сразу на уровень второго этажа, как в замках. Кажется, у одного я видел подствольный гранатомет на винтовке — опасная штука.
— Подавить их огнем! Немедленно!
Пулеметчик открыл огонь, дав нам возможность сманеврировать. Ублюдки, поняв, что происходит, попытались скрыться через гараж — но одного мы достали, все-таки сосредоточенный огонь нескольких винтовок — не шутка. Я сам видел, как противника бросило на машину, от удара пули в спину, и как его сноровисто затащили под прикрытие кирпичной стены.
— Огонь по машине! Подствольники — огонь!
После третьей гранаты подствольника, взорвавшейся в гараже — стоявшая там машина взорвалась и загорелась не на шутку, ответного огня не было. Вот теперь — можно проезжать, теперь у этих ублюдков — если они живы до сих пор — проблем хватает.
Майбах оказался рядом, почти неповрежденный — и мы продолжили движение…
Дом номер сорок четыре — большой, дорого выглядящий и дорого построенный, видно, что владелец не пожалел на него денег. Три этажа, все — кирпич, что здесь редкость даже в дорогих домах. Парадное — настежь, гараж — настежь, в гараже — дверь открыла — виден хромированный бампер правительственного Линкольна. Сопротивления нет.
— Бойся!
Вспышка, грохот. Под ноги осыпается один из цветных наборных витражей из стекла — не выдержал удара звуковой волны
— Пошли!
Удар в дверь, шаг вперед, шаг в сторону — все на автоматизме, отработанном на учениях по освобождению заложников и штурму помещений. Чрез две секунды — в холле уже четыре человека, я захожу пятым. В доме никого, следы обыска, какие-то бумаги валяются прямо на ступеньках, широкая лестница ведет вверх на второй этаж.
— Чисто слева!
— Чисто справа!
Холл, в котором мы стоим — метров семь высота потолка, роскошная отделка, какие-то портрета на стене. Над нами — мелко позвякивающая роскошная, венецианского стекла люстра.
— Двое нижний этаж, двое верхний — пошли!
— Пошли, пошли, пошли!
Пропустив вперед боевую пару, я пошел следом
— Альфа, Браво — доклад!
— Альфа — чисто.
— Браво — чисто, противника нет.
— Предел внимания! Смотрите куда стреляете!
Верхний этаж — что-то типа балкончика и дальше — с поворотом — коридор, там, наверное, спальни и все такое. Нас трое, поэтому нам проще — один прикрывает коридор, двое проверяют помещение за помещением!
— Сокол! Сокол! — закричал я, надеясь, что тот, кто должен выйти с нами на связь услышит это, выйдет сам и не попадет под случайную пулю.
Удар по двери — и в проем летит черный цилиндр
— Бойся!
Вспышка, оглушительный грохот.
— Чисто!
