– Да отдал бы я ее мальчишке, – сказал ему на прощанье Хунар. – Да мальчишек она не хочет. Не стал бы я ее травить, уж вы мне поверьте, отче, молю вас!
– О Эльт, вы плачете? – удивился Аствиц, привычно возлагая правую ладонь на лоб страждущего. – Нет-нет, все. Никаких слез, они неугодны Океану, и вы должны это знать. Каждое новое поколение имеет новое познание, это вы хотели сказать? Я знаю, хозяин Хунар. Вы совершенно правы насчет Юси. Я знаю, что она влюблена в Эстайна Велойна. И пусть, быть может, любовь эта всего лишь отроческая – ничего лучшего мы с вами сделать не сможем. Я отпускаю вам, Хунар, – Брокко уже выпрямился, но отец Лейф снова коснулся его лица своей рукой, даже нажал, – я отпускаю. От этих слез вы свободны, а в отцовской любви к единственной дочери греха быть не может.
«Иного, – подумал Лейф, дожевывая яичницу, – такая спонтанная исповедь подвигла бы к гордыне. А с меня хватило того, что я успокоил человека, симпатичного мне своей искренностью. Никудышный из меня отец-настоятель…»
В окно кухни поскреблись. Аствиц вскочил, глянул – на сером зимнем ветру подпрыгивал, улыбаясь, один из учеников оружейной мастерской Жоса. Лейф тотчас же отпер дверь кухни, впустил парня в тепло и плеснул ему в чашку каплю горячего вина.
– Хозяин велел ждать его у дома пристава, – сообщил юноша. – Дело, как он сказал, решено. Я с коляской, отче. И печку уже разогрел.
– Холодно сегодня? – спросил жрец, надевая плащ.
– Да жуть, – кивнул ученик. – Но вам ничего, я вам печку, говорю, приготовил.
Лейф виновато улыбнулся. Коляску он узнал сразу – она принадлежала вдовице Кланси, содержательнице винного погребка и соседке Тролленбока. Очевидно, Жос одолжил ее для поездки в Корво. В двухместной кабинке действительно пылала маленькая медная жаровня; юноша уселся на козлы, взмахнул кнутом, и пара лошадок потянулась в темную еще рассветную улочку.
Тролленбок всегда держал свое слово. У дома пристава он запрыгнул в коляску, стукнул пальцами по передней стенке:
– Едем, Лейф. Купил я на сегодня всех.
– Шустро ты. Значит, к Велойну я пойду только завтра.
– Мне тут о Велойне вдруг подумалось, – Жос тихо рассмеялся, грея пальцы над жаровней, – а как он невесту со второго этажа… да на руки?..
– Ну, знаешь, не надо делать из Юси поросенка! Она девочка плотненькая, но жирной я бы ее не назвал. Скажу тебе больше – невеста и к сорока будет выглядеть как ее папаша. Широкая да крепкая.
– А Велойн? Щепка?.. Так может, пусть она все же с первого этажа прыгает?
Холодное, розовое солнце цеплялось за острые крыши домов Корви. Лейф вздохнул с некоторым удивлением: мороз здесь был редкостью. Над городком плыли полупрозрачные струи дыма многочисленных печей, изрядно растопленных этой ночью. Всезнайка Жос перебрался на козлы, показывая своему ученику, куда ехать, и вскоре коляска остановилась на знакомой отцу Лейфу улице. Следом за ними встала и тяжелая черная карета господина старшего пристава автономного департамента Воэн: сопровождаемый двумя стражниками с короткими магазинными карабинами, он выбрался на покрытую ледяной коркой обочину, размял спину и решительно толкнул незапертую калитку.
– Ищите, хозяин Жос, – пристав, тяжелый и мощный, все же мельчал рядом с Тролленбоком. – Уж не знаю, что вы там хотите найти. Дверь открыть или сами справитесь?
Он коротко кивнул Аствицу и отошел в сторону, с ухмылкой глядя, как Жос вытаскивает из кармана набор отмычек.
– Вам ведь известно, где я служил, не правда ли? – Замок щелкнул, и Тролленбок потянул на себя высокую дубовую дверь.
Пристав хмыкнул.
– Служанка пыталась там прибраться, – сообщил он. – Да не смогла, упала в обморок. Так ее и унесли.
Дом оказался невелик – всего три комнаты да кухня, довольно, впрочем, просторная. Маленькую прихожую действительно вымыли, а вот дальше… проходя через гостиную, увешанную невинными пейзажиками, Аствиц с трудом сдержал стон. Кровь была везде: засохшие брызги на стенах, пятна на коврах и на диване, даже рожки газовых светильников на стенах оказались усеяны крохотными темными пятнышками. Мебель – старинная, на века сработанная – была по большей части разбита и перевернута.
– А, – произнес Жос, осмотревшись по сторонам. – Ну-ну…
Не заходя в спальни, он сразу же пошел на кухню.
– Господин пристав, – услышал его голос Лейф, – а тела, я так понимаю, волокли к калитке? А следы где?
– Нет, – усмехнулся пристав. – Тела замотали во что-то и пронесли мимо огорода, к оврагу. Есть пара капель, есть…
– Пара капель? И следы множества ног?
– Множества?
– Ну конечно! Или вы думаете, что два тела мог донести один человек?
– Там разрыто, господин Жос. Так, как это всегда делают на Севере. Хорошо поработали граблями. Не дураки здесь были, ох не дураки…
– Это мы сейчас посмотрим, господин пристав…
Зайдя в кухню, Лейф нашел Жоса стоящим на цыпочках. Ладони его шарили по дубовым шкафам сверху; вдруг, хмыкнув, Тролленбок остановился и осторожно потянул что-то на себя.
– Я сперва искал в печи, – непонятно сказал он, – а потом, болван, вспомнил: Кази же был выше меня. Значит… ну, вот!
В пальцах он держал серый мешочек из пропитанной соком лау парусины. Напоминая собой старинную пороховницу, мешочек сужался конусом и оканчивался лакированным деревянным носиком.
– Клистир, – сообщил Жос, нюхая свою находку. – Новейший столичный вариант. Раньше слабительные смеси качали насосиком, а теперь вот, пожалуйста, эластичный мешок… а ну-ка понюхай, Лейф, чем он пахнет?
– Ты шутишь? – отпрянул Аствиц.
– Он пахнет «снежным сонником», – тихо сказал Жос. – Ты, может, о таком растении и не слышал, но я – знаю. Растет оно у нас на северной границе, в горах, и убивает человека легко, без всякой боли и страданий. В прежние времена таким способом избавлялись от ненужных принцесс. Немножко горячего настоя в прямую кишку – и все, никаких тебе криков, никакой рвоты, мучений… Принцесса просто засыпает. Только вот здесь не принцессу убивали, а свинью.
– Кого?! – Лейфа шатнуло.
– Свинью, говорю тебе! Под ноги себе глянь!
Жрец опустил глаза. День случился ясным, холодное солнце поднялось уже достаточно высоко, хорошо освещая кухню через три широких окна. Под самым сапогом Аствица, на грязном, затоптанном стражниками полу, которые размазали подсохшую кровь, отчетливо виднелись неглубокие царапины. Кто-то драл деревянный пол, выкрашенный серо-зеленой масляной краской, драл с немалой силой… возможно, с силой отчаяния.
– Мебель побита только здесь, – Жос заговорил скучным голосом, будто бы читая лекцию. – В остальных комнатах она порублена топором. Господин Кази принялся колоть свинью то того, как та уснула окончательно. Двигаться ей было уже трудно, но испортить пол и покорежить стулья она еще смогла. Да и, кажется, по дому немного побегала – чем здорово облегчила задачу хозяевам. Кази – мужчина немаленький и весьма тяжелый. Решив, что свинья уснула, он на нее сел и нанес удар. Чем? Не знаю, это уже не важно. Важно, что колоть свиней он не умеет. Свинья задергалась, поцарапала пол, сбросила с себя убийцу и понеслась в гостиную. Где-то в комнатах она все же умерла…
– Но зачем?
– …Потом они с женой оттащили ее в повозку, которая уже стояла за огородом, – та, задняя, улочка выходит на пустырь, за которым начинается общинный сад. Дальше – городская благотворительная больница, которая просыпается всегда после рассвета, и дорога в сторону моря. Славно придумано! Плохо
