– Одиночество гложет меня, а не голод. Расскажи мне, что знаешь. Потом посмотрим.
– Я на костях толчен, на крови мешен. Владыка на час и жертва на век… – начал беглец. Он старался рассказывать подольше с подробностями, только бы отсрочить смертный час. Гигант слушал. Глыбы его век легли на глаза, и казалось, что чудовищный страдалец дремлет. Вокруг царила тишина. Ничто не двигалось. И только новорожденный светоч медленно смещался, огибая ствол древа.
– Но вот я очнулся и понял, что свеча Иирда прогорела, а крона еще далеко. Тогда мне и посчастливилось встретить тебя, о могучий, – беглец замешкался, не зная, стоит ли пересказывать гиганту сцену рождения светоча. В тот же миг глаза Крокодила открылись.
– Изрядная история. Теперь вижу, что похожи мы. Ты и я.
– Ты по-прежнему хочешь съесть меня?
– Это было бы неплохо… но нет. Помогу тебе я. Рок да не сбудется!
Крокодил сделал могучий вдох, и беглецу показалось, что сейчас он все же окажется в желудке великана. Шар его тела приблизился к огромным, точно створки ворот, губам. Из глубин естества гиганта исходил ровный сухой жар. Беглец живо вспомнил родильную печь в Безнадеге. Шар его тела вращался и кувыркался, покуда в груди великана рождался неистовый ветер. А затем Крокодил выпятил нижнюю губу и дунул. Жаркий вихрь родился от его усилий. Он закружил беглеца и понес все выше, выше.
– Прощай! – загремел ему вдогонку голос Крокодила. – Судьбу создай свою!
Крона стремительно приближалась. Беглец испугался, что поранится о нижние ветви. Однако этого не случилось. Вихрь ослаб и, достигнув листвы, раскололся на тысячу теплых ветерков. Вокруг простирался удивительный мир, наполненный легкомысленным шорохом листвы, ажурными тенями и неярким светом. Ветви дерева казались столь же длинными и неохватными, что и корни. Они бесконечно расходились в стороны, истончаясь и дробясь, создавая невероятный асимметричный узор. Иные из них были тоньше волоса, а другие столь широки, что на них располагались целые миры. Беглец видел карликовые леса, поля и горы. Из трещин в стволе сочилась влага, образуя самые настоящие реки, что струились серебряными нитями вдоль великанских ветвей и порой обрушивались невероятной красоты водопадами. Некоторые из ветвей были обжиты. Над коричневой твердью коры поднимались островерхие шпили колоколен, стены крепостей, пестрели крыши городов и селений. По дорогам двигались крохотные путники. На одной из ветвей шла война. Тысячи блестящих блох сходились на бранном поле, от сожженных домов и угодий поднимались столбы черного дыма.
Чем выше поднимался беглец, тем плотнее сплетались ветви. Вскоре он достиг того места, где полет был невозможен. Беглец снял печати и принял свою прежнюю форму, мягко опустившись на одну из ветвей. Он принялся карабкаться, пробиваясь сквозь плотно растущие древесные руки. Из последних сил он проталкивался в узкие щели и очень удивился, когда поросль резко закончилась.
Он стоял в зале, полом которому служили туго сплетенные ветви дерева, а крышей – бездонное небо. В чистой синеве медленно плыли огромные сонные рыбы. Их крупная блестящая чешуя отражала крону дерева и маленького растерянного беглеца. Перед ним был предел. Край света. Дальше идти некуда.
Он огляделся вокруг и тут же увидел высокий белый трон и женщину, сидящую на нем. Она была обнажена, ее рыжие волосы струились вниз по плечам, огненными струями осеннего багрянца вплетались в зелень ветвей. Ее руки вросли в подлокотники трона, большая красивая грудь мерно вздымалась, ноги были призывно разведены, и на их перекрестье сияло открытое лоно. Листва перед женщиной раздалась и набухла двумя зелеными наростами. Сотканные из тугих веток коконы лопнули одновременно и на свет вышли два карлика. Приземистые, коренастые, одинаковые, они были обладателями огромных гениталий. Женщина что-то сказала, и один из карликов тотчас набросился на нее. Некоторое время они совокуплялись, а затем карлик издал протяжный крик, задрожал всем телом, изливаясь без остатка, и вдруг упал навзничь. Он был мертв. В то же мгновение зеленый ковер породил еще одного приземистого любовника, и они вдвоем с оставшимся карликом из первого помета схватили своего мертвого близнеца и потащили его к отверстию в ветвях, раскачали и швырнули вниз. Будет серым пожива!
Карлики вернулись к трону, и один из них немедленно шагнул к женщине, стремительно возбудился и вошел в нее мощно и грубо, резко ускоряя темп.
Беглец вспомнил слова торговца и двинулся вперед. Когда очередные два карлика потащили своего мертвого партнера к обрыву, беглец шагнул к женщине.
– Кто ты? – спросила она и улыбнулась, откровенно разглядывая его достоинства.
– Я на костях толчен, на крови мешен. Король на час и жертва на век.
– Чего ты желаешь?
– Я желаю… тебя.
– Нет ничего проще, – женщина призывно улыбнулась, – но ведь ты знаешь цену?
– Знаю.
– Тогда иди ко мне.
После этих слов беглец испытал сильное возбуждение. Он подошел к рыжеволосой женщине вплотную и соединился с ней. Раз, другой, третий. Позади возмущенно кричали недовольные карлики. Помимо своей воли беглец ускорил темп и уже готов был закончить, без остатка отдавая свои силы Вышней, но вдруг что-то больно укололо его в руку и отсрочило последний спазм. Он продолжал двигаться и теперь мог контролировать себя. Погружаясь раз за разом в зовущее лоно, беглец словно уменьшался в размерах. А прикованная к трону женщина все увеличивалась, неподвижная, словно статуя. Вскоре он уже стоял у подножия гигантского монумента. Там, где минуту назад было неутомимое лоно Вышней, располагались высокие врата, облицованные розовым мрамором, украшенные огромными кровавыми рубинами. Разведенные в стороны створки стремительно закрывались. Земля содрогнулась. Это очередной карлик пошел на приступ. Беглец бросился вперед, спасаясь от гигантского, будто таран, уда. Он бежал так стремительно, как никогда не бегал. В последний миг он едва успел проскочить между створками. И оказался во тьме. Но это была не пустая бессмысленная тьма. Это был красноватый влажный мрак начала. А потом был свет, и была боль, давление… Мир кончился и начался заново.
Фельдшер в белом халате принял кричащего малыша, аккуратно поднес его к мойке. Профессиональным движением омыл новорожденного и, наконец, завернув ребенка в свежую пеленку, передал его на руки матери. Счастливая роженица робко взяла дитя, прижала к груди.
– Посмотрите, какой он милый. Мое солнышко, моя крошка. Ну, разве он не прелесть? – обратилась женщина к врачам и ко всему миру. И врачи немедленно заверили мать, что ее первенец просто прекрасен.
– Смотрите-ка! У него на ладошке родимое пятно. Похоже на птицу, – восхитилась молоденькая медсестра.
– Да, милая, – доктор огладил упругий зад своей ассистентки, – это значит, что у мальчика будет необычная судьба.
Олег Силин
Строго по рецепту
Из крана текла сладковатая вода.
Уж сколько лет на Вингайте, а все не могу привыкнуть.
Я глянул в зеркало, решил не бриться. Говорят, щетина придает мне мужественный вид. Правда, эти слова принадлежат повару Фуджисаки, а он, как и все японцы, не в меру льстив. В зеркале отражался мужчина лет тридцати, с короткой стрижкой и небольшими ушами. Я улыбнулся, затем нахмурился. Дурацкое выражение лица. На фотографиях себя видеть не могу. А девчонкам нравится, и не поймешь – то ли моя морда, то ли статус «владелец бара». И этот самый бар надо через полчаса открыть.
Работа недалеко, погода хорошая, можно и прогуляться. Большую часть пути я иду по набережной, наслаждаясь свечением Риксена и отражением башен в радужной пленке реки Ло. Нравится мне
