– Ура!… – завизжала от восторга Ксюня.
– Но для этого, милый папочка, нам нужно очень многое: лоскутки, нитки, иголки, пяльцы, крючок…
И я принялась составлять очередной список необходимого для жизни.
А на следующий день к нам в палату пробралась… Анюта! С целым рюкзаком лоскутков, ваты, ниток, пуговок, бисера и прочего материала для рукоделия.
Ксюня прыгала и хлопала в ладоши.
Весь вечер общались и делали вместе игрушки. Анюта учила нас делать забавных зверушек из разноцветных шерстяных ниток. Это оказалось просто: берёшь пушистый комок ниток и мнёшь его, мнёшь, мнёшь, как глину… И постепенно из него “вылепляется” кто-то пушистый и смешной. И тогда прошиваешь его нитками, чтобы закрепить навсегда его образ. А глаза делаются из круглых прозрачных таблеточных упаковок, которые пришиваются к зверушке, а внутрь вставляются цветные бисеринки – и там бегают, как зрачки! Совершенно живые глаза получаются. Потрясающе!
Сделали чёрного лохматого Чудо-Юдо (Ксюша его придумала и участвовала в его “лепке”). А ещё сделали глазастого филина, очень похожего на Феликса, Ксюшиного крёстного – такой же получился удивлённый и немного грустный…
Анюте у нас понравилось, она ведь любительница больниц. “Ой, я в следующий раз обязательно принесу фотоаппарат с цветной плёнкой! Это всё надо снимать в цвете”, – сказала она, рассматривая стены нашей обители.
А ещё Анюта сказала: “Поселиться бы и мне здесь, рядом с вами… Вот было бы весело!”
От Анюты исходит какой-то особый уют. Она несуетлива, обстоятельна, у неё удивительно талантливые руки: за что ни возьмётся – всё получается феерически: рисует ли, вышивает, или мастерит игрушки. С ней никогда не скучно. Ксюша обожает наблюдать, как рождаются Анютины шедевры…
Ну, и не только наблюдать, конечно! Порой даже и не поймёшь, кто генератор, кто зачинщик идеи. Двадцать один год разницы в возрасте, но когда играют, кажется – ровесницы!
А ещё через два дня я попросила Гавра принести мне толстую общую тетрадь. И толстую свечу.
И стала писать дневник. По ночам. При свече. Отгородив спящую Ксюшу от света – большеформатным Андерсеном…
И вот что удивительно: боль в сердце, которая меня мучила почти постоянно, и которую ничем не удавалось снять, – вдруг отпустила меня…
И хотя я сплю теперь совсем мало (полночи уходит на дневник), – чувствую себя с каждым днём всё бодрее.
Дневник оказался лучше всяких лекарств!
Если смотреть ночью из нашего окна, да к тому же в ночь лунную, – то отчётливо видишь Ялту: ялтинскую улочку, ялтинские дворики в лиственной чаще, в волшебстве света и теней, видишь манящие из этой чащи окошки, светящиеся такими уютными, почти сказочными огнями…
Утро. Сидим, мастерим пушистого ёжика… Вдруг Ксюня спрашивает: “Лисичка, а ты заметила, что по нашему двору ездят только ”скорые помощи', а никакие другие машины не ездят?'
Ничего себе! – подумала я. – Вроде и в окно не смотрит – а всё видит, всё замечает.
А я вот и не заметила. Слышу: ездят, слышу: часто, даже подумала как-то: надо же, какое активное движение на больничном дворе!
У Ксюши – вторая волна сывороточной болезни. Уже не сыпь – а лиловые корки по всему телу. Локти и колени не сгибаются от этих корок. Ставлю её – как оловянного солдатика. Нам ещё хватает чувства юмора – мы шутим и смеёмся…
Но вообще-то жутко.
Врачи решили, что Ксюшу надо срочно колоть гормонами.
И всё же это очень больно – когда Ксюша отшатывается от меня.
Ей сделали первый укол гормонов, она очень плакала, лежала ничком на моём топчане, я её лечила Рейки.
Потом она попросила: “Почитай про Снежную королеву”. Читаю. Она просит: “Хочу видеть картинки, положи книгу вот сюда”. – “Но тогда мне будет неудобно читать, – говорю я. – Пододвинься, пожалуйста, я лягу рядом, и нам обоим будет удобно и видно”. – “Нет!” – резко говорит она и раскидывает руки, обозначая свою территорию.
– Ксюшенька, неужели мне нельзя прилечь рядом с тобой?
– Нельзя!
– Почему?
Молчит.
– Ксюшонок, пожалуйста. Я не буду тебе мешать. Напротив: я буду одновременно и читать, и лечить тебя.
Молчит.
Я ложусь на самый краешек топчана. Ксюша резко отодвигается от меня, вклеивается в стенку и отворачивается. Меня охватывает отчаянье. И обида. Ну, почему? почему?? почему она так странно себя ведёт??? Нет, она всё же не любит меня… Разве так любят? Я смотрю в её упрямый затылок и чувствую свою полную беспомощность.
Ксюша, Ксюнечка! я так люблю тебя! Зачем ты мне делаешь больно?
На меня находит оцепенение.
Она, всё так же лицом к стене, начинает тихонько и жалобно плакать…
…Потом успокоились, потом помирились. Хотя это ведь не ссора – это что-то другое. А что
Но оттого, что мучаюсь – разгадка не приходит, понятнее не становится. Значит, надо смириться. Смириться – и ждать.
Впрочем, нет! Даже и не ждать. Потому что Ксюша всегда чувствует, когда
