Помнишь ли ты свое «помешательство» на буквах?
Ты видел свои любимые «буки» во всём: в силуэтах деревьев, в бензиновых разводах на асфальте, в рисунках луж, в пышных письменах облаков, в росчерках дождя на оконном стекле…
Любимой твоей игрой было составлять буквы из всего, что попадет под руку: пуговицы, палочки, яркие пластмассовые гайки, кольца пирамиды, красные ягоды боярышника, камушки и даже макароны, вытащенные потихоньку из шкафа!
А ещё ты обожал делать буквы «из себя». Каждый день с неубывающим вдохновением и азартом ты разыгрывал пантомиму «БУКВЫ». О, это был настоящий театр одного актера! …
А как мы с тобой гуляли в тёмных осенних дворах, помнишь?…
Жгли листья, и ты неизменно тянул меня к костру. «Агаек!» – радовался ты. Мы подолгу стояли у костра, подбрасывая в него сухие ветки, молчали и смотрели в огонь…
Почему тебя всегда манил огонь? Что тебе виделось в его огненных звёздных глубинах, когда так зачарованно, не мигая, ты смотрел в светлое, трепещущее пламя?… Расскажешь ли ты когда-нибудь? Вспомнишь ли?…
Уже несколько дней, как лег снег – в середине октября!
Малыш, ещё недавно, летом, визжащий от ужаса на качелях, неожиданно нашёл способ преодоления своего страха перед укачиванием: целыми днями он качается в кресле-качалке. Я сижу за машинкой, а он, сосредоточенно думая о чём-то своем, обняв Тигру, поджав под себя ноги, качается в огромном плетеном кресле, маленький, сосредоточенно-задумчивый. Когда он задумывается о чём-то своем, так, что даже не откликается на мой зов, его тёмно-золотистые глаза темнеют и становятся совершенно чёрными и бездонными…
«Ау, малыш!» Он светло и рассеянно улыбается мне в ответ.
Сыплется за окнами светлый, легкий снег нашей новой зимы, сыплется, заметая золотые вороха неубранной листвы, наш сквер (на днях мы ещё нашли на нашем шиповнике два цветущих цветка!), сыплется, засыпая наш клен, сбросивший свой золотой поредевший шатер себе под ноги, засыпает нашу милую тропинку, ещё не остывшую под ранним снегом, наши милые камушки, затерявшиеся в листве и снеге…
Скрип-скрип, покачивается тёплое плетёное кресло, как большая летняя лодка, как огромный кленовый листок, скрип-скрип, ты в нём – маленький, как дюймовочка, печальный и загадочный в своей отрешенной сосредоточенности на неведомом, скрип-скрип, поскрипывают золотые колесики в твоих детских часах с прозрачным корпусом, они стоят на подоконнике, между тобой и сыплющимся снегом, скрип-скрип…
«Будьте, как дети…» В чем смысл этого завета?… Кто из нас, вырастая из детских одежек, не растратил при этом чудесных способностей: смеяться, когда смешно, и плакать, когда страшно или больно? Нам хочется рассмеяться – но мы строим серьезную мину и вежливо поддакиваем. Нам хочется плакать, нам причинили боль – но мы благодарим, улыбаемся, пожимаем обидчику руку… Всё навыворот в нашем, взрослом, мире. Всё перевернуто с ног на голову.
«Будьте, как дети…»
Ах, как хочется порой стать ребёнком! Выплакаться от души и от души посмеяться. Сказать дураку, что он дурак. Крикнуть звонко, безбоязненно: «А король-то голый!…» А тому, кого любишь, сказать тихо и просто: «Люблю», не раздумывая, стоит или не стоит говорить это. И вдруг увидеть, что небо – синее, снег – белый, роза пахнет розой, а жизнь создана для радости и удивления…
