— Упоительные места, — вздохнула Инна, восторженно глядя по сторонам. — Как здесь дышится!
— А знаете, — сказал Витька, обращаясь к Бурову, — мы нашли затонувший корабль. Он весь в иле, а пушка торчит. Я вначале думал, это труба, а Маврикий говорит — пушка. Настоящая пушка, из которой стреляли.
— Это здорово, — рассеянно отозвался Буров.
Новиков сделал неосторожное движение ластами, и верхний слой ила пришел в движение. Вода замутилась.
— Эх вы, — раздался голос Маврикия в шлемофоне. — Теперь жди, пока осядет.
— А может, не надо ждать? — отозвался Буров. — Посмотрели, убедились, что в самом деле затонувший корабль, ну и ладно.
— Как же так, — запротестовал Витька. — Хотели ведь посмотреть, можно ли его поднять…
— Ты где, Витька? — спросил Новиков. — Не вижу тебя. Поднимись выше.
— Да здесь я, — Витька выплыл из мути. — Сами ведь говорили, что надо…
— Держись ближе ко мне. Ты же видишь, что ничего не видно.
— Прекрасно сказано, — одобрил Буров. — Поплыли, ребята, обратно. Под водой хорошо, а на воде лучше.
— Поплыли, — сказал Маврикий. — Оседать будет долго, несколько часов. Свяжусь с Таллином, там, в Эпрабалте, есть судно специальное, вызову его сюда.
— Что такое Эпрабалт? — спросил Витька.
— Экспедиция подводных работ на Балтийском море… По-моему, корпус более или менее уцелел, можно будет поднять корабль.
— Поднять, конечно, можно, — сказал Буров, энергично работая руками и ногами, — Только для чего?
Никто ему не ответил.
Действительно, для чего? — думал Новиков часом позже, развалясь на мягком губчатом матраце.
Сверху, оттуда, где за нагромождением скал стояли палатки, — теперь их было две на острове, — доносились женские голоса.
Никак не наговорятся… Новиков перевернулся на живот, положил голову на сгиб локтя, слегка облепленный песком, и закрыл глаза. «Что со мной делается? — подумал он. — Я превратился в ленивое бездумное животное. Мне бы только лежать на песке… Только бы смотреть, как покачиваются на ветру ветки сосен. И ничего мне не хочется. Пожалуй, я бы с удовольствием поохотился, погонялся за какой- нибудь шустрой треской, — но после того разговора с Витькой… Вот не думал, что будут сложности в наших отношениях. Относил его суховатость за счет возраста… или независимости характера… а тут, оказывается, другое…»
— Алеша! — услышал он голос Марты. — Алешенька, тебя вызывает Резницкий.
Новиков приподнялся на локтях.
— Скажи ему… скажи, что я в море… Впрочем, нет. — Он вскочил и направился к палатке, где валялся на койке видеофон.
— Я в отпуске, Сергей Сергеич, — сказал он, выслушав Резницкого. — Знаю, но я в отпуске. Имею же я право на отпуск?.. Что? Нет, не глухой, но я вам еще на совещании ответил совершенно ясно. Нет, не переменил… Знаю и понимаю всю важность, но… Да, окончательно.
Резницкий выключился. Новиков несколько секунд смотрел на погасший экран, потом обернулся и увидел Марту. Она стояла в дверном проеме, солнце словно бы обвело ее тело золотистым контуром. Она выжидательно смотрела на Новикова, и он, подойдя, потрепал ее по плечу.
— Все в порядке, Мартышка.
Они вышли из палатки. Ветер свежел и раскачивал верхушки сосен, и небо быстро заволакивалось облаками. У подножья скал заводил свою вековечную песню аландский прибой… Возле крохотного причала плясал на волнах только что подошедший «стриж», из него выпрыгнули один за другим Витька, Буров и Маврикий. Витька понесся наверх, быстроногий загорелый крепыш. Вид у него был целеустремленный, и Новиков, глядя на него, глубоко и свободно вздохнул. Да, все правильно. Он, Новиков, дал окончательный ответ, и хватит, хватит об этом думать.
— Пап! — крикнул Витька, подбегая. — Я им доказываю, а они смеются… — Он остановился перед отцом, переводя дух. — Правда ведь, на старых торговых парусниках были вычислительные устройства?
— С чего ты взял? — удивился Новиков.
— Были! — упрямо сказал Витька, — В твоей коллекции есть песня, я хорошо помню, там поют: «Свет не клином сошелся на одном корабле. Дай, хозяин, расчет! Кой-чему я учен в парусах и руле, как в звездах звездочет».
— Ну, и что здесь вычислительного? — спросил Новиков.
— Как что? Свет не клином сошелся — это про оптический прибор, который на этом… на принципе светового клина. Определитель расстояния, совершенно ясно. Рулевой просит: дай, хозяин, расчет. Значит, хозяин должен подготовить вычисления…
— Да нет же, Витя, — сказал Новиков, сдерживая улыбку. — Тут совсем другое…
Он стал объяснять, что означают слова старинной матросской песни. Витька слушал недоверчиво. Марта велела ему надеть штаны и куртку.
— Холодно становится. Кажется, будет шторм, — сказала она. — О чем ты задумался, Алеша?
— Да так… Ни о чем, в общем.
— Знаешь что? Я выключу твой видеофон.
— Не надо, — сказал Новиков. — Вовка Заостровцев может вызвать. Я его пригласил прилететь сюда, отдохнуть.
— Вряд ли он прилетит, Тося не пустит.
— Вряд ли, — согласился Новиков. — Но все-таки не выключай.
Над Аландами бушевал шторм. Свирепо выл норд-ост, море кидалось на гранитные берега острова, взметывало над скалами седые космы пены.
— Даже странно, — сказала Инна. — Никогда не видела такой необузданной стихии.
— Надо было ехать на Кавказ, как я предлагала, — заявила Марта и озабоченно добавила: — Как бы палатки не сорвало.
Но мужчины закрепили палатки по-штормовому, и никаких особых неприятностей населению острова буря не принесла — если не считать того, что вынудила прервать купание и прогулки на яхте.
После обеда женщины уединились в палатке Буровых, во второй палатке укрылись от хлынувшего дождя мужчины. Они лежали на койках и разговаривали, а Витька сидел возле лампы и читал.
— Что слышно насчет новой экспедиции? — спросил Буров.
— Спорят, — неохотно ответил Новиков.
— Недели две назад меня вызывал Резницкий. Он говорил об экспедиции как о деле решенном.
Новиков промолчал. Он прислушивался к шуму дождя, к завываниям ветра.
— Ты полетишь? — спросил Буров.
— Нет.
— Разреши узнать — почему?
— У меня хватает работы здесь, на Земле, — Новиков вдруг разозлился. — Я же не спрашиваю, почему ты отказался войти в Комиссию по контактам…
— Другое дело, — спокойно сказал Буров. — Это комиссия не по контактам, а по колебаниям. Мне в
