километров даже гипотетически не могла стать препятствием, а потому промахнуться наводящему было решительно невозможно. Однако выстрелов не последовало: ни лазерных, ни ракетных. Оба чужих штурмовика безнаказанно удирали от корабля: один быстро и по прямой, другой медленнее и при этом вихляя.
– Почему отпустил их? – в ярости заорал Конкрайт, забыв о приличиях. – Где этот недоделанный начальный? Ты, иди, найди идиота и веди его ко мне, сюда в рубку! Быстро!
Сержант, получивший приказ, умчался искать начального Сидаса, ответственного за уничтожение летающих целей. Пока начального искали, президент попытался самостоятельно уничтожить флаеры, но разобраться в мешанине символов и команд оказалось для него невозможно. Когда сержант привёл Сидаса, Конкрайт, приняв приличествующий господину вид, холодно осведомился:
– Начальный, почему ты не выполнил мой приказ?
– Господин, условия для выполнения приказа не наступили. Вы приказали сбить второй штурмовик, как только первый сядет на землю. Первый штурмовик на землю не опустился, условие не было выполнено, – тусклым тоном отрапортовал Сидас.
Конкрайт хотел было уничтожить начального, но вовремя одумался. Разве бьют нож за то, что он не смог порезать камень? К тому же, виноват не нож, а тот, кто пытался резать. Другими словами, он, Конкрайт. Нужно было чётче формулировать приказ – ведь он знал об ограниченности начальных. Знал о том, что они выполняют то, что им велят и не делают ничего сверх. И лишь на следующих уровнях развития туэлли начинают приобретать подобие свободной воли…
Он встряхнулся, словно сбрасывая с себя ненужные размышления.
– Немедленно позвать сюда начального Клина.
Две минуты спустя перед президентом навытяжку стоял капитан Клин.
– Посмотри и доложи мне, где сейчас находятся два скрывшихся флаера.
Капитан принялся набирать команды, на обзорном экране появились две точки.
– Господин, они находятся от 'Меченосца' на расстоянии тридцати трёх километров и продолжают удаляться со скоростью пятьсот девяносто километров в час в северном направлении.
– Ты их можешь сбить? Что для этого нужно?
– С поверхности планеты от корабля до объектов уже нет прямой видимости из-за складок местности. Нужно либо взлетать, либо использовать ракетные комплексы. Но оборудование штурмовиков легко нейтрализует подобную атаку. Взлёт 'Меченосца' и последующий за этим обстрел может быть расценен блок-эскадрой, как акт насилия. Неизвестно, какими будут их действия.
– На север, говоришь? – лицо президента Конкрайта разгладилось. – И как далеко они могут улететь?
– Топлива во флаерах осталось минут на сорок полёта. При набранной ими форсированной скорости они сожгут остатки за двадцать три минуты, – Клин, считывая данные с экрана, сам походил на компьютерного бота. – Таким образом, оба флаера окажутся от корабля на расстоянии двухсот тридцати километров плюс минус несколько километров, когда у них закончится топливо.
Конкрайт что-то подсчитал в уме и улыбнулся.
– Вот и прекрасно, что мы не уничтожили флаеры. Их просто подберут наши отряды, которые как раз находятся от нас к северу.
Филипп пришёл в сознание, открыл глаза и вздохнул: он опять находился в санчасти. Такое впечатление, что он прописался в медицинских учреждениях! Фил слегка шевельнул рукой – боли не было. Похоже, его подлатали на совесть. Но зачем?
Он пока не мог сообразить, что за корысть была местным нападать на него, изо всех сил пытаясь убить, а потом лечить. Судя по громоздкому медицинскому оборудованию, он находится не в корабельном лазарете, а где-то в стационарной больнице. Фил поглядел на деловито сверкавшие огоньки на датчиках, закреплённых у него на руке и на груди, и подумал: скоро медперсоналу станет известно, что пациент пришёл в сознание.
Словно подтверждая эти мысли, за матовой стеной палаты послышался деловитый говорок, отдававший приказы, и короткие подтверждения в виде 'да, господин', 'поняла, господин'. Применение слова 'господин' без указания фамилии или должности наводило Филиппа на мысли о средневековье.
'Бред какой-то! Средневековье!' – Филипп закрыл глаза за секунду до того, как дверь распахнулась. Послышались быстрые шаги и энергичный голос:
– Отлично! Пациент прошёл самую опасную стадию. Плазма воина сделал своё дело. Честно говоря, не думал, что из этого что-то выйдет… Теперь его можно перевести в общую палату… м-м-м… на сутки. Курс интенсивного восстановления энергии. После этого – в барак, к остальным ожидающим. Кто у нас следующий?
– В соседней палате трое обгоревших при пожаре. Очень тяжёлые ожоги – мы было хотели их уже умертвить, но все трое в достаточной степени сильны. Если вы решитесь повторить опыт с плазмой воина, то у нас будет ещё трое хороших рабочих.
– Трое? Воинов у нас пока не настолько много, чтобы разбрасываться их плазмой направо и налево. Ну. Хорошо, в порядке эксперимента… Ты, показывай мне больных, а ты беги в мэрию и попроси кого-нибудь из воинов придти в центральный госпиталь.
Шаги удалились, а Филиппа прошиб холодный пот. Он, конечно, не медик и не учёный, но понял, что в результате какого-то эксперимента или опыта его тяжёлое ранение зажило. В обычных условиях для этого понадобилось бы не меньше трёх месяцев… да и то с непредсказуемым результатом. А сейчас…
А сейчас Филипп поднял левую руку и пошевелил пальцами. Всё нормально, ничего не тянет, ничего не болит. Вот только слабость во всём теле ощущается. Что там сказал этот доктор? Его на сутки переведут в общую палату для восстановления сил? А потом куда-то в барак? Ну уж нет! Надо бежать из больницы – потом, наверняка, сделать это будет труднее. Медперсонал, наверняка, одолеть гораздо легче, чем охранников!
Филипп трезво оценил собственное состояние и понял, что сейчас он далеко не убежит. Значит, пока нужно просто подождать и воспользоваться курсом интенсивного восстановления, так любезно предложенным доктором, после чего и бежать. Всё очень просто!
Чрезвычайно довольный своим планом Филипп решил пока не нападать на медперсонал и спокойно дожидаться перевода в общую палату. Ему в голову не пришло, что местные медики тоже могут подстраховаться, а потому Филипп очень удивился, когда понял, что проваливается в искусственный сон. Иначе откуда бы на Одде взяться баянитскому аборигену с 'Гаузером' в когтистых лапах… Филипп попытался закричать, но окончательно погрузился в черноту сна.
Он проснулся и сразу же осознал, что находится не в госпитале. Высоко над головой потолок, пересечённый толстыми балками. И воздух: не больничный, пахнущий антисептиком, а спёртый, с отчётливым запахом давно немытых тел, мочи и экскрементов. Филипп принял сидячее положение, огляделся и присвистнул: в огромном крытом стадионе разместилось не меньше нескольких тысяч человек. Они в большинстве своём сидели на искусственном покрытии поля, некоторые лежали на каких-то матерчатых лоскутах. И совсем немногие неспешно бродили меж товарищей по несчастью.
А то, что окружающие его люди были товарищами по несчастью, Филипп понял с первого взгляда. Он не заметил ни одного улыбающегося лица, ни одного весёлого взгляда, никто не смеялся. Фил поднялся на ноги, сделал несколько разминочных упражнений и с огромным удовольствием ощутил, как отлично работает его организм: ничего не болит, не ноет, не отказывается работать. Он сунул руку под рубаху, потрогал раненое плечо и нащупал только небольшой шрам. Что бы ни значила 'плазма воина' – штука это хорошая. Хотя, может, всё дело в том, что Филиппу просто КАЖЕТСЯ, будто прошло совсем немного времени, а на самом деле он пролежал в больнице месяц? Надо бы узнать, какое сегодня число.
Он подошёл к ближайшему человеку и сказал:
