– Ну, я уже расстроилась, так что особого значения это не имеет.
– Не злись на брата. Ник пытался тебя защитить.
– Не оправдывай его!
– Ник всего лишь посчитал, что у тебя и без того полно забот. Он намеревался рассказать тебе все, когда вернешься в Бостон. И с Лорен ничего не случится.
– Уже случилось, раз она в больнице.
– Но доктора не допустят, чтобы с ней что-то случилось.
Джордан покачала головой:
– Будь ты моим братом и утаи я от тебя правду, что бы ты почувствовал?
Ноа искоса взглянул на нее.
– Солнышко, будь я твоим братом, у нас возникли бы куда более серьезные проблемы, – заверил он и для пущей ясности сунул руку ей под футболку и потянул за пояс шортов.
– Ладно, пример неудачный, – вздохнула она, собирая бумаги. – Просто ненавижу тайны.
– Неужели? По-моему, ты сама прекрасно умеешь хранить секреты, – рассерженно выпалил он.
Удивленная столь внезапной переменой настроения, она спросила:
– И что это означает? Какие секреты я храню?
– Не хочешь рассказать о том маленьком шраме на твоей левой груди?
Вряд ли стоит делать вид, будто она не понимает, о чем речь. Зная Ноа, можно с уверенностью предположить, что он стащит с нее футболку и покажет, где именно находится шрам.
– А что насчет шрама?
– Я уже слышал о твоей операции.
– Это… было давно, – пробормотала она, гадая, как выбраться из угла, в который сама себя загнала. – Ничего особенного.
– Ну так вот, разве не ты нашла опухоль в груди, и…
– Всего лишь крохотный узелок.
Проигнорировав ее замечание, Ноа продолжал:
– И разве не ты легла в больницу и сделала операцию, ничего не сказав родным?
Джордан прерывисто вздохнула.
– Да… но это вовсе не операция… всего лишь анализ… биопсия…
– Не важно. Ты не хотела никого волновать, верно? А если бы что-то пошло не так? Если бы анализ показал, что тебе нужна серьезная операция?
– Кейт отвезла меня в больницу и при необходимости всех обзвонила бы.
– И ты считаешь, что права?
– Нет, – признала Джордан, – не права. Но я была напугана. И мне казалось, что, рассказав обо всем, я только накликала бы несчастье.
Как ни странно, он понял и сочувственно сжал ее руку.
– Вот что я скажу: если ты когда-нибудь проделаешь такую штуку и со мной, горько за это поплатишься!
При одной мысли о том, что она способна утаить от него нечто серьезное, он на стенку лез!
– Больше никаких тайн, – пообещала она.
– Чертовски верное решение. Она попыталась встать.
– Что ты делаешь? – спросил он.
– Хотела почитать, но сейчас не в настроении думать о старых распрях.
Ноа потянул ее обратно.
– Почитай мне. Что-нибудь об очередной схватке, – попросил он. – Это поможет успокоиться.
– Только мужчины считают, что повествование о кровавой битве способно кого-то успокоить, – проворчала Джордан, но все же подвинулась ближе, облокотилась на грудь Ноа и уронила на его колени стопку бумаг.
– Далеко продвинулась? – спросил он, заглядывая ей через плечо.
– Сама не знаю. Я наугад вытаскиваю то один, то другой документ, относящиеся к разным векам. Вернусь домой и заставлю себя прочитать все.
– Что значит «заставишь»? Если считаешь, что в них встречаются неточности…
– Хорошо-хорошо, хочу все прочитать. А потом проведу собственное расследование. Нужно докопаться до истины. И я уверена, что в каждой истории есть нити правды. Свидетельства по большей части передавались от отца к сыну. Возьми всю стопку и выбирай сам.
Он стал перелистывать страницы.
– Погоди! – вдруг сказала Джордан. – Я только что увидела… – Она вытащила страницу и протянула Ноа. – Смотри! Вот, на полях! Профессор снова написал эту дату: 1284. Я и раньше видела ее еще на двух страницах, и тоже на полях. А это что? Корона? Замок? Возможно, именно в 1284-м началась вражда между двумя кланами. Как по-твоему?!
– Может быть, – задумчиво протянул он. – И цифры выглядят так, словно он обводил их ручкой снова и снова, чтобы не забыть.
– О нет, ему было совсем ни к чему снова писать дату. Если то, что он говорил о своей памяти, правда, ему не было нужды что-то записывать. Думаю, он в рассеянности нацарапал цифры на бумаге, когда о чем-то задумался.
– Погоди. Что он говорил насчет памяти?
– Хвастался, – вздохнула она. – Уверял, что у него необыкновенная память. Что он никогда не забывает лицо или имя, независимо от того, сколько прошло времени. Он записал эти сказания в надежде, что их прочитают другие, но сам запомнил каждую мелочь. Утверждал, что он читает запоем. Выискивал в Интернете те газеты, которых не мог достать.
Ноа вспомнил газеты, разбросанные по полу гостиной профессора.
– Просмотри остальные страницы, – предложил он. – Может, там тоже есть рисунки или другие даты.
Джордан ничего не нашла, зато Ноа обнаружил пару рисунков в своей стопке.
– На что это, по-твоему, похоже?
Он показал на что-то, изображенное на полях в верхней части страницы.
– Может, собака или кошка… нет, с длинной гривой… это лев! Бьюсь об заклад, это лев!
Разгадать смысл последнего рисунка оказалось легче. Еще одна корона. Очень неуклюжая, кривая корона.
– Знаешь, что я думаю? – спросил Ноа. – Профессор Маккенна был полным психом.
– Согласна, он был странным и одержимым своей работой.
– По-моему, он все сочинил.
Джордан покачала головой:
– Я так не считаю. Может, я тоже спятила, но уверена, что спрятанное сокровище действительно существует.
Ноа продолжал листать страницы.
– Многие истории не датированы.
– Вполне можно догадаться… если упомянуто имя короля или новое оружие вроде арбалета. Это даст нам приблизительный период времени, но остальное – всего лишь предположения.
– Читай это.
Он протянул Джордан несколько листочков, откинулся на подушки и абсолютно естественным жестом притянул ее к себе.
Джордан начала читать, тихим, размеренным голосом:
– «Наш возлюбленный король мертв, и в это время скорби и печали кланы вели битву за битвой в попытке обрести силу и власть над своими соотечественниками. У нас появился претендент, объявивший себя королем и тоже вступивший в борьбу за власть. Страну захватили кровавые распри.
Жадность пустила корни в сердцах наших предводителей. Мы не знаем, как и чем это кончится, и боимся за своих детей. Во всей Шотландии нет клочка земли, не залитого кровью, нет такой пещеры, которая стала бы убежищем для стариков и детей. Мы идем дорогой опасности и скорби. Мы становились
