– Эх, Димочка, – Юлька, грациозно покачивая бедрами, спустилась с крыльца, но направилась не к Жуану, а к Варе и Вороном, – вместо того чтобы о людях думать, о собаке печешься. Что с тобой, Варвара? Чего это вы тут расселись на морозе?
– Да все нормально! – Ворон встал на ноги, помог подняться Варе. – Просто Савельева перебрала шампанского, вышла проветриться, а тут Лорд.
– А ты, значит, как верный рыцарь бросился спасать прекрасную даму? – Юлька подозрительно сощурилась.
– Ну, типа того. Нельзя оставлять товарища в беде, – он нисколько не смутился, покровительственно похлопал Варю по спине, – тем более не совсем трезвого товарища. Да, Савельева?
– Ребята, по‑моему, Лорд спит, – сообщил Жуан и даже отважился погладить пса по голове.
– Или спит, или сдох, – подал голос Эйнштейн, который так и не спустился с крыльца.
– Типун тебе на язык! Тоже скажешь – сдох! Просто уснул. – Жуан отошел от Лорда. – Хотя, конечно, все это очень странно. Савельева, ты его ничем не кормила?
– Я?! Чем?
– Ну не знаю, может, сунула ему какую‑нибудь гадость.
– Ничего я ему не совала, – буркнула Варя. – Я к нему даже не подходила.
При этих словах Ворон посмотрел на нее как‑то уж больно внимательно и даже покачал головой. Можно подумать, она врет. А она не врет! Она точно помнит, как вышла из дома, но до будки с собакой даже не дошла. У нее начался приступ, вот прямо здесь, у забора. Хорошо, что Ворон нашел ее ингалятор, но плохо, что он теперь знает ее тайну. Конечно, он ничего не сказал остальным, зато видел, какая она во время приступа, ужасная и беспомощная. Наверное, ему теперь противно…
– Все, пошли в дом! – скомандовал Ворон. – Вон Савельева посинела вся от холода.
Варе не хотелось в дом, ей хотелось уйти: пять километров по трассе быстрым шагом – это не так и много. Но Ворон не оставил ей права выбора, взял за руку, потащил к крыльцу.
– Ну что, сворачиваем вечеринку? – спросил Жуан, когда они оказались в доме. – Третий час ночи, пора баиньки.
Эйнштейн хотел было что‑то возразить, но Жуан лишь нетерпеливо махнул рукой:
– Я сказал – баиньки! Значит, так, – он обнял Сивцову за талию, – мы с Юлькой ложимся в родительской спальне, Эйнштейн на диване в гостиной, а вы, голубки, – он подмигнул Ворону, – устраивайтесь в моей комнате. И не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома.
– Какой ты гостеприимный, – в отличие от Вари, Ворон нисколько не смутился. Ну еще бы, ему же не привыкать…
Жуановская комната поражала воображение не только своими размерами и стильной, на западный манер, мебелью, но еще и технической начинкой. Телевизор, парящий под самым потолком на пластмассовом кронштейне, музыкальный центр, компьютер, точно такой же, как в кабинете информатики в их школе. На мгновение Варя даже забыла, с кем ей придется делить все это великолепие, застыла на пороге с открытым ртом, как деревенская дурочка.
– Впечатляет? – Ворон, задев ее плечом, протиснулся мимо, по‑хозяйски растянулся на застеленной пушистым пледом тахте.
– Ничего особенного, – буркнула она и, прошлепав босыми ногами по ледяному полу, уселась в кресло.
– Да? – Ворон не поверил, усмехнулся снисходительно. – А мне нравится. – Он помолчал, а потом добавил: – Только холодно тут что‑то. Тебе не кажется?
Варя кивнула. Да, холодно – зябнут не только руки, но даже обтянутые тонкими чулками коленки. Она думала, что это последствия перенесенного приступа и сидения на голой земле, а оказалось, что Ворону тоже холодно.
– Ну‑ка. – Он встал, подошел к батарее и длинно присвистнул: – Ледяная.
В этот момент в комнату без стука ввалился Жуан с ворохом постельного белья.
– Ребята, забыл вас предупредить, батареи в моей комнате не греют. Строители что‑то напортачили еще неделю назад и до сих пор не починили. Но вы не переживайте, я вам тут одеяло из верблюжьей шерсти приволок. И потом, ведь вдвоем спать теплее, как‑нибудь не замерзнете. – Он сказал это таким тоном и посмотрел на Ворона так по‑особенному, что Варя поежилась, но на сей раз отнюдь не от холода.
– Ну, нескучной вам ночи. – Жуан сгрузил одеяла на тахту и, насвистывая что‑то себе под нос, вышел из комнаты.
– Так и будем сидеть? – проворчал Ворон, критическим взглядом осматривая ворох одеял.
– А что?
– А то, что неплохо было бы лечь наконец спать.
– Ложись.
– А ты?
– А я тут… в кресле посижу.
– Дура, – сказал он беззлобно и принялся расстилать постель, – замерзнешь же.
– Одеялом укроюсь. – Она почему‑то совсем не обиделась на «дуру».
– Все верно, ляжешь на тахту и укроешься одеялом.
– А ты?
– Что – я?
– Ты куда ляжешь?
Ворон обернулся, посмотрел на нее сверху вниз, сказал после недолгих раздумий:
– Знаешь, Савельева, мы с тобой вроде бы не маленькие дети, прекрасно понимаем, что к чему. Честь твоя девичья мне даром не нужна. Хочешь дурью маяться, майся на здоровье, но лучше послушайся доброго совета – ложись и не выпендривайся.
– Я не выпендриваюсь! – Варе вдруг стало обидно.
– Вот и хорошо. – Ворон улыбнулся. – Представь, что мы не у Жуана, а, скажем, в походе, в одной палатке. Ну же, давай! – Он приглашающе откинул одеяло.
– Только я раздеваться не буду, – предупредила Варя, выбираясь из кресла.
– Можешь даже пальто надеть, для верности.
– Очень остроумно.