— Иди уж! Батяня, наверное, заждался, — проворчала та, украдкой смахивая набежавшую слезу. — Нет, стой! Присядь-ка на дорожку.
Тина покорно уселась прямо на сумку.
— Да хватит вам уже шарлатанством заниматься! — подал голос Иван. — Тина, босс ждать не любит, — он мягко, но решительно поставил ее на ноги, сумку повесил себе на плечо. — Пойдем уж, долгие проводы — долгие слезы.
— Постой! — баба Люба что-то забормотала себе под нос, а потом торопливо перекрестила Тину. — Все, теперь ступай. Я на улицу не пойду, ты уж там сама…
Во дворе, как и в прошлый визит отцовских молодцов, собралась толпа зевак. Патриархи степенно восседали на скамейке, дворовые кумушки кучковались у подъезда, вполголоса о чем-то шушукаясь, ребятня, бесстрашная и любопытная, едва не лезла под колеса отцовской «монстры». Стоило только Тине выйти на улицу, как все, и патриархи, и кумушки, и ребятня, с жадным любопытством посмотрели в ее сторону.
— Ты теперь для них ожившая Золушка, — не то поддел, не то поддержал охранник. — Да не стой столбом, иди к машине.
— К которой?
— Вон, к «Хаммеру», — Иван кивнул в сторону «монстры». Вот, значит, как она называется.
Тина была в шаге от машины, когда задняя дверца распахнулась.
— Поторопись, дочка, — сказал ее отец с плохо скрываемым раздражением.
Тина замешкалась, обвела прощальным взглядом двор, дом, соседей, сделала глубокий вдох и нырнула в черное нутро машины.
Они ехали уже четыре часа. За все это время отец сказал ей едва ли пару слов. Как только «Хаммер» тронулся с места, мужчина тут же углубился в изучение каких-то документов, предоставив Тину самой себе. Она почти не расстроилась. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями, хоть как-то подготовиться к тому, что ее ждет. Конечно, разговор с отцом мог бы ее успокоить и приободрить, но в равной же мере мог и напугать. Все-таки они похожи: ее дед и ее отец.
Пейзаж за окном машины начал меняться. Пыльные городки и унылые полузаброшенные деревушки сменили дорогие коттеджи — не дома, а настоящие замки и дворцы. Кричащая роскошь, вычурная архитектура, заборы в два человеческих роста — альтернатива обшарпанным городским «хрущевкам» и древним, по самые окна вросшим в землю деревенским избушкам, вестники другой жизни. Неужели и ей отныне придется жить в одном из таких домов, за одним из таких заборов?
Отец отложил документы, глянул в окно, сказал:
— Скоро приедем.
— Я думала, вы… ты живешь в Москве, — отважилась заговорить Тина.
— В Москве? — отец удивленно приподнял брови. — Дочка, разве можно жить в Москве? В Москве можно только существовать. Нет, я предпочитаю дачу.
Дача, от этого теплого и по-домашнему уютного слова сжимавшие душу тиски слегка ослабли. Они будут жить за городом на даче! Никаких тебе архитектурных монстров, никаких высоченных заборов. Дача в понимании Тины — это добротный деревянный сруб, двор с твердой, укатанной землей, стрекот кузнечиков и запах нагретых солнцем полей. А еще разномастная домашняя живность, начиная от суетливых кур и заканчивая самодостаточной ленивой кошкой.
Машина тем временем свернула с оживленной трассы, проехала с полкилометра по идеально ровной, точно вчера заасфальтированной, дороге, замерла у железных ворот, которые почти в ту же секунду пришли в движение. Из маленькой кирпичной будки навстречу процессии выбежал охранник в камуфляже и замер по стойке «смирно». Тина прильнула к окну. Как все странно: вокруг никаких домов, а тут почти посреди чистого поля — ворота.
«Хаммер» коротко рыкнул охраннику и вполз в ворота. Дальше дорога шла между двух рядов старых лип, таких больших, что их кроны сплетались высоко вверху и превращали дорогу в зеленый тоннель. Аллея Тине понравилась — красиво, прямо как в бабы-Любиных книжках про заграничную любовь.
Липы расступились неожиданно, и Тина задохнулась от смеси удивления и восхищения. Дорога вела мимо изумрудно-зеленых лужаек, диковинно постриженных кустов, ярких цветочных клумб и аккуратных дворовых построек к белому двухэтажному дому, приземистому и изящному одновременно.
Дом не портили ни массивные колонны, ни чуть тяжеловесный фасад, ни ковер из плюща на стене одного из флигелей. От дома веяло стариной, спокойствием и респектабельной буржуазностью. Ничего общего с вульгарной роскошью виденных Тиной раньше новостроек.
— Приехали, — сказал отец и, не дожидаясь, когда водитель распахнет перед ним дверцу, ловко, совсем не по-стариковски, выпрыгнул из машины. — Дочка, ну давай же! — поторопил он, протягивая Тине руку.
Выбираться из «Хаммера» было страшно, к его уютному нутру она уже успела привыкнуть, а снаружи ждала неизвестность.
— Вот, теперь это твой дом! — Отец хозяйским жестом обвел поместье, по-другому все это великолепие и не назовешь.
— Очень красиво, — Тина робко улыбнулась. — А где дача?
— Дача?! — Он вдруг рассмеялся, а отсмеявшись, сказал: — Дочка, это и есть дача. Извини, если ввел тебя в заблуждение. Понимаю, это не совсем то, что ты рассчитывала увидеть, но не волнуйся, тут тоже есть много интересного. Анна Леопольдовна тебе потом все покажет.
— Анна Леопольдовна?
— Моя домоправительница. Очень строгая женщина. Признаюсь, я ее даже побаиваюсь.
Представить, что отец может бояться какой-то экономки, было сложно, Тина недоверчиво улыбнулась.
— Скоро сама увидишь. — Не дожидаясь ее, отец решительно пошагал к дому. Тина двинулась следом.
Навстречу им уже спешил, сильно припадая на левую ногу, немолодой мужчина в камуфляже.
— С возвращением, Яков Романович. — Мужчина бросил на Тину быстрый взгляд, точно кнутом ожег. У него было некрасивое, мрачное лицо: впалые щеки, заросшие сизой щетиной, длинный крючковатый нос, тонкие губы и пронзительный взгляд. Неприятный тип…
Не замедляя шаг, отец коротко кивнул:
— Спасибо, Антип. Все на месте?
— Ждут в гостиной.
— А Серафим?
— Он тоже. Полчаса как вернулся из города.
— Хорошо, — Тине показалось, что при упоминании загадочного Серафима отец едва заметно поморщился. — Как там Ласточка?
— Утром приезжал ветеринар, подтвердил вашу догадку. Сказал, что пару недель на ней лучше не выезжать. — У самого дома Антип обогнал их, предупредительно распахнул массивную дверь.
В просторном холле их уже ждала поджарая дама неопределенного возраста в элегантном брючном костюме.
— Яков Романович, ужин готов, — сообщила она не то с немецким, не то с прибалтийским акцентом и холодно, лишь одними губами улыбнулась Тине.
— Анна Леопольдовна, дайте нам тридцать минут, — неожиданно мягко сказал отец. — Мне нужно сделать несколько звонков, а ей, — он посмотрел на Тину, — переодеться к ужину. И покажите, пожалуйста, этой юной леди ее комнату.
— У юной леди есть имя? — домоправительница вопросительно приподняла брови.
— Клементина, — Тина вежливо улыбнулась. — Меня зовут Клементина.
Если Анна Леопольдовна и удивилась, то виду не подала. Впрочем, ей ли удивляться, у самой вон отчество какое затейливое.
— Следуйте за мной, Клементина.
Надо же — следуйте за мной! Прямо как в лучших домах Парижа…
