ног приятеля.
— Эй, Немиров, тебе плохо?! — Над ним склонилось испуганное лицо Шурика.
— Мне хорошо. — Он вяло улыбнулся. Оказывается, радость — это тоже стресс. Еще похлеще, чем горе. Ноги не держат, мозги не варят… — Ты точно не шутишь?
— Да ты что?! Кто ж станет шутить такими вещами?! Все с тобой в порядке. Так что собирайся, труба зовет. Хватит, наотдыхался.
— Подожди, — Ян потряс головой, — дай в себя прийти.
— Ну что ж я, садист какой? Что ж, не понимаю, в каком ты сейчас состоянии? А давай-ка, знаешь что, давай шандарахнем какого-нибудь французского пойла за твое второе рождение! У вас в Париже есть приличная забегаловка?
— Есть, — Ян рассеянно кивнул, — где-то точно есть.
— Ну, так что мы сидим? Вперед, обмывать новорожденного!
Обмывая свое второе рождение, Ян напился. И не напился даже, а упился. Легко потерять чувство меры, когда вновь обретаешь надежду, когда когорта живых готова раскрыть тебе, еще вчера бывшему ходячим мертвецом, свои объятья, когда больше нет необходимости вести обратный отсчет и с содроганием смотреть на календарь, когда смертный приговор заменен на амнистию, когда водку тебе наливает лучший друг и крестная фея в одном флаконе…
Кажется, упившись, он уснул, и сон ему снился какой-то обрывочный и заполошный: индус-таксист, лопочущий что-то на ломаном английском, огромное здание из стекла и бетона, самолет, сосредоточенное и от этого вдвойне хорошенькое личико стюардессы и приглушенный голос Шурика: «Ну вот, Немиров, мы и дома…»
Это был очень плодотворный день, Тина возлагала на него большие надежды. Мадам Роза, с которой она чисто по-женски поделилась их с Яном бедой, со свойственным ей неистребимым оптимизмом заявила, что отчаиваться рано, что в тридцати километрах от Парижа живет одна целительница, способная излечивать даже рак. Тина решилась ехать. Для этого пришлось соврать Яну, что у них с мадам Розой на целый день запланирован шопинг. Ян поверил. Дурачок, как будто она способна думать о каких-то шмотках, когда он болен.
Тине повезло, целительница пообещала помочь. Осталось уговорить Яна. Она уговорит, обязательно. Она же его жена…
Яна в гостинице не оказалось, наверное, решил прогуляться. Теперь он достаточно хорошо знал Монмартр, чтобы не заблудиться в одиночку. Это даже неплохо, что его нет — будет время все как следует обдумать и подобрать нужные слова.
День клонился к вечеру, а муж все не возвращался. Тина забила тревогу, когда на Париж опустилась ночь. Ян не мог гулять так долго. В последние дни они вообще не расставались больше чем на полчаса. Вот только сегодня…
В душе вдруг стало холодно и пусто от страшной догадки. Ян ушел. Может быть, почувствовал себя хуже, может быть, решил, что уже пора. И она сама позволила ему уйти, своим долгим отсутствием развязала ему руки.
Как он мог?! Как он только посмел бросить ее одну?! Особенно сейчас, когда появилась надежда…
И даже не попрощался, не забрал свои вещи. Долгие проводы — долгие слезы. Он ушел, а ей остались слезы и хрупкая надежда, что он передумает и вернется, позволит ей остаться с ним до конца.
Они же муж и жена! Они клятву давали! И в горе, и в радости… а он ушел.
Это была самая долгая ночь в ее жизни. Ночь подпитывалась отчаянием и надеждой. Много отчаяния, мало надежды…
Тина не сомкнула глаз, ждала, прислушивалась, боялась уснуть.
Утром в дверь постучали.
Вернулся! Понял, что без него она пропадет, и вернулся!
…На пороге стоял дядя Вася.
— Здравствуй, девочка, насилу тебя нашел, — сказал он будничным тоном, точно она не сбежала полтора месяца назад, а не виделись они всего пару дней.
Тина попятилась, пропуская дядю Васю в комнату.
— Славно тут у тебя, — он одобрительно покачал головой, а потом спросил: — Не надоело еще бездельничать?
Она равнодушно пожала плечами: после того как Ян ушел, ее уже ничто не волновало.
— Ну, тогда собирайся! Погуляла, и хватит.
— Куда собираться?
— Домой.
— У меня нет дома. — Да, у нее нет дома, а еще ее муж ушел, чтобы она не видела, как он будет умирать…
— У тебя есть дом, — сказал дядя Вася мягко, — и этому дому нужна хозяйка.
— Вы о поместье? Думаю, Амалия и Серафим прекрасно справятся без меня. Кстати, если вы не в курсе, я там нежеланная гостья. Мои новые родственники ясно дали понять, что мне нечего делать на их территории.
— Нет, девочка, это ты не в курсе. Поместье — это твоя, а не их территория.
Тина тряхнула головой — по большому счету, ей все равно, Ян ушел, и все остальное утратило смысл.
— Твой отец оставил все свое состояние тебе, — сказал дядя Вася. — Ну, за исключением кое-каких мелочей. Ты должна вступить в права наследования не позднее завтрашнего дня. В противном случае все перейдет твоим, как ты изволила выразиться, родственникам.
— Почему? — она задала этот вопрос не потому, что было так уж интересно. Скорее по инерции.
— Так решил твой отец. По условию завещания ты должна заявить о своих правах на наследство не позднее сорокового дня с момента его смерти. Клементина, у нас осталось очень мало времени, нужно лететь!
— Я никуда не полечу, — она скрестила руки на груди.
— Хочешь, чтобы все досталось этим дегенератам: Амалии и Серафиму?
— Мне все равно.
— Зато мне не все равно, маленькая идиотка! — рявкнул дядя Вася так, что Тина испуганно вздрогнула. — Эти двое, — он брезгливо поморщился, — пустят все на ветер. Их не интересует фамильный бизнес.
— Меня тоже.
— Ты — другое дело. У тебя есть обязательства, ты его дочь!
— Дядя Вася, я замуж вышла, — сказала Тина, глядя прямо перед собой.
— Я знаю.
— Да, вы всегда все про меня знаете, — она кивнула. — А знаете, что мой муж смертельно болен, что вчера он от меня ушел? Не захотел, чтобы я оставалась с ним до конца.
— Соболезную, девочка.
— Я хочу его найти. — Она сжала кулаки. — Вы нашли меня, значит, сможете найти и его!
— Это было нелегко, мне понадобилось время.
— У меня нет времени! — Ногти больно впились в кожу. — Предлагаю сделку: я еду с вами, а вы находите моего мужа.
— Договорились, Клементина. Собирайся!
Ян проснулся с адской головной болью. Что это с ним было? Что такое произошло?
Он точно помнил, что произошло что-то очень важное, но чертова боль не давала вспомнить, что
