бубнил филин. Со скал подкрался туман, разлегся на траве, затопил кусты. Зябко! Я вздрогнула от озноба и вошла в дом.
Олег и Шихан, сомкнув головы, склонились над картой. Я обняла Олега за плечи, прижалась щекой к его затылку.
– Все выяснили?
– Кажется, все, – Олег притянул меня за талию и посадил к себе на колени. – Пошли спать, завтра рано вставать.
Тут я поймала взгляд Шихана. Боже, почему я раньше не замечала, что он болеет? Воспалившиеся глаза, впалые щеки. Все это скрывала борода, а теперь я увидела, какой же старый, какой несчастный мой дед! И ненависть вдруг отступила. Нет, я его не простила. Просто вдруг пожалела…
* * *
Рассвет мы снова встретили в тайге. Я и Маркел ехали верхом, а Олег шел пешком, в этот раз налегке. Шихан отдал своего коня, и поначалу тот плохо слушался меня: взбрыкивал и пытался укусить. Но затем мы приноровились друг к другу, и жеребец смирился.
В руках у Олега «пальма» – что-то вроде топора на длинной палке-рукоятке. Наблюдая за ним, я поражалась, как ловко он орудовал ею, если приходилось прорубать дорогу в чаще. Но больше меня удивляло, каким образом Маркелу удавалось находить нужное направление в непроходимом лесу.
«Чужая тайга для сильного не в радость, а слабому и вовсе не стоит с ней связываться. Запутает след, заведет в чащу, разденет, разует, лишит огня, пищи, потом начнет мучить, посылать то туда, то сюда… силы отнимет – и конец», – всплыли вдруг в памяти давние «поучалки» Шихана, и еще горше стало на душе. Я вспомнила его взгляд при прощании. Не решился обнять меня старик. Лишь перекрестил торопливо. И фразу бросил: «Придет время, помолись за меня!»
Ночью я спала плохо. Всякие мысли приходили в голову, одна тяжелее другой. Нехорошие предчувствия рвали душу. То ли дед растревожил меня своими откровениями, то ли вравду что-то назревало впереди, но встала я утром, не выспавшись, хмурая и сердитая на весь мир. Потому, видно, и побоялся дед подступиться ко мне. Днем мрачные думы постепенно рассеялись, только горечь в сердце осталась.
За этими мыслями я не заметила, как наш маленький караван благополучно перевалил сопку, и Маркел остановился. Кряхтя, слез с коня и пробурчал:
– У лисы одна думка – заяц, а у меня одно горе – старость!
И долго смотрел вперед на широкую речную долину, сдавленную с боков плоскими горами. На дне ее в густых ельниках вилась река.
– Вот вам и Кайсым, – сказал он задумчиво, не отрывая взгляда.
Темная тайга, перехлестнув отроги, стелилась рваным покрывалом. По ней вяло ползли тени обтрепанных ветром облаков. Казалось, вся долина дышала покоем, излучая тишину и безмятежность.
Вдруг справа раздался подозрительный шорох. Маркел насторожился, задрал ухо старой армейской ушанки, с которой не расставался даже летом. Заволновались лошади, Олег передернул затвор карабина.
Снова тишина, и снова треск…
«Ух-ух-ух…» – совсем близко послышался испуганный крик медведя.
Вздернули головы и заржали лошади.
– Ох, долго жить буду! – с облегчением улыбнулся Маркел. – Аба[9] шибко меня боится.
Мы переглянулись с Олегом и рассмеялись. А старик огляделся по сторонам.
– Надо бы место посуше выбрать да чаю попить.
– Да и перекусить бы не мешало, – оживился Олег.
– Вон у той кедрушки остановимся, – показал дед на высокое дерево, что росло на краю поляны метрах в ста от нас.
Лошадей мы вели в поводу вдоль кромки леса и уже подходили к поляне, когда Маркел вдруг замедлил ход и стал беспокойно озираться по сторонам. Не понимая, что случилось, мы тоже остановились. Старик торопливо вскочил на коня, дернул поводья и спешно миновал поляну.
– Дед, раздумал, что ли? – в недоумении крикнул вслед ему Олег.
– Эка не видишь? Место худое! – бросил Маркел, скрываясь за перелеском.
Мы переглянулись и, не сговариваясь, направились к кедру.
Это было старое дерево, толстое, сучковатое, но нижняя ветка росла перпендикулярно стволу, а затем где-то на середине изгибалась, устремляясь вверх под прямым углом.
Я посмотрела на Олега:
– Тебе это ничего не напоминает?
Он пожал плечами. А я пояснила:
– Изуродованное дерево. Точь-в-точь как в той роще, о которой мне рассказывал Петр Аркадьевич. Помнишь?
– И ты веришь в эту ерунду?
– Верю, не верю, какая разница? Только Маркел не зря смылся.
Олег хмыкнул, но взял из моих рук повод, и мы отправились на поиски нашего проводника.
Оказалось, старик остановился сразу за перелеском. Когда мы подошли, он уже разложил костер.
– Напрасно ушел от кедра, – сказал Олег, – лужайка там сухая, без кочек. Чего испугался?
Дед вскинул на него печальные глаза и, медленно выговаривая слова, сказал:
– Слушай: дурное там место. Видел дерево? Непременно в нем айна, черт местный, живет. А с ним шутки плохи. Старики раньше сказывали: нельзя на таком месте огонь разжигать, топором стучать, даже землю ногами топтать – нехорошо. Рассердится айна, беды не оберешься. Понимаешь?
– Дед, – покачал головой Олег, – ты ведь православный, а в духов веришь. Не по-христиански это.
– Не твово ума дело! – рассердился старик и в сердцах отшвырнул сучок, который собрался подложить в огонь. – Молод меня учить. В этих местах испокон века и духов привечали, и лбами возле икон стучали. Одно другому не помеха, если по уму жить. Поди лучше воды принеси.
Олег хмыкнул, но взял котелок и направился к ручью. А я спросила:
– И что же, с айна нельзя бороться?
– Можно, почему ж нельзя? – откликнулся Маркел. – Старики говорят, нужно стрелить в него, если баловать зачнет. Только заместо пули взять нижнюю пуговицу рубашки. А еще круг вокруг себя обвести и ждать, когда он уберется.
– И помогает?
– А что ж не помочь? – усмехнулся дед. – Сам не пробовал, а доведись такое дело, пуговицу не пожалею.
Он вдруг оглянулся и быстро перекрестился.
– Фу, помстилось! Будто падалью нанесло! А это, – дед многозначительно поднял палец, – хозяин местный, дух, однако, предупреждает: «Покорми меня, а то морок какой наведу, испужаю до смерти!»
– Дед, не выдумывай, – рассмеялась я. – Страху нагоняешь?
– Да какие ж то страхи? – Он быстро нырнул рукой в карман дождевика, достал плоскую фляжку и, что-то приговаривая, плеснул на четыре стороны света, а затем, тоже бормоча – в костер. Тот отозвался веселым всплеском пламени!
– Так не накормил же, а подпоил, да еще самогоном! – улыбнулась я, уловив знакомый запах первача.
– Духи тоже выпить не дураки, – подмигнул Маркел. – Только подавай! Но теперь айна вовсе не подойдет, дух огня его не подпустит. – Дед протянул мне фляжку. – Хлебни. Устаток как рукой снимет.
Я отрицательно покачала головой и отвела его руку.
– Ну, смотри! – Маркел приложился к фляжке, крякнул. Глаза его заблестели. – Эх, великое дело первачок! До пяток пробирает! Для сугреву – в самый раз!
– А ты замерз, что ли?
– Кровь теперь по жилам не быстро бежит, да и кровь это разве? Водица, – вздохнул дед и задумчиво посмотрел на костер. – Духи здешние – привереды великие. И шутковать горазды. Вон как с тобой получилось. Табак с золотом спутала. Не иначе как дух подсмеялся. А может, рассердился, что не
