информации в руках.
– Вы понимаете, что будете работать на территории другого государства? – о да. Я понимала. Мне рассказали в подробностях о всех тех способах вербовки нашими спецслужбами их сотрудников. Я осознала, что вполне возможно, меня примутся шантажировать, взывать к моей совести, пугать тюрьмой и лишением права выезда за границу.
– Семьсот долларов – и я выстою. Дайте мне вашу зарплату – и вы будете как за каменной стеной. – Я несла на собеседованиях полный бред и сама осознавала это. Но, похоже, что моим потенциальным работодателям это нравилось. Тем более что я делала все с этим моим комичным каменным лицом преданной собаки Баскервилей. Глядя на меня становилось понятно и ежу, что я за зарплату Родину продам или уже почти продала. Только я про себя понимала, что если найдется такой орган внутренней безопасности Родины, который предложит мне сумму, эквивалентную тому геморрою, на который он меня подставит просьбой немного «постучать», я сейчас же исполню свой священный долг перед отчизной. Я так полагаю, что это и моим работодателям было известно. Но наши спецслужбы всегда и особенно теперь представляли из себя стадо жадных и недалеких рвачей, которые живут другим миром и другими законами. И вряд ли они предложат мне что-то посущественнее спокойной совести на нищей старости. Это меня не устраивало.
В четвертом чтении меня наконец приняли. Я подсчитывала будущие барыши и потирала руки. Мне сказали, что со следующего месяца я должна выйти на работу. Первую неделю я буду проходить стажировку, после которой должна буду сдать экзамен. Но даже и после этого экзамена я в течение четырех месяцев буду работать в режиме испытательного срока, при котором меня имеют право уволить без объяснения причин.
– Это вас не пугает? – последний раз спросили меня.
– Меня уже почти ничего здесь не пугает, – гордо ответила я. Первого марта я впервые вышла на работу, оставив Максим Максимыча с некоей особой из соседней пятиэтажки. Второго марта я поняла, что пугаться еще очень много есть чего. Потому что попала я в самую настоящую армию. И по законам жанра, моя армия начиналась с учебки.
– Лапина?
– Это я.
– Не «Это я», а я. Просто «Я».
– Хорошо.
– Не хорошо, а «Есть».
– Есть.
– Хорошо. Вот вам Устав. Его необходимо прочитать до послезавтра.
– Весь, – я удивленно осмотрела талмуд объемом с гражданский кодекс. Помнится, на его изучение мне давали в институте около трех месяцев. А ведь он был на русском.
– Весь в общих чертах. Это понятно?
– Так точно, – по инерции ответила я и оказалось, что в тему.
– Это коды. Их необходимо заучить наизусть. – Старший охранник протянул мне листик с буковками и циферками.
– Что это? – обалдела я, – это тоже до послезавтра?
– Нет. Это за сегодня. Коды и Устав выносить с территории нельзя! Имейте в виду.
– А как же их выучить? – опешила я.
– Учить здесь.
– А когда? – уперлась я и кажется, достала учителя.
– Когда получится. Я не гарантирую, что у вас все получится. Если у вас нет памяти, то вы, к сожалению, вряд ли пройдете квалификационный экзамен.
– Извините, – буркнула я и уткнулась в талмуды. Сначала я решила почитать устав. Однако такой объем немецкого, особенно технического, меня убил и я принялась за коды.
– А что это вообще такое? – в сердцах спросила я.
– Это очень просто. С помощью этих букв и цифр мы все переговариваемся по рации, чтобы другие слушатели не могли понять, о чем речь. Вот, например, код чрезвычайной ситуации. А если слышишь этот – значит на территории террористы.
– Понятно, – пробубнила я и принялась зубрить. В семь часов я пришла домой с чугунной головой и красными от постоянного всматривания глазами. Меня сопровождала Дарья, решившая лично проинспектировать меня в мой первый рабочий день. Моя новоиспеченная няня исчезла из дома в мановение ока и мне на руки положили Макса.
– Ну как? – спросила мама.
– Вы ее сейчас лучше ни о чем не спрашивайте. Спросите через пару-тройку месяцев. А лучше она вам сама расскажет, когда окажется готова, – заверещала Дарья.
– Мам, забери Максима. Я дико устала, – прошептала я. Мама ушла, а я склонилась над столом и в полном отупении слушала, как вокруг меня раздаются какие-то неуставные звуки. Капает кран. Из вытяжки слышны вопли ругающихся соседей. Шипит чайник.
– Даш, я наверное не выдержу, – решила признаться в слабости я.
– Брось. С чего ты взяла?
– Да я даже этот экзамен не пройду.
– Ерунда. Все проходят. А что тебя именно пугает?
– Ну…Я должна например, выучить все эти долбаные коды. Это ж полная околесица, ее невозможно выучить!
– Прекрати паниковать! – рявкнула Зайницкая. – Я завтра тебе отмечу коды, которые можно не учить. Там из всего списка рабочие только двадцать штук.
– Двадцать? – открыла рот я. – А почему этот урод…
– Потому что урод, – согласилась Даша. Я понимала, что реально в происходящем конкурсе на выживание она мне не поможет. Я и не имею права ее этим грузить. Тем более, что мои сомнения гораздо шире.
– Ты посмотри, Даш. У меня грудной ребенок! Мне надо его кормить, растить. Он плохо спит по ночам. Как я могу работать в этой колонии строгого режима? Вот если бы ребенок подрос, другое дело.
– А ты полагаешь, что большие дети создают меньше проблем? Ошибаешься. Они болеют, капризничают, не спят по ночам. Хочешь, я тебе расскажу, что мой сын выкинул в три года на даче.
– Ну, что? – устало посмотрела на нее я.
– Он пришел домой с лягушкой в зубах.
– Какая гадость, – скривилась я, – с мертвой?
– Нет, по-моему, с живой. Не в этом дело. Я ему говорю. «Что ж ты, милый, ее обсасываешь. Выкинь, сейчас же».
– А он? – заинтересовалась нетривиальностью ситуации я.
– Он спрашивает. «Почему?»
– Хороший вопрос. Действительно, почему надо выплевывать лягушку.
– Я и говорю: «Ну как же. Она же грязная. Негигиенично». А он пошел ее помыл.
– Помыл? – прыснула я.
– Угу. В тазике, даже, по-моему, с мылом. У меня от стресса тогда дар речи пропал. Я просто стояла и смотрела на это безобразие.
– Аккуратный мальчик, – ухмыльнулась я.
– Не то слово. Потом подходит и вежливо так спрашивает: «А теперь можно?»
– А ты? – улыбнулась я.
– А я тебе и говорю, что твои проблемы с детьми только начинаются. И бессонница там, работа – это ерунда по сравнению с воспитанием деток.
– Успокоила, – восхитилась я и пошла спать. Через неделю я сдала этот чертов экзамен. По-моему, им там вовсе не нужно было от меня знаний или отличной памяти. Достаточно оказалось того, что я прилично выгляжу, сносно говорю по-немецки и всем улыбаюсь. Мне сообщили, что я зачислена в штат и поставлена в график. Моя работа начиналась в понедельник с девятнадцати ноль-ноль до вторника семи ноль-ноль.
