– Дождалась? – хихикнула я.
– Угу, щас! Две недели мылась под струйками, как в деревне. В общем, задолбалась страшно. Пошла нашла разводной ключ, отвинтила, завинтила, прикрутила и…
– И?
– И стала наслаждаться. Я как раз с суток пришла. Вечером.
– И в чем приколка? – заскучала я. – Пока все как всегда.
– Все всегда как всегда, – отрезала она. – Утром меня будит красный от возбуждения Жорик. В руках у него разводной ключ, трусы мокрые, в глазах бешенство. Орет: ты зачем завинтила все сама? Ты что, забыла, что у тебя есть муж?
– А ты, – засмеялась я.
– Я спросонок, ни черта не понимаю. Говорю: Ты что, заболел? Что я не завинтила? А он: Не «Не завинтила», а «завинтила». Я, говорит, с самого утра у соседей специально разводной ключ занял, прокладки к шлангу купил. Хотел порадовать жену. Ищу-ищу шланг с лейкой – нету. Ну, думаю, убью. А времени уже нет. Я решил уж помыться последний раз, купить еще шланг и вечером сделать. Попросил соседей ключ до вечера оставить, полез мыться. А там…
– Шланг. И лейка, – расхохоталась я.
– Как родные, – Дашка тоже смеялась. – Я, говорит, чувствую себя как оплеванным. Сама завинтила, и даже не просила меня. Не пилила. Разве так можно? Как будто меня нет. Это, говорит, несправедливо, так унижать родного мужа.
– Несправедливо, девушки, по посольскому телефону такую муру обсуждать, – встрял в нашу томную беседу голос дежурного на центральном посту. Мы подавились словами и, не сговариваясь, бросили трубки. За треп, конечно, выговоров не устраивают, но… береженного, как известно, все берегут.
На следующей неделе меня ждала встреча с Максимом Дементьевым. Меня обуревали смешанные чувства. На дворе стоял февраль. Протяжно и надрывисто выл ветер, задувая ледяную стужу под полы посольских пуховиков. На службу хотелось натягивать сразу по семь пар трусов, из которых пять – шерстяных. На ногах, обутых в армейские говнодавы, теснились по три пары вязаных носков. Рейтузы – все, которые есть в доме. Причем все это великолепие только для того, чтобы добраться до работы и там совершать короткие рейды по периметру, потому что благодарное руководство продавило для меня пост с будкой. Не в зданиях, конечно, но и не периметр. Против сидения меня в домах Шаров, видимо, высказался категорически. Но и смертельной усталости и отупения я не чувствовала. Мои ценные, халявно- юридические мозги теперь берегли. Но в день переговоров перспектива предстать перед Дементьевым в штанах, преображающих фигуру до аналогии с Рубенсовскими женщинами я не была готова. Дело-делом, а повыпендриваться перед Дементьевым хотелось страшно. Поэтому я нацепила на работу капроновые колготки, в машине на очень правильный и разумный крючок над окном повесила красивый деловой костюм и полдня дико мерзла в одних ватных штанах рассекая по территории. Результат был неожиданным. После обеда, когда я переоблачилась в мое великолепие и отбыла в опекунский совет, мое лицо пылало таким румянцем, что мне казалось, что есть смысл опасаться пожара. Томно-красивая Маша Оливейра с опаской поглядывала на меня. Видимо, пытаясь понять, чем я таким больна и не стоит ли купить маску из марли. Чтобы не заразиться.
– Вот что значит свежий воздух. Такой румянец, просто вся свечусь здоровьем, – громко воскликнула я в воздух. Маша расслабилась. Мы покатили на Пежо к муниципалитету Бибирево. Путь был неблизкий, и, если честно, гораздо рациональнее было бы поехать на метро. Но причем тут здравый смысл, когда я скоро увижу Его?!
– Смотри, Дементьев стоит около входа, – тыкнула пальцем в мою мечту Маша. Я посмотрела. Он, стоял, опершись на капот своего коня. Лицо сосредоточенное и немного грустное. Ему явно надоело это дело, перспективы которого для него явно стали туманными. Эх, с каким бы восторгом я ему проиграла.
– Добрый день. Нас уже ждут? – слегка равнодушно, прохладно бросила я через плечо. Максим с интересом осматривал мой красненький автомобильчик. Ноги свело судорогой от холодного ветра, который заливал под подол. Я улыбнулась Маше и немножко плотнее запахнула полы кашемирового пальто.
– Добрый. Дамы, вы прекрасно выглядите! – отметил Максим Эдуардович.
– Спасибо, – спокойно и с достоинством ответила Маша.
– Скажите, где в нашем грязном городе раздают такие румянцы? – подхалимски восхитился мной он.
– Сарочаны, – пожала я плечиками. – Что-то тут нежарко. Может, пройдем?
– Вы – лыжница? – поразился он. Я запаниковала. На лыжах я последний раз стояла на уроке физкультуры в школе. Как сейчас помню, я очень старалась, но все равно ходить по снегу без прикованных к ногам палок у меня получалось куда лучше. А езда с гор представлялась мне примерно как скатывание прямо в ад. В общем, сердобольный учитель ставил мне пятерку, если я в принципе доходила до конца дистанции. Если же срезалась на середине, мне ставили четверку. Так что моя идея оправдать румянец визитом на подмосковный горнолыжный курорт «Сарочаны» была ой как неразумна.
– Обожаю. Ветер в лицо, горы за спиной. Что может лучше помочь человеку расслабиться после тяжелой работы? – понесла я. Если он там бывал, то я сейчас буду опозорена. Не отвечу ни на один вопрос.
– Всегда преклонялся перед смелыми женщинами. Лично меня можно поставить на эти нелепые доски только под дулом пистолета, – выдал он. Я вздохнула с облегчением. А потом подумала. Вот вам еще одно мистическое совпадение. Что ж мне со всем этим делать?
– Всем приветики. Что стоим? Ну ты и вырядилась, Маруська! – подскочил к нашей теплой компании МУЖ. Интересно, мне показалось, или Максим и вправду посмотрел не него с раздражением?
– Итак, что у вас за проблема? – с теплотой, присущей хорошим менеджерам, встретила нас опекунша из муниципалитета. Она еще не знала, что мы пришли нести не мир, но меч.
– У нас – потенциальная судебная тяжба, – обрадовал ее Дементьев.
– Присаживайтесь, – огорчилась она. – Рассказывайте.
– Только после вас, – быстро откосила я. Весь мой опыт убеждал, что не стоит бороться за первый ход. Лучше потом отражать удары и ловить промахи, чем давать отражать и ловить свои. Дементьев резковато кивнул и без одобрения посмотрел на меня. Я отвела взгляд и сделала вид, что мне страшно интересны сведения о графике работы и прочий бред с доски информации.
– Дело в том, что нам препятствуют в общении и в участии в воспитании детей, – начал он.
– Давайте сначала определимся, кто такие «мы» и кто такие «они», – голосом опытной сортировщицы остановила его опекунша.
– Мы – это Мария Оливейра, мать двух деток, Даши и Саши. Я – ее адвокат, – пояснила я.
– Дементьев Максим Эдуардович, адвокат бывшего супруга, – протянул чиновной девушке визитку он. Девушка огорчилась совсем. Она явно любила мирные дела с небольшими необременительными взятками.
– Итак, почему вы препятствуете им в участии в воспитании?
– Мы не препятствуем. Это огульные обвинения. Пять лет назад супруги официально развелись. С тех пор генетический отец не принимал участия в содержании детей. Отказывался от свиданий и общения.
– Это – голословное обвинения! Я протестую! – привычно выкрикнул Максим.
– Простите, но мы еще не в суде. Пока, – отрезала я. Девушка за столом ловила ртом воздух. – А для суда у меня имеется документальное подтверждение нежелания отца иметь с детьми дело.
– И какое же? – саркастически переспросил он.
– Доказательства я вам передам только в рамках судебного процесса. Пока же я вынуждена просить о разделении переговоров. Давайте будем мучить эту милую девушку по очереди, – предложила я. Девушка ожила и вмешалась.
– Давайте меня вообще не будем мучить. Вы все время говорите про судебный процесс, а я не понимаю. Какой?
– Иск об определении порядка участия в воспи…
– Иск о лишении родительских прав, – громко отрезала я. Все, кроме побледневшей Маши, уставились
