— Проклятье Тьмы! Да что у тебя в голове?! Ми! Она же вообще ничего не знает! У них это нечто такое…
И поперхнулась. У Майи расширились глаза:
— Верно…
И вдруг расслабилась.
— Вот в чём проблема… Знаешь, девочка… Я скажу тебе так — сегодня новогодняя ночь. По поверью народа нашего мужа в эту ночь свершаются настоящие чудеса. И если ты сегодня ляжешь со своим супругом в постель — всю оставшуюся жизнь ты будешь счастлива. А если нет — прости.
Она развела руками в стороны.
— Вы… Вы…
— По вашей терминологии мы с сестрой — Видящие высшего ранга. Превосходящие даже вашего Митрала Ужасного. Так что можешь нам верить.
Вторая женщина кивнула головой в знак согласия. Яой испуганно переводила взгляд то с одной, то с другой. Затем замерла:
— Видящие? Но почему вы сёстры? У землян принято жениться на них?
Майа рассмеялась:
— Это мы теперь стали так похожи. Но это — долгая история. Когда-нибудь мы расскажем её тебе, когда станем качать внуков. Ещё раз говорим — девочка, послушай нас. Решись, наконец. Либо ты станешь настоящей женой нашего пасынка, либо… Ты потеряешь его. А потом и сам смысл своего существования…
Дверь раскрылась позади них, и Яой по-новому взглянула на своего супруга. Действительно… Высок, силён. Ни один из воинов, кого она знала в прошлой жизни, не сравнится с ним ни по умению, ни по военному искусству. И вместе с тем необыкновенно добр и ласков. Заботлив. Умён. Понимает её, как никто другой. Если поначалу в нём чувствовалась ещё какая то насторожённость по отношению к ней, то теперь она практически пропала. И его матери так переглядываются между собой. Загадочно… Может, решиться? Последовать их совету? Ладно. Праздник только начинается, так что стоит пока об этом не думать. Почему так жарко? Но какое вкусное вино…
…Александр вытащил из лимузина изрядно набравшуюся супругу. Впрочем, развезло её уже в машине, когда ехали домой. Его половина умудрилась где-то раздобыть бутылку шампанского и вытащить её под платьем так, что никто ничего не заметил. А уже сидя в лимузине, она её выудила из укрытия, нимало не заботясь об условностях и продемонстрировав удивительно стройные ноги, и попросила его открыть. Бокалы, естественно, нашлись в баре. Впрочем… Как и ещё одна бутылка «Вдовы Клико». Так что к дому его половина приехала в полутрезвом, или полупьяном, это с какой стороны смотреть, состоянии… Яой качнулась из стороны в сторону, потом ухватилась за рукав парадного кителя и внезапно рассмеялась. Всё ясно. Первая стадия — меня всё веселит… Кое-как довёл её до дома, с трудом усадил рвущуюся куда то жену, впрочем, только по названию, на диван возле камина. Пока раздевался сам, она уснула. Проклятье Тьмы! Ладно, пару минут подождёт. Поднялся к себе, переоделся, с облегчением скинул ужасно неудобные форменные ботинки. Пошевелил пальцами ног. Затем вздохнул, вновь спустился в холл. Девушка крепко спала, совсем по детски подложив ладошки под щеку. Невольно залюбовался… Во сне она отличалась от предыдущих ипостасей… Её губы обиженно надулись, лицо стало совсем беспомощным. Внезапно она тихо вздохнула и что-то пробормотала на родном языке. Непонятное. Всё, нужно отнести её к себе. Осторожно просунул руки под тело, легко поднял, и аккуратно, чтобы не разбудить, двинулся к её спальне. Свет не включал. Незачем. А расположение мебели освещала полная луна за окном. Приблизился к широкой кровати, присел, по-прежнему держа её на руках. Освободил одну руку и откинул покрывало с левой половины. Вновь подхватил её под лопатки и под коленки, обошёл ложе и очень осторожно отпустил. Несколько мгновений постоял, решая, снять с неё платье, или не стоит? Всё же не решился, вдруг проснётся и испугается? Тихонько накрыл её покрывалом, ещё чуть - чуть посмотрел, как блестящий в лунном свете, выбившийся локон, мерцая в лучах, шевелится при её лёгком дыхании, вздохнул, повернулся, двинулся к выходу… Точнее, попытался сделать шаг, но замер на месте, ощутив, как её рука схватила его за полу пижамы, в которую он переоделся. Обернулся — она не спала, а смотрела на него налитыми слезами, широко распахнутыми глазами.
— Что, Яой?
Она тихо произнесла короткую фразу на своём языке. Затем перевела на интергал:
— Останься…
Она проснулась утром, не веря своим ощущениям — это было… Совсем не так, как рассказывала ей мать, другие женщины гарема её отца. Ни боли, ни избиения, ни надругательства. Всё совсем не так. По- другому. Без грубости, без насилия… непередаваемые ощущения его прикосновений, ласка его рук, его губ. Вкус его поцелуев… Чудо! Настоящее чудо. Как же правы были его матери! Зачем она тянула?! Это же так чудесно, стать его женой по-настоящему… Её мужчина спал рядом, расслабившийся, и тоже счастливый. Лёгкая улыбка играла на его губах. Внезапно ей захотелось его разбудить и опять заняться любовью. Взяла кончик локона, стала осторожно щекотать его нос. А могла ли она представить себе что-нибудь подобное, выйдя замуж за своего? За митрита? Скорее всего, лежала бы сейчас истерзанная в углу, вся в синяках, поскольку муж в утверждение своих прав обязан избить жену в первую ночь, утверждая своё превосходство в семье. И частенько, если новоиспечённая супруга чем то не нравилась второй половине, такое ритуальное избиение кончалось смертью… И всё вдруг по другому. Внезапно её притянули к себе сильные руки, дунули в лицо, Яой счастливо зажмурилась — он. Муж. Любит…
Часть вторая. Репликант.
Каждому своё.
Пролог.
Лето сорок второго выдалось необыкновенно жарким и кровавым. Жарким, потому что июльское солнце, повисшее в небесах, казалось, гневалось на жалких людишек, обитающих на крохотной планете, развязавших братоубийственную войну. Кровавым, потому Смерть собирала огромную, доселе невиданную жатву человеческих душ, не делая выбора между женщинами и мужчинами, стариками и детьми. Перед ней все были равны. Не важно, какова причина — то ли фугаска, положенная в эшелон с беженцами. Или пуля в затылок у расстрельного рва. Случайный снаряд, или гусеницы танка. Главное, что чёрное пиршество продолжалось с неослабевающей яростью, унося каждый день из списка живых тысячи и тысячи…
Младший сержант Иванов с тоскою бросил взгляд на горизонт — огромное пыльное облако с каждым мгновением становилось всё ближе и ближе. Полчаса. Максимум, минут сорок по большим неуклюжим наручным часам, и всё. Дальше отсчёт его жизни пойдёт на секунды. Но отступать некуда. Есть Приказ. И его нужно исполнять. Продержаться до полуночи. Задержать противника любой ценой. Десять бойцов. Один станковый пулемёт, от которого по такой жаре немного толка: как ни поливай водой бруствер, солнце мгновенно всё высушит, и хана «максимке». Либо забьют своими пулемётами, а будут танки — просто расстреляют с дальней дистанции…
Сержант хотел сплюнуть, но в горле пересохло, а воды в стеклянной фляжке оставалось чуть. Поберечь стоило, пока ещё терпится. Посмотрел на лопату, вновь ухватил отполированный мозолистыми ладонями черенок, с утробным хеканьем вонзил отточенный до бритвенной остроты штык в твёрдую, словно камень, землю. И — раз. И — раз. Мать сыра земля подавалась с трудом, но всё же дело помаленьку спорилось. А когда удалось снять верхний, прокаленный слой, дело пошло легче. Рыжая почва вылетала из окопа на задний склон, рассыпаясь по выгоревшей белесой траве. Стоило спешить. Облако пыли, отмечающее колонны Вермахта, всё приближалось. И миновать его немцы никак не могли: справа — длинный овраг, или яр. Слева — обрывистые склоны. Дорога вилась между естественными преградами, и будь у младшего сержанта хотя бы противотанковая «Прощай, Родина» — умылись бы фрицы кровью. Застряли бы надолго. Но чего нет, того нет. Хорошо хоть «ворошиловских килограммов» не пожалели. Два ящика. Впрочем, успеют ли воспользоваться ими бойцы — неизвестно. Благо, мужики вроде в возрасте. Не сопляки. Сами вызвались. Знали, что на смерть идут, а остались. У всех — семьи, жёны, детишки. У того, седоватого, родом откуда-то с Урала — аж пятеро. Акимыч, с Дальнего Востока, двоих имеет девчонок. Всё
