Ведьма с Портобелло

Потом она приказала мне закрыть глаза и точно опи­сать нашу одежду. К моему удивлению, я сумел верно назвать лишь несколько деталей.

Потом спросила, что лежит на моем письменном столе.

– Груда бумаг, которые мне лень разложить по по­рядку.

– А тебе не приходило в голову, что эти бумаги – живые, что они что-то чувствуют, о чем-то просят и что-то хотят рассказать? Мне кажется, ты не уделяешь жизни внимания, которого она заслуживает.

Я пообещал, что, когда завтра приду в редакцию, огляжу все, что находится в моем кабинете.

Супруги-иностранцы с развернутой картой в руках спрашивают, как пройти к такому-то памятнику. Афи­на объясняет – очень четко и подробно, но…

– Да ты же послала их в противоположную сто­рону!

– Это не имеет ни малейшего значения. Они заблу­дятся – и это наилучший способ найти что-нибудь ин­тересное. Постарайся сделать усилие и заполнить свою жизнь хоть малой толикой фантазии. У нас над голо­вами – небо, и человечество, рассматривая его на про­тяжении тысячелетий, дало ему множество разумных объяснений. Забудь все, что ты знаешь о звездах, и тог­да они снова превратятся в ангелов, или в детей, ста­нут тем, во что тебе хочется верить в данную минуту. И, знаешь, это не сделает тебя глупей, чем ты есть. Это всего лишь игра, но она способна сделать твою жизнь богаче.

Наутро, придя в редакцию, я тщательно разложил каждую бумажку, словно это было послание, адресо­ванное мне лично, а не представляемому мною учреж­дению. В полдень поговорил с секретарем редакции и предложил написать очерк о Богине, которой поклоня­ются цыгане. Идею одобрили, и меня командировали в «цыганскую Мекку» – в Сент-Мари-де-ла-Мер.

Звучит невероятно, но Афина не выразила ни малей­шего желания отправиться вместе со мной. Сообщила, что ее друг – тот самый липовый полицейский, кото­рым она прикрывалась, чтобы держать меня на рассто­янии, – будет не очень-то доволен, если узнает, что она уехала с другим мужчиной.

– Но ведь ты обещала матери отвезти святой юбку!

– Обещала, но в том случае, если мне будет по до­роге. Но городок – совсем в другой стороне. Когда-ни­будь буду ехать мимо и тогда исполню этот обет.

В следующее воскресенье ей надо было возвращаться в Дубай, и потому она с сыном отправилась в Шотлан­дию, чтобы повидать ту женщину, которую мы видели в ресторане бухарестского отеля. Я-то никакой женщины не помнил и решил, что она – такой же плод ее вооб­ражения, как и возлюбленный из Скотланд-Ярда. Отго­ворка, не более того. Однако настаивать не стал, хоть и почувствовал укол ревности – она предпочла мне дру­гого человека.

Меня самого удивило это чувство. И я подумал, что, если придется лететь на Ближний Восток писать статью о том буме недвижимости, про который рассказали мне ре­бята из экономического отдела, я засяду за книги и изучу все, что касается земли, промышленности, нефти, полити­ки, – если это поможет мне сблизиться с Афиной.

А статья про Сент-Мари-де-ла-Мер получилась пре­красная. По легенде святая Сара была цыганкой и жила в маленьком приморском городке, когда вместе с теми, кто бежал от преследований римлян, появилась там тетка Иисуса, Мария-Саломея. Сара помогла им, а по­том обратилась в христианство.

Мне удалось побывать на празднестве и увидеть, как мощи обеих женщин, похороненных под алтарем, были извлечены из раки и подняты над пестрой, яркой, шумной многолюдной толпой, прибывшей сюда со всей Европы. Затем статую Сары, обернутую красивыми по­крывалами, вынесли из ее святилища рядом с церко­вью – Ватикан ведь так никогда и не канонизировал ее – и по улочкам, засыпанным розами, доставили на берег моря. Четверо цыган в своих традиционных ко­стюмах помещают реликвии в украшенную цветами лодку, входят в воду, повторяя сцену появления бегле­цов и их встречу с Сарой. Затем гремит музыка, звучат песни, храбрецы демонстрируют свою удаль перед бы­ком.

Местный историк Антуан Локадур сообщил мне ин­тереснейшие сведения о Женском Божестве. Я отпра­вил в Дубай две страницы, написанные для туристиче­ского раздела нашей газеты. В ответ получил краткое и учтивое письмо, где, кроме благодарности за внимание, не было ничего.

Что ж, по крайней мере, подтвердилось, что адрес верен.

Антуан Локадур, 74 года, историк

Cару нетрудно идентифици­ровать как одну из многочисленных Черных Приснодев, встречающихся в мире. Сара-Кали, согласно преданию, происходила из знатного рода и владела тайнами мира. Насколько я понимаю, она является одним из многих воплощений Великой Матери, или Богини Творения.

И меня нисколько не удивляет, что все большее чис­ло людей проявляет интерес к языческим верованиям. Отчего это происходит? Оттого, что Бог-Отец всегда ассоциируется с жесткой упорядоченностью культа. Богиня-Мать, напротив, ставит любовь превыше всех известных нам запретов и табу.

Этот феномен далеко не нов: как только религия ужесточает свои нормы, множество людей устремляют­ся на поиски большей свободы в осуществлении духов­ных контактов. Так произошло и в Средние века, когда католическая церковь ограничилась взиманием десятины и возведением роскошных монастырей, и, как реак­ция на это, возникло явление, именуемое «колдовство». С ним вели жестокую борьбу, однако выкорчевать до конца так и не смогли, и оно оставалось живо на про­тяжении веков.

В языческих верованиях поклонение силам природы важнее, чем почитание священных книг; Богиня пре­бывает во всем, и все есть составная часть Богини. Весь мир – лишь проявление Ее доброты. Многие философ­ские системы – например, буддизм или даосизм – отри­цают саму идею различия между Творцом и творением. Люди больше не пытаются расшифровать тайну жизни, а стремятся стать ее частью. И в буддизме или даосизме, хотя там нет упоминания о женском начале, основопола­гающий принцип утверждает, что «все есть одно».

В культе Великой Матери перестает действовать понятие «греха», понимаемого как нарушение неких произвольно выбранных моральных норм: поведение становится более свободным, ибо секс воспринимается как часть природы, а не как плоды зла.

Неоязычество показывает, что человек способен жить без религиозных установлений, в то же самое время не прекращая духовных поисков, призванных оправдать его существование. Если признать Бога Ма­терью, то нужно всего лишь соединиться с Ней и чтить Ее, совершая определенные ритуалы, которые могут удовлетворить Ее женственную душу, и элементами этих ритуалов становятся танец, огонь, вода, воздух, земля, песни, музыка, цветы, красота.

В последние годы эта тенденция усилилась неимо­верно. Быть может, мы находимся в преддверии важнейшего в истории человечества момента, когда Дух соединится с Материей, когда они сольются воедино и преобразуют друг друга. В то же время предвижу, сколь ожесточенное противодействие, сколь яростную вспышку фундаментализма вызовет это у официальных религиозных организаций, справедливо опасающихся, что церкви начнут терять своих прихожан.

Я, как историк, ограничиваюсь тем, что собираю дан­ные и анализирую противостояние между свободой по­клонения и обязанностью повиноваться. Между Богом, правящим миром, и Богиней, являющейся частью этого мира. Между группами людей, которые объединяются и славят Божество, повинуясь внезапному душевному побуждению, и теми, кто, замкнувшись в узком кругу, внушают себе и другим, как должно и как не должно поступать.

Мне бы хотелось быть оптимистом и верить, что в конце концов человек найдет свой путь к духовному миру. Но приметы не слишком обнадеживают на этот счет: волна преследований со стороны ревнителей и охранителей фундаментализма способна, как уже бы­вало раньше, уничтожить культ Матери.

Андреа Мак-Кейн, актриса

Так трудно сохранять беспристрастность, рассказывая историю, начавшуюся с восхищения и окончившуюся горькой досадой. Но все же я попробую, я честно постараюсь описать Афину, ко­торую впервые увидела в квартире на Виктория-стрит. Она в ту пору только вернулась из Дубая – с день­ гами и с желанием поделиться всем, что познала отно­сительно секретов магии. На этот раз она провела на Ближнем Востоке всего четыре месяца: продала земель­ные участки под застройку– там должны были воз­вести два огромных супермаркета, – получила такие комиссионные, которых, по ее расчетам, должно было хватить ей с сыном года на три безбедной жизни. К про­фессии риэлтера она могла вернуться в любой момент? а пока собиралась жить сегодняшним днем, наслаждать­ся последними годами юности и учить других тому, что познала сама.

Меня она приняла не слишком приветливо:

– Чего вы хотите?

– Я – актриса, мы ставим пьесу о женском лике Бога. От одного моего приятеля-журналиста я узнала, что вы бывали и в пустыне, и на Балканах, общались с цыганами и можете меня проконсультировать.

– И вы хотите познать истину Великой Матери все­го лишь ради спектакля?

– А ради чего познавали ее вы?

Афина смерила меня взглядом и неожиданно улыб­нулась:

– Вы правы. Это мне будет первым уроком: учи тех, кто хочет учиться. И не важно, ради чего.

– Что-что? – переспросила я.

– Ничего.

– Театр начинался как священнодействие. Он воз­ник в Греции с празднеств в честь Диониса, бога вина и плодородия. Но принято считать, что с тех далеких эпох люди получили ритуал, исполняя который при­творялись другими людьми и таким способом искали связь со священным.

– Спасибо. Второй урок.

– Не понимаю. Я пришла сюда учиться, а не учить. «Что она – смеется надо мной?» – не без раздраже­ния подумала я.

– Моя защитница…

– Защитница?

– Не обращайте внимания, когда-нибудь я вам все объясню. Так вот, моя защитница говорила, что может научить чему-нибудь лишь в том случае, если ее, так сказать, спровоцируют. С тех пор как я вернулась из Дубая, вы – первая, кто пришел, чтобы показать мне это. Теперь я уловила смысл ее слов.

Я объяснила, что, готовясь к роли, уже побывала у нескольких учителей. Но не заметила в их наставлени­ях ничего особенного – разве что чем больше я углуб­ляюсь в материал, тем сильней он разжигает мое лю­бопытство. И добавила, что люди, узнавая, какой теме будет посвящен спектакль, слегка терялись и как будто сами не знали, чего хотят.

– По отношению к чему, например?

Например, к сексу. Где-то он был безоговорочно за­прещен. А где-то – не только разрешен, но и перерастал в настоящие оргии. Афина попросила рассказать об этом подробней, и я не могла понять – то ли она меня испы­тывает, то ли и в самом деле не знает, что происходит.

Но прежде, чем я успела ответить, она продолжила:

– Танцуя, вы испытываете вожделение? Чувствуете, что высвобождаете вокруг себя энергию? Случается ли так, что вы как бы перестаете быть самой собой?

Я не знала, что сказать на это. По правде говоря, и на дискотеках, и в клубах, и в гостях танец всегда был про­никнут чувственностью – мне нравилось