он ответил что-то вроде: «…пока Бог будет только мужчиной, у нас всегда будет пропитание и кров. Когда Мать наконец отвоюет свою свободу, не исключено, что нам придется небом укрываться и любовью питаться, а впрочем, может быть, мы сумеем найти равновесие между трудом и чувством».
И тот, кому суждено было стать моим хранителем, осведомился: «Кем бы ты стал, если бы не выбрал для себя биологию?» «Кузнецом, – ответил я, – да только денег нет». Он ответил: «Когда устанешь делать не то, для чего был призван в этот мир, ты познаешь радость жизни, стуча молотом и раздувая горн. Со временем поймешь, что это дает нечто большее, чем радость: жизнь обретает смысл». «Как следовать мне традиции, о которой ты говоришь?» – «Начни делать то, что нравится, и все остальное скоро выявится. Уверуй, что Бог – это Мать, пестуй Ее детей, не допускай, чтобы с ними случилась беда. Я так и сделал и, как видишь, выжил. Потом выяснилось, что я такой был не один – но их записали в легион сумасшедших, безответственных суеверов. С тех пор как стоит этот мир, они отыскивают в природе заключенное в ней вдохновение. Мы строим пирамиды, но и развиваем систему символов».
С этими словами он ушел, и больше я никогда его не видел.
Знаю только одно: с той минуты символы стали возникать повсюду, ибо разговор этот открыл мне глаза. Мне нелегко это далось, но все же однажды вечером я сообщил домашним, что, хотя у меня есть все, о чем только может мечтать человек, я несчастлив, ибо родился на свет, чтобы стать кузнецом. «Ты родился цыганом, – возмущенно вскричала жена, – ты претерпел столько унижений, чтобы достичь того, что достиг, а теперь хочешь вернуться назад?!» А сын был страшно доволен, потому что ему тоже нравились деревенские кузницы, а вот научные лаборатории в больших городах он терпеть не мог.
И я начал делить время между биологическими исследованиями и работой в подручных у кузнеца. Я сильно уставал, но жилось мне веселей, чем прежде. И пришел день, когда я уволился и открыл собственную кузню. Поначалу дела шли плохо: стоило мне лишь поверить в жизнь, как положение наше ухудшилось. Но однажды, работая, я заметил перед собой символ.
Я получаю необработанный кусок железа и должен превратить его в деталь автомобиля, кухонной утвари или какой-нибудь сельскохозяйственной машины. Как это делается? Прежде всего, заготовка при адской температуре раскаляется докрасна. Затем я беру самый тяжелый молот и несколькими безжалостными ударами придаю ей нужную форму. Затем погружаю в бадью с холодной водой, и вся кузница окутывается шипящим паром, а железка тре щит и вопит от резкого перепада температур.
Все это надо повторять до тех пор, пока не добьешься своего, – одного раза недостаточно.
Кузнец надолго замолчал, потом закурил и продолжил:
– Бывает так, что железо, попавшее ко мне в руки, не выдерживает такого обращения. От смены жара и холода, от ударов оно покрывается трещинами. И я знаю, что уже никогда не станет оно хорошим лемехом для плуга или валом. И тогда я просто отбрасываю его в кучу лома, которую ты видела у дверей моей мастерской.
Еще немного помолчав, он заговорил снова:
– Я знаю – Бог калит меня в пламени скорбей. Принимаю тяжелые удары молота, которые наносит мне жизнь. Порою чувствую себя таким же холодным, как вода, которой мучаю железо. Но прошу только об одном: «Боже мой, Мать моя, не отступайся, пока не придашь мне форму, желанную тебе. Делай, как сочтешь нужным и столько времени, сколько понадобится, – но только не выбрасывай меня в груду никчемных душ».
Когда завершился мой разговор с этим человеком, я, хоть и не вполне еще протрезвела, поняла, что отныне жизнь моя изменится. В подоплеке всего того, что мы познаем, лежит Традиция, и мне предстоит отправиться на поиски людей, которые сознательно или инстинктивно сумели обнаружить женскую ипостась Бога. Надо не поносить власти и их политические манипуляции, а делать то, что мне и вправду хотелось. А хотелось мне лечить людей.
Ресурсов никаких не имелось, и потому я сблизилась кое с кем из местных жителей, и они открыли мне мир лекарственных трав. Я стала сознавать, что существует народная традиция, уходящая корнями в седую старину и передаваемая из поколения в поколение через опыт, а не через набор технических приемов. Благодаря ей я сумела пройти гораздо дальше, нежели позволяли мои дарования, ведь теперь я находилась здесь не потому, что выполняла задание моих университетских руководителей, или способствовала экспорту оружия, или невольно пропагандировала какую-то политическую партию.
А потому, что мне нравилось лечить людей.
Я стала ближе к природе, к фольклору, к растениям. Вернувшись в Англию, спрашивала врачей: «Вы всегда точно знаете, какое лечение назначить, или иногда руководствуетесь интуицией?» И едва ли не все – ну, разумеется, после того, как лед отчуждения был сломан, – отвечали, что часто слышали некий голос, слышали и слушались его, а если пренебрегали им, лечение не шло. Конечно, они использовали весь арсенал современной медицины, однако знали – есть угол, темный закуток, где и сокрыт истинный смысл исцеления. И наилучшие решения принимались порой словно бы по наитию.
Мой хранитель вывел мой мир из равновесия, хоть и был всего лишь цыганом-кузнецом. У меня возникло обыкновение хотя бы раз в год приезжать к нему в деревню и обсуждать с ним, насколько меняется жизнь у нас перед глазами, как только мы решаемся взглянуть на вещи по-иному. Иногда я встречала там и других его учеников, и мы рассказывали друг другу о наших страхах, о наших победах. Хранитель говорил: «Мне тоже бывает страшно, но в такие минуты я открываю мудрость, находящуюся вне меня, и делаю следующий шаг».
Я много зарабатываю, практикуя в Эдинбурге, а зарабатывала бы еще больше, если бы переехала в Лондон. Но предпочитаю наслаждаться жизнью. Делаю, что нравится: сочетаю старинные способы лечения с самыми новейшими методиками. Пишу по этому поводу исследование, и многие представители «научного сообщества», прочитав мои статьи в медицинских журналах, решились наконец делать то, на что прежде не отваживались.
Не верю, что источник всех зол – это голова: нет, болезни существуют реально. Считаю, что изобретение антибиотиков и антивирусных препаратов – это огромный шаг вперед. Не собираюсь лечить аппендицит медитацией – тут понадобится своевременное и умелое хирургическое вмешательство. Сочетаю сме лость и осторожность, технологию – с наитием. И достаточно благоразумна, чтобы не рассуждать об этом здесь, иначе меня немедленно объявят знахаркой, и тем самым многие жизни, которые могли бы быть спасены, будут загублены.
Впадая в сомнения, прошу помощи у Великой Матери. И Она ни разу еще не оставляла меня без ответа. Но неизменно советует мне быть скромной, и по крайней мере два или три раза я давала тот же совет Афине.
Но она, пребывая в ослеплении от только что открытого ею мира, не послушалась.
Лондонская газета от 24 августа 1994
Это – одна из причин, по которой я не верю в Бога. Посмотрите лучше, как ведут себя те, кто верит!» Так отреагировал Роберт Уилсон, коммерсант с Портобелло-роуд.
Эта лондонская улица, известная во всем мире своими антикварными магазинами и субботними распродажами подержанных вещей, вчера вечером превратилась в поле битвы. Потребовалось вмешательство не менее пятидесяти полицейских из Кенсингтона и Челси, чтобы охладить страсти, однако пять человек все же пострадали – к счастью, несерьезно. Причиной побоища, продолжавшегося около двух часов, стал призыв преподобного Йена Бака покончить с «культом сатаны, свившим себе гнездо в самом сердце Англии».
По словам священника, на протяжении полугода группа подозрительных лиц не давала своим соседям покоя, устраивая в ночь на понедельник радения в честь сатаны под предводительством уроженки Ливана Шерин X. Халиль, взявшей себе имя Афины, богини мудрости.
Число ее приверженцев, поначалу составлявшее около двух сотен человек, собиравшихся в помещении, которое некогда было складом зерновой фирмы, постепенно увеличивалось, так что на прошлой неделе еще такое же количество людей ожидали возможности проникнуть внутрь и принять участие в ритуале. Убедившись в том, что ни устные его просьбы и требования, ни письма в газеты не дают результатов, преподобный решил мобилизовать своих прихожан и призвал их в 19:00 собраться у склада и тем самым закрыть «сатанистам» доступ к их капищу.
«По получении первой жалобы мы направили по указанному адресу нашего сотрудника, однако он не нашел там ни наркотиков, ни признаков противоправных действий, – заявил офицер полиции, попросивший не называть его имени и должности, поскольку уже ведется расследование по поводу этого происшествия. – Музыка всегда прекращалась в десять часов вечера, то есть закон не был нарушен, и мы ничего не можем сделать. В Англии существует и охраняется свобода совести».
Преподобный Бак придерживается на этот счет иного мнения:
«Надо думать, что у этой ведьмы с Портобелло имеются связи в высших эшелонах власти, и только этим можно объяснить пассивность полиции, которая существует, между прочим, на деньги налогоплательщиков и призвана оберегать общественный порядок и приличия. Мы живем во времена вседозволенности, демократия разрушается и пожирается ею же порожденной неограниченной свободой».
Пастор заявляет, что с самого начала заподозрил неладное: эти люди сняли разваливающийся зерновой склад и работали целыми днями, пытаясь привести его в порядок, «что служит явным доказательством их принадлежности к секте и того, что все они регулярно подвергаются „промыванию мозгов“, ибо на этом свете никто не будет работать бесплатно». Будучи спрошен, не занимаются ли его прихожане благотворительностью или безвозмездной помощью общине, преподобный Бак ответил, что «мы делаем это во имя Иисуса».
И когда вчера вечером Шерин Халиль с сыном и несколькими друзьями подошли к складу, дорогу им преградили прихожане с плакатами и мегафонами, громогласно призывающие жителей окрестных домов присоединиться к ним. Словесная перепалка быстро переросла в потасовку.
«Они уверяют, что борются во имя Христа, но на самом деле желают заставить нас по-прежнему не слышать слова Христа, сказавшего „все мы – боги“, заявила известная актриса Андреа Мак-Кейн, одна из последовательниц Афины. Мисс Мак-Кейн, которой рассекли правую бровь, была оказана медицинская помощь, и актриса покинула место происшествия, прежде чем наш корреспондент успел выяснить что-либо еще.
Миссис Халиль, пытавшаяся успокоить своего восьмилетнего сына после того, как был восстановлен порядок, сообщила нам, что они собирались устроить коллективный танец, за которым должно было последовать обращение к некоей Айя-Софии. Церемония завершается чем-то вроде проповеди и общей молитвой в честь Великой Матери. Сотрудник полиции, проводивший дознание, подтвердил ее слова.
Насколько нам известно, эта община не имеет названия и не зарегистрирована в качестве благотворительной организации. Но, по мнению адвоката Шелдона Уильямса, это совершенно не обязательно: «Мы живем в свободной стране, где люди имеют право собираться в закрытых помещениях для проведения некоммерческих, то есть не направленных на извлечение прибыли мероприятий, не противоречащих гражданскому законодательству, то есть не связанных с призывами к расовой нетерпимости или употреблением наркотических средств».
Миссис Халиль категорически отвергла всякую возможность прекращения своих радений, заявив: «Мы образовали эту группу ради того, чтобы оказывать друг другу моральную поддержку, поскольку в одиночку выдерживать гнет общества становится все труднее. Я требую, чтобы ваша газета предала самой широкой огласке то религиозное давление, которому подвергаемся мы, а до этого на протяжении нескольких веков подвергались наши предшественники и единомышленники. Как только мы совершаем нечто такое, что идет вразрез с религиозными установлениями и не одобряется государством, нас пытаются уничтожить, и сегодняшнее происшествие – яркий тому пример. Раньше мы шли на плаху, на костер, в тюрьмы и ссылки. Теперь мы обрели условия для сопротивления и на силу будем отвечать силой, точно так же, как сочувствие всегда и неизбежно будет порождать сочувствие».
