милицию, напишу заявление, и пусть они разбираются сами.
И посмотрела на него невинным взглядом законопослушной гражданки, при любых непонятках, как и положено таковой, обращающейся в правоохранительные органы.
О как! Он был уверен, что вопрос с милицией отпадал по умолчанию за очевидностью его бесполезности. Неужели ошибся? В оценке госпожи Романовой, или ее умственных способностей, или последствий стресса, отразившихся на данных способностях?
— И что ты там скажешь? — внутренне раздражаясь, решил прояснить он ситуацию.
— Как что? Напишу заявление, что на меня напали и пытались похитить вместе с машиной, — пояснила она.
— И где доказательства твоих слов?
— Как где? Номер их машины, описание их внешности, я все сообщу, и у меня есть свидетель. Ты же подтвердишь мои слова?
— Э, нет, это без меня! Я в изначально безнадежных мероприятиях участия не принимаю! — отказался Гуров.
— Как это без тебя? И почему безнадежных? — вознегодовала Сашка. — Ты же свидетель, можно сказать, участник происшествия!
— Саш, — пояснил он недовольно, — вот ты придешь и скажешь, что на тебя совершено нападение, я допускаю, что даже, возможно, у тебя возьмут заявление, хотя это весьма сомнительно, проверят номера их машины, установят хозяина, такого же законопослушного, как и ты. И даже, раз уж мы берем идеальную картинку, тебе покажут фотографии некоторых представителей бандитских группировок, и ты (опять-таки в идеале) узнаешь тех, кто на тебя нападал, а тут еще и я дам свидетельские показания.
— Ну вот, — обрадовалась Сашка, — повод завести уголовное дело!
Он посмотрел на нее с недоверием — уж больно она радовалась. С чего бы?
— Нет, не повод, — продолжил он, — предположим, что их арестуют, а они скажут, что это не они, а мы с тобой на них напали. Ну, например, что у них кончился бензин и они тормозили машины, прося помощи, взять на буксир до ближайшей колонки или отлить бензинчику за вознаграждение и их душевное «мерси» добрым людям. А я выскочил из машины, набил им морды, и мы с тобой уехали. И справочку из поликлиники о побоях, заверенную доктором, представят, и мы с тобой из пострадавших превратимся в обвиняемых, уж я-то точно! Потому что получится наше заявление, причем голословное, против их с документами и, поверь мне, хорошим адвокатом в придачу. И выйдешь ты из отделения милиции — это при лучшем раскладе, где тебя отпускают подобру-поздорову, — на улицу, а там тебя уже ожидают. И уж тем более к Лиле твоей ни один мент не сунется задавать какие-то непонятные вопросы: «А не вы ли, госпожа Иванова, продали вашу подругу?»
— Гуров, — выслушав его речь в недовольных тонах, высказала она все, к чему подводила. — Ты прав, милиция отпадает. Но я одна не полезу и вопросов Лиле или еще кому задавать не буду. Мне одной не справиться. Поэтому, думаю, лучше всего мне спрятаться. Как там говорят: «лечь на дно». Вот я и лягу.
И он понял, что она его переиграла. Вот так — на раз-два! Она вынудила его выказать свою заинтересованность. И этот ход с милицией! Одно дело — его показательные выступления «я помогаю даме в беде», другое — милиция отпадает, тогда и закончим на этом, разбираться я не буду, я барышня разумная и понимаю, что мне не справиться. Что-нибудь придумаю, где-нибудь пересижу, а там, глядишь, все и уляжется. А вам, Иван Федорович, глубокая благодарность за помощь и всего наилучшего. Всем спасибо, все свободны!
Ай да девка! Ну молодец!
— И долго ты там лежать будешь? — разозлился он на самого себя за то, что недооценил барышню.
— Если я так срочно кому-то понадобилась, то срочность имеет свойство проходить, и, как правило, быстро.
— А если нет, если данный интерес постоянный? И как ты собираешься проверять, ищут тебя или уже нет? Методом проб? Приезжать домой и ждать, придут за тобой или нет? — заводился он все больше.
— У тебя есть другие предложения? — невинно поинтересовалась Сашка.
Вот ожидал же он чего-то такого от нее, почему тогда повелся на эти заходы с заявлением в органы? Еще и разъяснять принялся их бесполезность.
— Да, давай разбираться вместе!
— И для чего это тебе надо? Вроде как лимит геройских дел ты исчерпал — дважды спас барышню, предоставил ночлег, вон даже кофе напоил и завтраком накормил. Лезть в ее непонятные дела — это уже перебор, Гуров!
— Ну ты мне нравишься, и я хочу помочь! — предложил он последний нейтральный вариант.
— Да пошел ты знаешь куда? — не вняла его примирительности Сашка. — Каковы твои интересы во всем этом балагане?
Все, марлезонский балет закончился, и дамочка требует прямых ответов. Он скривился.
— Саш, главное, что в данный момент наши интересы совпадают!
— А я откуда это знаю? — не сдавалась Сашка. — Ты представляешь, какие мысли возникают по поводу твоего участия? Либо вся эта суета на дороге была специально подстроена, чтобы ты образовался в нужный момент весь такой в белом, расположил к себе даму и без осложнений получил от нее нечто очень тебе нужное: информацию, деньги или еще что-то.
— Либо? — прищурившись, спросил он.
— Да полно вариантов других «либо»! Можешь сам рассказать, облегчить душу! Кто ты, Гуров?
— Сань, — скривился он.
— Без комментариев?
— Без них. Могу только поклясться, что к ребятушкам я не имею никакого отношения.
— Значит, ты у нас с другой стороны? Которая тоже может быть криминальной!
— Так же, как и ты, Александра, можешь быть с какой угодно криминальной стороны, а посему хватит твоего праведного гнева, ладно?
— Не ладно! Очень даже не ладно! — не могла остановиться Сашка.
— Ты хочешь узнать, кому и что от тебя понадобилось? — добавив металла в голос, спросил Иван.
— Хочу! Но мне страшно, честно — страшно! И их, не пойми кого, много, а ты тут у нас один прынц среди полей образовался! По законам жанра, конечно, мечом помахал, на лошадке поездил, всех супостатов извел, принцессу спас. Но у нас жанр другой — криминал и деньги!
— Все, Саш! — не выдержав, оборвал он ее пламенную речь. — Давай обойдемся без язвительного красноречия! Пункт первый — либо улепетывать, пока не поймают, а поймают — к гадалке не ходи, либо разобраться, что происходит. Пункт второй — поговорить с Лилей и любыми возможными способами выяснить, кому и зачем она тебя сдала. Пункт третий наступает после выполнения пункта второго, по результатам допроса.
Он врал, естественно. «Расспросить, действовать дальше» — ага, как раз тот случай! Он прекрасно осознавал, что никто разговаривать с Сашей не будет, но и посвятить ее не мог, потому что со-овсем непонятна была ее роль во всех этих еще более непонятных делах, так же как для нее — его, Гурова, роль. Она запросто могла быть замешана в какой-то темной истории! Может, не в настоящем, а в прошлом, и в каком угодно качестве — от любимой первой гаремной «жены» крутого авторитета до личного участия в чем угодно! Построила же она как-то свою фирму. На какие шиши? У него пока не было всей информации о ней, и времени выяснять данную информацию не было тоже. Но и то, что он о ней уже знал, давало повод к размышлениям.
Так что в данный момент два не доверяющих друг другу человека объединились в одинаково горячем желании провести расследование. Только ее горячее желание обусловлено жизненной — в прямом смысле — необходимостью, а его — работой.
Песня!
Они смотрели в глаза друг другу — шоколад замерзал в балтийской волне, — обмениваясь взаимным недоверием и подозрениями. Иван криво усмехнулся, принимая ее обличительные мысли. Сашка
