— Без экстрима — это к лягушке-царевне, а у нас, прынцесс, все строго: подвиг — награда, подвиг — награда. Заметь, джекпотом идет полцарства, но это только опосля изведения всей нечисти, вплоть до Кощея Бессмертного.
— Поня-ятно, — горестно вздохнул Иван, — значит, сексу не дадут!
— Зачем тебе секс, Гуров? — рассмеялась Санька. — Ты нынче в ином амплуа выступаешь!
— Зачем, зачем — надо! — чуть склонив голову набок, тоном убежденного идиота тянул Иван.
Он с удовольствием балагурил и Сашку втянул, впрочем, она сама подхватила с радостью, пользуясь возможностью расслабиться. Ну а он понимал — все, механизм запущен, и события набирают обороты — в любой момент здесь объявятся хлопцы ретивые, и пошло-поехало… В том, что Лиля причастна, Гуров не сомневался, как и в том, что ребятки заявятся сюда, а дальше… дальше, как пойдет.
А пойти может как угодно!
Как угодно!
Черт, у нее такая умопомрачительная попка, и грудь, и ножки! Выставка достижений российского народного хозяйства! А юмор, сила воли, характер, язвительность, и челка эта летящая над балтийским штормом глаз, запах, голос, тайна, и магнит внутри, который притягивал его! И все это он сейчас подставит под горилл, которые будут хватать, тащить, лапать, испугают, конечно, и — главное — унизят!
Ох, уж эта его работа непростецкая!
Твою в бога душу мать!
Он уже ничего не сможет остановить, да и не стал бы останавливать, но Александра — ах ты ж, господи!
Алекс — Юстасу! Все правильно.
Надо болтать, втянуть ее в разговоры отвлекающие, не дать ей возможности призадуматься — она умная не в меру: поймет расклад, просчитает и может испугаться раньше времени.
— Саш, а кто ты по специальности? — исчерпав балагурство, поменял тему Иван.
— Химик, — удивилась вопросу Сашка, сбитая с темы.
— Да ты что?! Это в смысле таблица Менделеева? — «подивился» Гуров.
— Она самая, в ипостаси библии.
— Вот прямо химик? Валентности там всякие, молекулы?
— Они, родимые.
— Выходит, эти твои шампуни-мапуни, крема-замазки по специальности?
— Где-то так.
— Ты сказала, что семь лет предпринимательствуешь, а до этого что?
— Допрос? — хмыкнула понимающе Сашка.
— Интерес, — внес он поправку.
— А до этого всегда химия, — уступила она.
А даже если допрос, черт бы с ним — это он правильно делает, что на нейтральную тему переходит. Отвлечься надо обязательно! А то недолго и с ума сойти от неопределенности и непонимания!
— Химия. С детства, как только читать научилась, а потом всегда, — объяснила Сашка.
— Призвание? Талант?
Александра пожала неопределенно плечами, ей не очень хотелось затрагивать эту сторону ее теперь уже прошлой жизни.
— Наследственность. Папа был профессором химии, известным, преподавал, занимался наукой. Так что и призвание, и талант, пожалуй.
Иван поднялся с барного стула и предложил:
— Чай, кофе, может, поесть что-нибудь под разговор?
— Нет, ничего, — отказалась Саша.
— Ну а я кофейку с сигаретой. Хочешь?
— Давай, — приняла она предложение.
Действительно, под разговор оно как-то уютней с кофе. Гуров стал хозяйничать на чужой кухне, чувствуя себя очень даже уверенно: включил чайник, чем-то там шебуршил в кухонных шкафчиках, не забывая при этом задавать вопросы.
— То есть ты занималась наукой, как я понял?
— Занималась, — все так же скупо отвечала Сашка.
— И что, звание имеешь? — старательно изображал удивление Иван.
— Имею.
— Профессор?
— Нет, просто доктор наук.
— Да ладно! — восхитился Иван Федорович неизящно, но весьма правдоподобно.
— А что ты так удивился?
— Ну, ты такая вся… — он неопределенно изобразил что-то руками, едва не рассыпав кофе из пачки, которую достал из шкафчика. — Сексуальная, злая, деловая!
— Образ не вяжется с научным работником?
— Не очень, — признался он, возвращаясь к своим манипуляциям с кофе.
Спиной к ней.
«Психолог!» — поняла Сашка все его подачи-прощупывания и быстро, чтобы не растягивать объяснение, изложила факты, как в анкете:
— Школу я закончила в пятнадцать лет, с золотой медалью, университет в двадцать с красным дипломом, в двадцать два стала кандидатом наук, преподавала студентам и занималась научной работой, в двадцать шесть стала доктором наук. В двадцать восемь ушла из науки и из института и стала предпринимателем — шампуни-мапуни, гели-мели, крема-замазки!
Данные о себе она изложила почему-то зло, как отповедь мальчиша Кибальчиша белогвардейцам на их предложение расколоться, сдать все тайны и остальных мальчишей.
Но Иван не дал закипеть ее раздражению и миролюбиво, успокаивающе спросил:
— А почему ушла, Саш? Если талант и если я правильно понял, тебе это нравилось?
— Да банально все! — так и не закипев до конца, вовремя «снятая с огня» умелой рукой, но уже булькающая, ответила Александра. — Таланту надо на что-то жить и маму содержать. Ты представляешь вообще, какие тогда были зарплаты у научных сотрудников, даже у докторов?
— Представляю. Извини.
— За что ты извиняешься? Или ты непосредственный участник развала государства? — спросила несколько агрессивно Санька.
— Все мы участники, — пожурился Иван.
Он поставил на барную стойку кружки с кофе, большие, достойные такие кружки, пепельницу, сел на место и, достав пачку сигарет, вопросительным жестом продемонстрировал ее Саше. Она кивнула, соглашаясь с предложением, но не сделала попытки достать сигарету из пачки. Разволновалась внезапно, и ведь знала, что не надо эту тему развивать. Вообще лучше не трогать! Она всегда нервничала, не отболело еще это. Не отболело.
Иван понял, прикурил сигарету и протянул ей, она взяла, не заметив.
— Ты, может, и участник, я не знаю, а я нет! Точно нет! Я делала свое дело, очень честно и добросовестно и очень много — все время, кроме сна! А наука — это укрепление основ и силы любого государства! Всегда!
— Согласен! — вновь остудил он тоном ее горячность. — Ты до сих пор переживаешь, что все это бросила?
— Иногда, когда вспоминаю, как вот сейчас, — призналась она.
— А почему не уехала за кордон? Предлагали?
— А то! Я об этом не думала даже, отмахивалась, не до того было. Папа болел тяжело и долго, потом умер, мама на мне осталась.
— Ну так уехала бы, и папу, глядишь, там вылечила, и маму забрала бы!
— И что? То, что ученые наши там в масле катаются, горы золотые индивидуальные осваивают, это, как ты понимаешь, чушь! Уехали тысячи, а пробились единицы, по пальцам можно пересчитать. Но меня
