— Да, но к одному — особенно. Франциск. Точно, — Рамбольд набрал воздуху в грудь. — Тимоти Мартло, — заговорил он убедительно, — Святой Франциск Великой войны, а эта столовая — его храм. Пойду, пожалуй, в зал. Еще рано, но я перекинусь парой слов с пришедшими. Да, и последнее. Когда Вы упомянули о Мартло, я подумал, Вы собираетесь рассказать о каких-то нежелательных связях. Их нет?
— Его мать. Вдова. Правление, как Вы помните, проголосовало за надбавку к ее пенсии.
— Ах, да. И что она?
— Преисполнена благодарности. Поднимется с Вами на трибуну. Я проследил, чтобы она выглядела… подобающе.
— Примите мои поздравления, Фосдайк, — проявил великодушие сэр Уильям. — Вы блестяще справились. Я в предвкушении приятного вечера, широко освещенного выступления и…
На пороге комнаты возникла Долли Уэйнрайт.
— Позвольте, сэр, — начала она. — А как насчет меня?
Самодовольная напыщенность, принятая в обществе взаимного восхищения, разом слетела с изумленно уставившихся на нарушительницу джентльменов.
На ней был шарф и сшитое из одеяла клетчатое шерстяное пальто, которое она расстегнула под их пристальными взглядами. Под пальто обнаружилось соответствующее обстановке белое платье, при виде которого сэр Уильям неожиданно почувствовал нежность к этому простодушному дитя, случайно проникшему в закрытый мир кулис. Что-то изысканно непорочное в лице Долли обворожило его; он поймал себя на мысли, будто ее платье — чудо, не сшитое из белого шелка, но сотканное из чистого лунного света и украшенное алебастром; и он только-только осознал невозможность подобного сочетания, когда полет его фантазии грубо прервал голос Фосдайка.
— Как Вы вошли сюда?
Сэр Уильям едва не бросился на защиту девушки от секретарского гнева, однако, услышав дерзкий отклик: «Через дверь!», усомнился в ее ранимости.
— Но внизу стоит вахтер, — продолжал Фосдайк. — Я распорядился!
— А я улыбнулась, — парировала Долли. — Победа за мной.
— Достаточно моего слова… — Фосдайк не закончил.
— Довольно, довольно, — прервал его сэр Уильям. — Чем я могу быть полезен?
Ответ, несмотря на уклончивость, побудил его к дальнейшей переоценке характера посетительницы.
— У меня в зале друзья, — заявила гостья. — Если меня не послушаете, они молчать не станут. Так что попрошу внимания.
— Не угрожайте мне, девочка моя, — беззлобно осадил ее сэр Уильям. — Я всегда готов отозваться на любую законную жалобу, но…
— Законную? — перебила она. — Ну, моя вне закона. Так вот!
— Прошу прощения? — сэр Уильям был озадачен. — Но все-таки, — продолжил он самым отеческим тоном, — не думайте, что я не выслушаю Вас. Выслушаю. Этим вечером меня не занимает ничто, кроме благополучия Колдерсайда.
— О, тогда ладно, — немного виновато отозвалась незнакомка. — Извините, если рассердила вас, но как-то неловко говорить о таком с мужчинами. Только (ах, бессознательная жестокость молодости… или сознательная?) все равно вы оба старые, так что, наверное, можно. Это насчет Тима Мартло.
— А, — поддержал ее сэр Уильям. — Нашего славного героя.
— Да, — объявила Долли. — Отца моего ребенка.
Все мы — воздушные шарики, парящие по жизни средь шипов. Будем же милосердны к сэру Уильяму. Он безмолвно, как подкошенный, рухнул на стул.
Фосдайк оказался лучше готов к нападению.
— Впервые слышу, чтоб Мартло был женат, — вызывающе бросил он.
Долли в негодовании повернулась к нему.
— А сейчас что, услышали? — запротестовала она. — Сказано же — «вне закона». Я не говорю, что мы бы не поженились со временем, но всего за увольнение не успеешь.
Напрашивалось очевидное возражение. Рамбольд и Фосдайк переглянулись, но возможностью не воспользовались. Вместо этого Фосдайк спросил:
— Вы числитесь на предприятии?
— Числилась, сначала на снаряжении, потом на пособии.
— А теперь на большой дороге, — съязвил секретарь.
— Пусть так, — не поддалась Долли. — Столько шума вокруг Тима Мартло. Мне точно причитается.
— Прискорбно, — посетовал сэр Уильям. — Какая грубая корысть. Печально. Сколько Вам лет?
— Двадцать, — не смутилась Долли. — Двадцать лет, на руках ребенок, а имя отца выбито золотыми буквами вон там, в зале. По-моему, надо что-то делать.
— Полагаю, мисс… — заартачился Фосдайк.
— Уэйнрайт, Долли Уэйнрайт, хотя должно было быть Мартло.
— Полагаю, Вы всей душой любили Тима?
— Он мне нравился. Ему шел цвет хаки.
— Нравился? Уверен, дело обстояло куда серьезнее.
— Ну, допустим. А что? — полюбопытствовала предполагаемая мать ребенка Мартло.
— Убежден, — рассудил Фосдайк, — что Вы никогда не стали бы пятнать его светлую память.
Долли предложила сделку.
— Если со мной поступят честно, я поступлю честно с ним.
— Мисс Уэйнрайт, все, что погубило бы настроение этого вечера, немыслимо, — пришел на помощь своему лейтенанту сэр Уильям.
— Точно, — радостно согласилась Долли. — Если будете паиньками, обещаю, сцены не закачу.
— Сцены! — задохнулся сэр Уильям.
— Заметьте, — указала она, — это стоит мне немалого труда. Упустить верный шанс попасть на страницы газет. Я хорошо выхожу на снимках, кстати. Некоторые выходят плохо, а я вот — хорошо, и когда знаешь, что хватит пороха выкинуть номер, устоять непросто.
— Но Вы же сказали, что не устроите сцены!
— Бедным девушкам часто приходится делать что-то против воли. Я бы не стала закатывать обычной сцены. С истерикой и все такое. Истерика — это холодная вода по лицу, перепачканное платье и никакого сочувствия. Но ведь со сценами — чем серьезнее повод, тем жирнее куш, а сейчас повод есть, не находите? Столько суматохи вокруг Тима Мартло — награда должна соответствовать. Может, вы и не заметили, что если миленькая девушка закатывает сцену, то сразу получает предложения о браке? Так делают потерпевшие в полицейском суде, а потом судья передает письма мужчин судебному приставу и они вместе с девушкой просматривают их в поисках самого подходящего из честной компании.
— Но дорогая леди… — подал голос Фосдайк.
Жестом она остановила его.
— Ничего, ничего. Я и не думала еще о замужестве.
— Подумать непременно следует, — напомнил о добродетели сэр Уильям.
— В жизни есть вещи получше брака. Я все взвесила и не вижу в нем ничего стоящего для современной девушки.
— В Вашем случае, я бы сказал, брак — это все.
Долли фыркнула.
— Это потеря свободы. А мы отстояли наше право на свободу, так? Нет, я бы устроила сцену только ради фотографий в газетах, где их увидят киношники. Я хорошо выхожу не фотографиях, а остальное доделает моя романтическая история.
— Силы небесные, милочка, — возопил сэр Уильям, — есть в Вас хоть капля почтения? Фотографии! Все мои бескорыстные устремления Вы встречаете насмешкой. Вы… но все-таки! Вы не устроите скандала?
Девушка была холодна.
