Корнелий Иванович Удалов шел со службы домой. День был будний, погода близкая к нулю, вокруг города толпились тучи, но над Великим Гусляром в тучах находилась промоина и светило солнце. Виной тому был космический корабль зефиров, который барражировал над городом, не давая тучам на него наползать.
У продовольственного магазина «Ильдорада» продрогший зефир, из мелких, покачивал чью-то детскую коляску, чтобы успокоить младенца, которого мамаша оставила на улице, уйдя за покупками. Младенец попискивал, но плакать не смел.
Удалов испугался, что зефир опрокинет коляску.
— Ты поосторожнее, — сказал он.
— Я очень стараюсь, — ответил зефир, — хотя ребенок выведен из душевного равновесия. Но в любом случае я очень благодарен вам за совет и внимание, Корнелий Иванович.
Они всех нас по именам знают! Никуда от них на денешься!
Когда Удалов свернул на Пушкинскую, он увидел еще одного зефира, постарше, который собирал пыль и собачий помет в пластиковый мешок.
— А где дворник? — спросил Корнелий.
— Фатима Максудовна кормит грудью своего младшенького, — ответил зефир. — Я позволил себе ей помочь.
Зефир и сам уже был покрыт пылью. Работал он старательно, но неумело.
— Ты что, никогда улиц не подметал? — спросил Удалов.
— Простите, — ответил зефир. — У нас давно нет пыли.
— Ну и тоскливо, наверное, у вас?
— Почему вы так полагаете?
— Во всем у вас порядок, всего вы достигли.
— Нет предела совершенству, — возразил зефир.
— И чего тогда к нам примчались?
— Мы несем совершенство во все углы Галактики.
— Ну-ну, — вздохнул Удалов.
— А жаль, — сказал зефир, — что мы порой, время от времени, кое-где сталкиваемся с недоверием.
Удалов пошел дальше и у входа в свой дом обогнал небольшого зефира, который волок сумки с продуктами.
— Это еще для кого? — спросил Удалов.
— Надо помочь, — ответил зефир, втаскивая сумки на крылечко и открывая упрямо головкой дверь. — Профессор Минц занемог. Мы встревожены.
Зефир обогнал Удалова в коридоре, ловко открыл ноготком дверь к Минцу и, подбежав к столу, закинул на него сумки с продуктами и лекарствами.
— Ей-богу, не стоило беспокоиться, — хрипло произнес Минц. Он сидел в пижаме на диване, горло было завязано полотенцем, и читал журнал.
Он шмыгнул носом и виновато сообщил Удалову:
— Простуда вульгарис. Прогноз благоприятный.
— Это вы его в магазин посылали? — спросил Удалов.
— Не совсем так, — ответил Лев Христофорович. — Один зефир забегал ко мне днем, узнать, как выглядит подвенечное платье, и увидел, что я простыл…
— Чего?
— Подвенечное платье, — повторил Минц. — Они решили сделать подарок невесте Гаврилова.
— Ну уж это перебор! Гаврилов третий раз женится. Пускай у предыдущей жены позаимствует.
— Ты живешь старыми ценностями, — возразил Минц. — Нынче молодежь серьезнее относится к атрибутике. Они решили венчаться и полагают, что память об этом событии, включая подвенечное платье, сохранится на всю жизнь.
— Значит, получил у тебя информацию, потом проникся сочувствием и пошел за лекарствами в магазин?
— Разумеется, — сказал зефир. — А как бы вы поступили на моем месте, Корнелий Иванович?
— Я бы вызвал врача, — буркнул Удалов.
— Но вы же знаете, Корнелий Иванович, — в голосе зефира прозвучал легкий укор, — что скажет врач. А я сделаю все то же самое, но лучше.
И тут Удалова прорвало.
— Какого черта! Какого черта вам нужна вся эта благотворительность?
— Корнелий! — попытался остановить его Минц. — Ну зачем такая агрессивность!
Зефир подождал, пока в комнате утихло, и ласково произнес:
— Мы решили все проблемы у себя на родине и теперь несем добро на другие планеты. Мы всех любим, мы хотим счастья всем существам в Галактике.
Удалов уже не раз слышал эти слова и не мог понять: ну почему же они его раздражают? Другое дело — был ли в них подвох. Но за последний месяц все жители Великого Гусляра убедились, что подвоха нет. Как назло, нет.
Удалов сдержанно вздохнул, наблюдая за тем, как ловко зефир, взобравшись на стул, режет на тарелке огурчики и помидоры, готовя салат для больного профессора, которому нужны витамины. Потом он отправился к себе.
Дома тоже было несладко.
Ксения сидела у телевизора, один зефир занимался стиркой, а другой, незнакомый, пылесосил большую комнату.
— Ксения, — сказал Корнелий Иванович. — Ну нельзя так все пускать на самотек.
— Я их что, просила, что ли?
— Ты не возражала, — сказал Удалов.
Зефир выключил пылесос, чтобы не мешать беседе супругов и, закинув лысенькую головку, произнес:
— Мы же рады помочь.
— Есть мнение, — сказал Удалов, — что потом вы предъявите нам счет за услуги. Такой, что ввек не расплатиться.
— Ах, Корнелий Иванович! — Зефир сложил лапки на пузе. — Вы же взрослый, умный и опытный человек. Ну чем вы смогли бы нам заплатить?
— Сама постановка вопроса некорректна, — послышался новый голос, и, запрокинув голову, Удалов увидел третьего зефира, который, как муха, ползал по потолку и протирал его белоснежной тряпкой.
— Мы из золота давно делаем унитазы, — сообщил первый зефир.
— А вот некоторые говорят, — сказала невестка Удалова, которая вернулась с занятий в речном техникуме, — что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
За невесткой, подобно африканскому невольнику, шагал зефир, неся на голове куль вещей из химчистки.
— Не нагружала бы ты его так, — сказал Удалов. — Ты посмотри, он уже посинел.
— Он сам того хотел, — сказала невестка.
— Я сам… — пискнул зефир и упал, придавленный сумкой.
— Меня возмущает, — сказала невестка, — как они нас морально порабощают.
Удалов с трудом поднял сумку. Зефир был неподвижен, из полуоткрытого ротика вырывались приглушенные стоны.
— Этого еще не хватало! — Ксения оторвалась от телевизора, потому что серия кончилась.
— Я сам, — прошептал зефир.
Его товарищи окружили пострадавшего и вынесли из комнаты уже безжизненное тело.
