позиций танков на набережной Тараса Шевченко находилось около 3 тысяч человек и 120 частных автомобилей, на Кутузовском мосту, непосредственно на линии огня, — около 1,5 тысячи человек.
Встречаются утверждения, что около 15 человек было ранено, но никто не погиб [238]. Это явная неправда, много людей было убито шальными пулями — даже если никто по ним сознательно не стрелял.
А во время боевых столкновений с уходившими из Дома Советов людьми Верховного Совета и людьми президента Ельцина тем более никто не мог гарантировать их безопасность.
Около половины шестого вечера Руцкой, Макашов и Хасбулатов пытались договориться, чтобы послы западноевропейских стран обеспечили им гарантию безопасности. Никто на помощь им не пришел, и около 18 часов они были арестованы. На автобусе в сопровождении десантников и офицеров службы безопасности Президента России их доставили в следственный изолятор в Лефортово.
Руководил арестом Коржаков. У него «была задача кокнуть» Руцкого и Хасбулатова, но, по его словам, данным в интервью, «это было сделать невозможно, потому что они спрятались в толпе депутатов» [239].
Странную историю рассказывает Коржаков о том, что, прибыв в Кремль, он увидел — там давно торжествуют победу. На его глазах Ельцин разбил об стенку подарок Барсуковa — личную курительную трубку Хасбулатова. НО почему-то Коржакову стало противно, когда ему протянули фужер водки и предложили выпить за победу [240]. Почему ж противно-то?! Коржаков честно внес свой вклад в эту победу. Только что не смог завершить ее таким славным деянием, как «кокнуть» Хасбулатова и Руцкого. Может, ему стало противно испить заздравную чашу, потому что он не оправдал доверия? Так сказать, не чувствовал, что заслужил?
Ночью на 5 октября во многих местах продолжались бои. Даже разбегающиеся бойцы уже не существующего Верховного Совета нападали на своих врагов. Например, охранники здания ИТАР-ТАСС на Тверском бульваре, буквально в километре от Кремля, с половины первого до двух часов ночи отбивались от нескольких групп вооруженных сторонников Верховного Совета. Когда подошел взвод ОМОНа, боевиков оттеснили, но не стали преследовать. На тротуаре остался труп одного из нападавших. Под каким именем поминать этого человека, никто не знает.
Но на этом приключения охраны ИТАР-ТАСС не закончились. По пути к зданию их сначала обстреляли из бешено пронесшейся машины, а потом два снайпера с крыши Кинотеатра повторного фильма, омоновцы начали охоту на снайперов, но те ушли. ОМОН двинулся к ИТАР-ТАСС, но тут вынырнули двое с автоматами, открыли огонь. В ходе перестрелки на тротуаре остался еще один покойник. Второго омоновцы загнали в дом, где находилась парикмахерская. Деваться ему было некуда, входы-выходы перекрыты, да к тому же ранен в ногу. В конце концов осажденный выбросил через разбитую витрину автомат и гранаты, вышел с поднятыми руками.
Позже выяснилось, что эта последняя парочка нападавших были «свои»: офицеры Таманской дивизии. Перепутали они, приняв родных ельциноидов за мерзких мятежников, или просто решили пограбить, нигде не упоминается.
Уже под утро многострадальная охрана все того же здания ИТАР-ТАСС обнаружила на крышах соседних домов несколько человек в камуфляжной форме. Опять вызвали подразделения ОМОНа, они в течение двух часов прочесывали район, задержали несколько человек. О судьбе задержанных ничего не известно.
Постепенно бои перемещались к окраинам города: перестрелка вспыхнула на станции Бирюлево- Товарная; на Новоспасской улице окружили и заставили капитулировать нескольких «мятежников». В районе Алтуфьевского шоссе шла перестрелка, в ней были убиты двое и ранены несколько человек.
Но и возле Белого дома покой не настал: около 2 часов ночи ожил кошмар «армии Ельцина»: сторонники Верховного Совета применили гранатомет, подожгли стоявший у Белого дома БТР. В машине заживо сгорел командир экипажа.
Сам же Дом Советов целый месяц, до 6 октября, был оккупирован ОМОНом из Петербурга и солдатами внутренних войск МВД России. Солдаты продолжали искать прятавшихся врагов; никто не знает, когда и где нашли последнего. Кроме того, солдаты расхищали все ценное, что было в здании, в том числе оружие и оргтехнику. Из 926 стволов более половины было украдено и продано солдатами и офицерами внутренних войск [241].
В ночь на 5 октября не обошлось без диких выходок: ни одна революция без них никогда не обходится. Двое офицеров, охранявших Министерство обороны, очень захотели еще водки. Как были — в камуфляже, с оружием, они пошли искать необходимое. Так и шли по Бульварному кольцу посреди воюющего с самим собой города, пока около здания ТАСС их не окликнули омоновцы. Вроде ну что бежать от своих? А эти побежали. Милиция открыла огонь на поражение, одного убили. Второй поступил разумно: раненый, он залег около сберкассы и разбил окно — чтобы сработала сигнализация. Отряд вневедомственной охраны быстро отбил офицера у омоновцев, но посудите сами — какова история и что с этими обоими делать?! Но как часто бывало в эти смутные дни, оба военных были награждены, один из них — посмертно. Понять бы еще, за что именно награждали двух алкашей, покинувших в военное время пост в поисках водки.
Еще 5 октября в газете «Известия» опубликовали так называемое «Письмо 42-х». Это письмо подписали 42 известных писателя и деятеля культуры, в том числе В. Астафьев, Д. Лихачев, Б. Окуджава, Д. Гранин. «Мастера культуры» активно поддерживали Ельцина. Они призывали Бориса Ельцина запретить «все виды коммунистических и националистических партий, фронтов и объединений», ввести жесткие законодательные санкции «за пропаганду фашизма, шовинизма, расовой ненависти», закрыть ряд газет и журналов, а также телепрограмму «600 секунд», провозгласить нелегитимными не только Съезд народных депутатов и Верховный Совет, но и полностью остановить работу Советов (это уже делается и без них).
Сторонники Верховного Совета в этом письме были названы «коммуно-фашистами», «красно- коричневыми оборотнями», «тупыми негодяями», «пройдохами», «авантюристами», «хладнокровными палачами» и просто «убийцами» [242].
Подписи В. Аксенова под этим документом нет, но спустя короткий срок он заявит вполне определенно: «Этих сволочей надо было стрелять. Если бы я был в Москве, то тоже подписал бы это письмо в «Известиях».
6 ноября Демократический Союз Новодворской на своем съезде принял декларацию, в которой поддерживал Ельцина в «ликвидации Советов 21 сентября 1993 года и подавлении «коммуно-фашистского мятежа» 4 октября 1993 года» [243].
Ельцин и его соратники выезжали за счет того, что считались последовательными «борцами с коммунистами» и с «националистами».
7 октября письмо с одобрениями действий Ельцина по разгону органов советской власти направил Джохар Дудаев: «Правительство Чеченской Республики одобряет Ваши действия по подавлению коммунистическо-фашистского мятежа в Москве, имевшего своей целью захватить власть в России и потопить в крови демократию. В этот суровый час, когда решается судьба России, мы еще раз хотим заверить Вас, что мы готовы помочь в любой момент всеми средствами, которыми располагаем».
В свете этого письма особенно мерзко, что среди прочих методов пропаганды применялся и такой: борьбу группы революционеров вокруг президента и Верховного Совета объявляли борьбой «русского Ельцина с чеченцем Хасбулатовым».
Помимо этого события, 7 октября 1993 года Ельцин особым Указом объявил Днем траура.
Ведь 7 октября по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в Богоявленском кафедральном соборе отслужили панихиду по погибшим. Отпевания жертв событий 3–5 октября, панихиды прошли и в других православных храмах Москвы.
Церковь отпевала все тела, служила панихиды по всем. Но для властей погибшие продолжали делиться на «своих» и «чужих».
Ряд политических партий и общественных организаций обратились к Ельцину и его правительству с предложением: похоронить сторонников парламента в братской могиле на одном из кладбищ, в одном
