— Ты удивительное существо, — сказал он, крепко прижимая ее к своей груди.
— Исключительное? — спросила она.
— Да! — согласился он и засмеялся. — Исключительное!
— Прекрасно!
На самом деле ей хотелось бы увидеть на его глазах слезы, но ничего, это еще успеется.
— Когда мы едем? — спросила она.
— Скоро, — ответил он.
— Мне придется немного подождать с отъездом, — сказала она. — У меня остался еще один экзамен.
— И когда?
— Скоро.
— Значит, ты приедешь ко мне потом, — сказал он и улыбнулся.
Клара Йоргенсен тоже улыбнулась в ответ. В эти дни новогодних каникул она улыбалась гораздо чаще, чем обыкновенно. Уильям Пенн наблюдал за ней и заметил, что глаза ее загорелись детским любопытством.
— А пеликаны там есть? — спросила она с горячим интересом.
— Там сотни пеликанов, — ответил он.
— А пальмы?
— Всюду, куда ни глянь.
— И апельсины на деревьях?
— Да. И лимоны, и плоды манго.
— И белые пляжи?
— Белые, чистые, с мягким песочком.
— И солнечные закаты?
— Самые красивые в мире. По крайней мере, так сказано в брошюре для туристов.
Она засмеялась каким-то непривычным для нее смехом, и в темных зрачках загорелся луч света. И в ту же секунду Уильям Пенн понял, что Клара Йоргенсен сама не понимает, что значило обещание, которое она дала в этот зимний день. Он понял, что это путешествие представилось ей точно таким же, какие она предпринимала ежедневно, отправляясь в выдуманные миры, что она не подозревала о том, как жизнь в том или ином месте может до основания изменить человека. И все же он собирался взять ее с собой, он желал оберегать ее и подарить ей тот сказочный мир, который она ожидала увидеть. Все, что угодно, только бы она сохранила тот ясный взгляд, которым смотрела на него сейчас! Только бы никто не запачкал ее душевную чистоту и не забил ей голову пошлыми истинами! Только бы жизнь не преподнесла ей свои жестокие уроки так, как ему, незаметно изменив его настолько, что он уже и не помнил, каким был до того, как все это началось!
Полковник Эдгар Пенн лишился ноги во время Второй мировой войны в Италии. В одном из маленьких городов он во время бомбежки вытащил из колодца девушку. После этого он остался жить у этой семьи, дожидаясь, когда нога «сама пройдет». Девушка пленила его своей красотой и выдающимися кулинарными талантами; по тем временам, когда невозможно было достать самое необходимое, она добивалась просто поразительных результатов. Поскольку ногу все равно предстояло ампутировать, он решил пожить еще несколько месяцев в этом доме, где за ним могла ухаживать девушка. Вскоре он влюбился в нее, а она в него. Как только в Европе воцарился мир, он вернулся в ее городок просить ее руки. Затем они поженились и с тех пор так и жили вместе вот уже более сорока лет. Полковник по-прежнему считал жену красавицей, любовался ее длинной побелевшей косой и умилялся ее ломаным английским. С тех пор, как он стал работать в английском посольстве в Норвегии, обоим приходилось кое-как изъясняться на чужом языке.
Услышав, что сын собирается пригласить к себе на остров девушку, Леонора Биготти де Пенн тотчас же поспешила позвать в Буманнсвик все семейство Йоргенсенов. Дело было в начале января, и ветки яблонь в саду печально клонились к земле под тяжестью мокрого снега. Угощение устроили в садовой беседке, которую полковник оборудовал печуркой, и впечатление было такое, словно ты сидишь прямо среди зимнего пейзажа. Леонора Биготти потчевала гостей прелестной пастой и телятиной с пармезаном, за едой щедро лилось выдержанное вино из собственного погреба. Полковник, по-прежнему статный и бодрый, хотя и без ноги, поскольку пятнадцать лет назад у него развилась аллергия на протез, независимо ковылял, хозяйничая по дому. Застолье получилось шумное и веселое, блюда то и дело ходили по кругу нескончаемой каруселью, все ели, пили, беседа текла, сосед соседу передавал кушанья. Это было похоже на компанию людей, долгое время живших рядом на одной улице, которые до сих пор держались особняком и вот наконец-то набрались храбрости, чтобы завести друг с другом знакомство.
Клара Йоргенсен перегнулась к сестре через край стола и сказала ей шепотом:
— Можно подумать, что у нас помолвка.
Сестры поглядели на родительские пары. Клара Йоргенсен никак не могла решить, к какому поколению ближе стоит Уильям Пенн — к старшему или ее собственному, и поняла, что когда они бывают вдвоем, он не выглядит таким уж взрослым. И только тут, когда она увидела его за накрытым по всем правилам столом, делающим все, как полагается в таком случае, он показался ей гораздо старше, чем она. Правда, иногда он поглядывал на нее с заговорщицкой улыбкой, словно ему очень хотелось бы подхватить ее в охапку и унести подальше отсюда в какое-нибудь укромное место.
Капитан взял пиджак и вышел из-за стола, чтобы покурить в саду. Задев ветку заснеженной яблони, он стал под ней и начал дымить, а Клара Йоргенсен осталась сидеть с родителями и наблюдала за ним с чашечкой кофе в руке. Все в нем ей нравилось: широкие плечи, зажатая между пальцев сигарета, спокойный взгляд. И она подумала, что ведь действительно совсем не знает этого человека и ей потребуются годы, чтобы узнать его по-настоящему, но приниматься сразу за этот труд ей не хотелось. Глядя на него со стороны, она чувствовала спокойствие, словно напряженный, панический страх, который она порой испытывала рядом с ним, понемногу начал стихать. В эту секунду мать наклонилась к ней и кивнула на другой край стола, где сидели ее сестра с его стариками, хохоча над шутками насчет разных поколений, национальностей и исторических мест.
— Как подумаешь, просто не верится, какие случайности связывают людей друг с другом! — сказала Ингеборга Йоргенсен.
~~~
Габриэль Анхелико пропадал где-то целыми днями, и никто этого даже не замечал. Зарядившие дожди и грозы продолжали наводнять улицы и дома в расселинах между гор так, что людям приходилось запирать ставни и отсиживаться в домах. Институт временно закрылся, потому что школьный двор с попугаями стал похож на акваторию порта, по которой неустанно кружили лепестки миндаля, огрызки карандашей и Пресвятая Дева из Фатимы. По магистрали за воротами с трудом пробивались сквозь бегущие потоки автобусы, навстречу которым проносился вниз мусор вперемешку с потерянными вещами, не останавливаясь, пока их случайно кто-нибудь не подбирал. Лавки на рынке оделись в темный брезент, и небо налилось тяжелой чернотой. Народ повлекся на рынок, неся последние сбережения и вооружившись пустыми сетками, запасаться впрок, чем только можно. В воздухе стояла гнетущая духота, казалось, он густеет, как соус на огне, и стало трудно дышать. Тараканы и мелкие лягушки полезли в дома изо всех щелей, проползая под дверь и сквозь трещины в стенах, переселяясь в кухонные шкафы и мойки. Деревья в парке склонялись под хлещущими струями дождя, а цветочные клумбы в пригородах, набухнув, вылезали через край, покрывая асфальт черным слоем. Дождь то слабел, то припускал посильней, ни на минуту не прекращаясь, и единственными людьми, не боявшимися ходить по улицам от дома к дому, были продавцы зонтиков, которые наконец дождались оживления своей торговли.
Даже Анна Рисуэнья не заметила отсутствия сына. Она была слишком занята борьбой с речной водой, грозившей перехлестнуть через порог. Несмотря на то что река давно уже вышла из берегов и вода
