- Ты не спишь? - женщина улыбнулась, поцеловала наклонившегося к ней сына. - Добытчик… А я тебе куртку зашила.
Сейчас у неё было хорошее настроение. Это было ужасно и противоестественно, но - хорошее. Её мальчик вернулся, снова идти его очередь настанет не скоро, наверху не стреляют…
- Ма, - вдруг спросил Димка. - Ты были пионеркой?
Она не успела ответить на этот странный вопрос.
Наверху разорвался первый 6,2-дюймовый снаряд 'паладина'.
С железным визгом брошенная снаружи граната отлетела обратно, спружинив о прислоненную к оконному проёму кроватную сетку. Хлопнул взрыв.
- Утритесь, долбо…бы! - с хохотом крикнул пулемётчик и снова прилип к прорезному прикладу ПКМ.
Штурмовые группы упрямо пробирались по развалинам всё ближе и ближе к полуразрушенной школе, где сотня Басаргина - меньше четырёх десятков человек - держала оборону уже полчаса. Казавшиеся громоздкими, но быстрые фигуры в глубоких касках, жилетах с высокими воротами и с почти родными 'калашами' в руках мелькали то тут, то там. По оконным проёмам и дырам в стенах били 'браунинги' и несколько ракетных комплексов, снаряженных боеприпасами объёмного взрыва, попадания которых разваливали целые комнаты. Если бы дружинники не меняли места, то от защитников давным-давно никого не осталось бы…
Басаргин дал в окно короткую очередь, быстро перекатился кувырком к следующему. Видно было, как поляки застряли на установленных метрах в двадцати от дома ПОМЗах и МОНах, соединённых между собой растяжками. Тут и там хлопнули несколько взрывов. Сапёры штурмовиков в лихорадочном темпе снимали растяжки в то время, как их товарищи вели шквальный огонь по дому, наверное, проклиная тех, кто додумался начать атаку без артиллерийского или воздушного обстрела - в надежде на 'фактор внезапности'. Сейчас этот фактор оборачивался тем, что то тут, то там штурмовик тыкался бронестеклом американского шлема в щебень, в пыль, в асфальт. Дружинники давно не пользовались калибром 5,45 - 'батька' озаботился добычей 'стволов'под проверенный 7,62 - не такие скоростные, но более тяжёлые пули пробивали навылет и снаряжение, и кевлар жилетов, и керамические вкладыши - и, пройдя почти насквозь, ударяли в жилет на спине изнутри, рикошетировали, делали в теле человека ещё два-три 'броска', превращая почти любое ранение в смертельное.
Но Басаргин видел намётанным глазом - поляки не повернут. Слева от подсотника упал гранатомётчик - парню снесло голову пулей 'браунинга'. Басаргин подхватил ГМ-94, забросив автомат за спину. Опять выглянул. Прорвались, прогрызлись… Тут и там штурмовики бежали к школе, низко пригнувшись и строча на ходу. А следом из улицы…
- Мать! - вырвалось у Басаргина.
Это были 'паладины' - те, о которых говорил Климов на утреннем совещании. Огромные, выкрашенные в чёрный цвет 155-миллиметровые самоходки. Каждую впереди сопровождала 'брэдли'. А по флангам каждой бронепары мелькали пятнистые фигуры - похожие на поляков, но чем-то отличные… морпехи!
- Очистить нижний этаж! - заорал Басаргин командиру первой полусотни надуряднику Прохорову. - Всем вверх, держать лестницы!
- Есть, понял! - Прохоров метнулся по коридору - и в тот же момент первый снаряд 'паладина' ударил прямиком в школу.
- Твою ж… - зарычал подсотник. Теперь он не мог командовать, не имело смысла - теперь он мог только драться, как простой боец. Бросившись к окну, он выхватил из кармана отшлифованную металлическую пластинку, поймал солнечный луч, пустил в ход ладонь, закрывая-открывая импровизированный гелиограф в сторону гостиницы:
Пшеки на нижнем этаже. Их поддерживают три 'паладина', столько же 'брэдли', до взвода морпехов США. Держу верхние этажи.
Напряжённо вглядываясь, он увидел ответ буквально через пару секунд:
Не дайте подойти бронетехнике. Отрежьте её от пехоты, заставьте остановиться. Пехоту заманивайте на первый этаж всю.
- Мать! - повторил Басаргин. И заорал, перекрывая рёв и грохот: - Гранатомётчики, ко мне!
Предвидя что-то такое, он держал гранатомётчиков с 'громами' в резерве. По штату в сотне была дюжина РПГ и до чёрта одноразовых 'мух'. Но оставалось всего четыре расчёта, поэтому Басаргин заранее раздал по две 'мухи' пятерым лучшим стрелкам.
Собрав отряд вокруг себя, подсотник, сидя под стеной, ткнул в пол:
- Слышите?! Поляки внизу! Прорвёмся через чёрный ход и подожжем броню, иначе они под её крышей похоронят всю оборону! Всем всё ясно? - он обвёл лица бойцов взглядом. - За мной! За Русь, мужики!
Это не было просто словами или голым лозунгом. Не сейчас и не здесь…
…Они вбежали в глухой коридор как раз когда двое здоровенных капралов с белыми орлами на рукавах приканчивали выстрелами в упор последнего из двоих прикрывавших это направление дружинников. В два окна лезли ещё жолнеры. Басаргин заорал: 'Твою так, бей их!' - выстрелил из гранатомёта, уныло взвизгнула картечь, один из капралов охнул, осел. Тяжело чокая о бетон, полетели ручные гранаты, взрываясь оранжевыми вспышками. Вскочивший на подоконник гранатомётчик-дружинник мешком упал наружу, следом тоже полетели гранаты. Оглушённый, озверевший, подсотник выскочил наружу, упал прямо на корчащегося поляка, изуродованного гранатным взрывом, не удержался на ногах, получил удар прикладом в голову, от которого закрылся рукой - локоть хрустнул, жолнер замахнулся снова… Басаргин пнул его (ххэк) ногой в пах, закрытый бронефартуком, поляк зарычал, сгибаясь, и соскочивший следом Жорка Малышкин несколько раз ткнул его сверху в шею, за воротник, штык-ножом. Плюясь кровью, жолнер обернулся, навалился на гранатомётчика, свалил. Двое поляков убегали по развалинам куда-то в сторону, один отбивался автоматом от дружинников. Генька-цыган, сидя на груди лежащего офицера, рубил его по лицу и по рукам, которыми он заслонялся, сапёркой - летели брызги. Двое дружинников, закинув гранатомёты за спину, стреляли в бегущих очередями, но промахивались, и те так и канули куда-то в развалины.
- Всё?! - прохрипел Басаргин, поднимаясь - рука не слушалась. - Сколько?!
Убит был только один - Макс Сиварёв, тот, который не вовремя вскочил на подоконник. Убитых поляков считать было некогда, своих раненых - тоже; все держались на ногах.
- За мной! - подсотник сам не понимал, почему из горла лезет один хрип, что случилось с голосом. - Ползком, вперёд!..
…'Паладины' не спешили приближаться. Раскачиваясь на гусеницах, они расстреливали гостиницу, стреляя мимо школы. Острые хоботки скорострелок 'брэдли' тоже дёргались очередями.
Басаргин знал по опыту, что артиллерийский обстрел не так страшен, как может показаться. До тех пор, пока здание держится. Но, как только будет нарушена конструкция, оно просто сложится, как карточный домик. Сейчас у 'паладинов' позиция была неудобной. Но, как только школа падёт, они обойдут её, не опасаясь быть сожжёнными сверху, выйдут на прямую наводку и расстреляют гостиницу за полчаса. А скорострелки БМП и стволы морпехов не дадут подойти близко контратакующим. Шанс был только сейчас - в относительной узости, пока янки не подозревают, что враг рядом, что враг подобрался…
- Всё, мужики, - захрипел надсотник. - Или сожжём их на хер - или сами тут ляжем. Пошли.
Пластаясь между развалин по щебню, они поползли - впереди с 'мухами', следом - расчёты 'громов'. Рука Басаргина не работала, он оставил гранатомёт, намотал ремень 'калаша' на локоть целой, чтобы стрелять с одной.
Двое дружинников буквально свалились на расчёт М60, устроившийся в воронке - янки прозевали. В воронке началась азартная короткая возня. Когда подполз Басаргин, оба морпеха лежали около пулемёта, изрезанные ножами до неузнаваемости, а его ребята уже подбирались к первой БМП. Задние дверцы были открыты, сидевший там огромный негр что-то кричал в микрофон закреплённой на стене рации. При виде русских он выкатил глаза и выдохнул хрестоматийное:
- Ш-шит…
- Ху! - подскочивший ближе дружинник впечатал приклад в лоб под каску. Изнутри, из БМП, что-то спросили. - Не понимаю я по вашему, б…я, плохо учился, - сообщил дружинник, бросая внутрь 'лимонку' и откатываясь в сторону. Рвануло, подскочили выбитые люки…
- Ай-иии!
- Гранатомёты, огонь! - прохрипел Басаргин, падая за гусеницу уничтоженной машины. - Огонь, огонь, мужики!
И сам начал стрелять - неприцельно, веером, просто в пятнистые спины, выпяченные рёбрами бронежилетов - совсем близко, возле других машин…
…Димка не знал, от чего глохнуть - от рёва снаружи или от криков в подвале. Люди, казалось, обезумели от страха. Такого не было ещё ни разу. Прямо напротив входа остановилась огромная чёрная машина - 'паладин'. Качаясь на гусеницах, она редко стреляла - после каждого выстрела на щебень со звоном летела здоровенная дымящаяся гильза, а в подвале поднималась новая волна крика. Кричали женщины, кричали дети, кричали немногочисленные мужчины… Тогда один из двух спустившихся в подвал и залёгших у входа солдат поворачивал ожесточённое, грязное лицо и тоже что-то кричал, тыча в сторону людей стволом винтовки - непонятно, ожесточённо… Эти двое лежали совсем близко от прижавшихся к стене мальчишек. А отползти было страшно - казалось, что, стоит пошевелиться, как американцы начнут стрелять в людей. Умом Димка понимал, что это не так, что они просто прикрывают самоходку. Но ничего с собой не мог поделать и сидел, как прикованный.
- Мальчик… - услышал Димка шёпот и повернулся. Но позвали не его, а замершего рядом Влада - звал подошедший вдоль стены лысый старик, Димка не знал, кто это такой и как его зовут. - Мальчик… - старик нагнулся. - Я видел, у тебя пистолет. Дай, пожалуйста.
Помертвев, Димка видел - как в жутком, кошмарном, тягучем сне - руку Влада. Он подал 'браунинг' старику. Довершая абсурд, старик сказал:
- Спасибо, - снял оружие с предохранителя, неожиданно легко и быстро сделал оставшиеся пять шагов и в упор выстрелил в затылок одного из американцев - под каску. Изо лба у того ударило алое, он ткнулся в порог и задёргался. Старик выстрелил во второго - точно так же… но тот успел перевернуться на спину и получил пулю в лоб, сам судорожно нажав на спуск М16.
Лысого старика - он так и не выпустил пистолет - отшвырнуло прямо к истошно заоравшим мальчишкам, буквально вмазавшимся в стену подвала.
Старик привстал на затылке и каблуках. Стиснул грудь, сказал:
- Х, - и обмяк. Его лицо как будто стекло к вискам и стало полудетским.
А дальше Димка помнил плохо.
Он почему-то оказался около канистр с бензином и сильно оттолкнул маму (как он мог такое сделать?!) Он совершенно не понимал, что делает - и в то же время понимал совершенно отчётливо. Потом он был снаружи и тащил тяжеленную канистру за неудобные 'ушки' на башню 'паладина'. Вокруг был день, вокруг была смерть, а над головой - прозрачное-прозрачное голубое, почти белое небо. И совсем рядом горела ещё одна машина - меньше, зелёная, не чёрная - и сидел человек без ног, смотревший на Димку невидящими глазами. Мальчишка установил канистру на бане возле люка и пробил несколькими ударами куска
