— Был, — признал Типтон. — Раз шесть.
— И они вам безразличны?
— Ну, не совсем… Вот Дорис Джимсон… Да, безразличны.
— То-то и оно. Не беспокойтесь, Фредди любит жену.
Типтон немного ожил:
— Вы так думаете?
— Уверен. Исключительно счастливый брак. Целый день воркуют.
— Бывает же! — сказал Типтон и немного подумал. — А двоюродные братья целуют двоюродных сестер?
— Непрестанно.
— И это ничего не значит?
— Абсолютно. Скажите, мой дорогой, а почему вы ушли от этих рододендронов?
— Долго рассказывать, — отвечал Типтон.
Однако он рассказал. Галли вращался в богемных кругах, где чего только не видят, и знал, как нежны и чувствительны страдальцы, как охотно снимают они напряжение напитком. Да, Фредди был прав. Вести свинью к Типтону Плимсолу никак нельзя.
— Так-так, — сказал он, когда рассказ подошел к концу. — Лицо выглядывало из кустов?
— Не просто выглядывало, — поправил обстоятельный Типтон, — оно ухмылялось. И, кажется, сказало «Эй!».
— Вы дали для этого основания?
— Ну, я хлебнул из фляжки.
— А! Она с вами?
— Она в столе.
Галахад поднял бровь:
— Может быть, мне за ней присмотреть?
Типтон закусил губу. Тонущему нелегко расстаться со спасательным кругом.
— Поверьте, — сказал Галли, — она вам не нужна. Я знаю точно, что Вероника влюблена в вас по уши. Пить совершенно незачем.
— Козявка думает иначе.
— Козявка?
— Такая, с голубыми глазами.
— Она советовала хлопнуть?
— Да.
— Она ошибалась. Хватит лимонного сока.
Типтон еще колебался, когда снизу раздался звон меди. Галли был к этому готов и не шелохнулся; Типтон принял это за трубы Страшного суда. Подпрыгнув вершка на два, он спросил:
— Что такое?
— Забавляется кто-нибудь, — ответил Галахад. — Скорее всего, Фредди, не обращайте внимания. Идите прямо к ней.
— К ней?
— Она пошла к себе.
— Нельзя заходить к девушке без приглашения.
— Вы постучите, она выйдет.
Лень повторять, что самые лучшие замыслы срываются из-за мелочей. Как вы помните, поэт Бернс особо об этом напоминает. История с гонгом послужит неплохой иллюстрацией.
Галахад не учел, что Вероника принадлежит к тому типу девушек, которые, услышав гонг, бегут узнать, кто ударил в него и зачем. Фредди вешал палочку с приятным сознанием выполненного долга, когда заметил огромные и удивленные глаза.
Состоялся такой диалог:
— Фред-ди, это ты?
— Что — я?
— Ударил в гонг.
— В гонг? А, да. Ударил.
— Почему?
— Не знаю. Захотелось.
— А для чего?
Это могло длиться долго, но тут из гостиной вышла леди Гермиона:
— Кто ударил в гонг?
Теперь ответила Вероника:
— Это Фред-ди.
— Ты ударил, Фредди?
— Э… да. Я.
— Почему?
Вероника сообщила, что уже об этом спрашивала.
— Я шла за альбомом, — пояснила она, — а он ударил.
Из-за зеленой гардины в глубине холла появился дворецкий:
— Кто-то бил в гонг, миледи?
— Да. Мистер Фредерик.
— Очень хорошо, миледи.
Бидж удалился. Получилось так, что Фредди ударил в гонг из прихоти. Из чего? Из прихоти. Ну что вы, не видели! Бывает. Захочешь — и ударишь. Знал бы, что будет такой тарарам, не ударял бы. Вероника сказала: «Ну, Фред-ди», леди Гермиона предположила, что в Америке он лишился последнего разума, и тут ей пришло в голову, что надо немедленно сказать горничной, чтобы та сменила лямки на бюстгальтере. Послала она, естественно, дочь.
Послушная Вероника сказала: «Сейчас, мам-ма» — и ушла в ту комнату, где шила горничная. Леди Гермиона вернулась в гостиную. Фредди, махнув на все рукой, скрылся в бильярдной, где и думал о собачьем корме. А Галахад тем самым пустил Типтона преждевременно.
Дойдя до алой комнаты, Типтон постоял перед дверью. Он тяжело дышал и качался то на одной ноге, то на другой.
Оспорив предположение Фредди, что племянник Чета Типтона подвластен страху перед девушками, Галахад ошибся. Наследственность сложнее. Сердце у Типтона сотрясалось как мотоцикл, дышал он с трудом. Чем дольше он стоял, тем было яснее, что без стимулятора не обойдется.
Он кинулся к себе, схватил фляжку, вздрогнув при мысли, что он ее чуть не отдал, и поднес к губам, закинув при этом голову.
Это помогло. Решимость и отвага окатили его огнем. Он огляделся, бросая вызов, но никаких лиц не увидел. Такая удача окончательно его укрепила.
Вернувшись, он твердо постучался в дверь. Ответа не было. Он удивился: Вероника явно двигалась там, внутри. Пока он об этом думал, раздался грохот, словно кто-то свалил столик вместе с вазой.
Он приложил губы к скважине и напряженно проговорил: «Эй!»
На сей раз усилия его оправдались. Из-за двери донесся странный звук — видимо, приглашение. Он не ждал, что Вероника именно хрюкнет, но не очень удивился. Вероятно, решил он, она держит что-то во рту, девушки часто берут в рот всякие шпильки. Вот Дорис Джимсон…
Он повернул ручку.
Через несколько минут дворецкий Бидж, проходивший через холл, услышал сверху «Эй!» и, подняв взор, увидел, что это американский гость.
— Сэр? — спросил он.
