— Еще бы мне его не помнить. Настоящий аристократ.
— Сокровище.
— Ему цены нет. До сих пор не понимаю, зачем вы его отпустили.
— Том уступил его Бессингтон-Копам в обмен на шоколадницу в форме яйца на трех изогнутых ножках.
Я пытался справиться с захлестнувшим меня отчаянием.
— Неужели этот старый маразматик, этот осел — простите, дядя Том — пожертвует Анатолем ради такой мерзости?
— Нет ни малейших сомнений: пожертвует.
Она поднялась и нервно подошла к каминной полке. Я видел, она ищет, что бы такое разбить: надо дать выход накопившимся чувствам — Дживс назвал бы такое действие суррогатным, — и я галантно указал ей на терракотовую статуэтку молящегося отрока Самуила. Она деловито поблагодарила меня и запустила пророком в противоположную стену.
— Поверь мне, Берти, настоящий коллекционер — одержимый, он пойдет на все, лишь бы заполучить вожделенный экземпляр. Знаешь, что сказал мне Том, когда попросил прочесть письмо сэра Уоткина? Он сказал, что с наслаждением содрал бы со старого хрена Бассета шкуру живьем и собственноручно сварил его в кипящем котле, однако альтернативы не видит, придется уступить. Он бы тут же и написал ему, что согласен на сделку, да я помешала: заверила его, что ты поехал в Тотли-Тауэрс специально для того, чтобы украсть корову, и что с минуты на минуту она будет в его руках. Расскажи, Берти, как твои успехи? Ты разработал план? Продумал каждую деталь? Нам нельзя терять времени. Дорога каждая минута.
Ноги у меня стали ватные. Но надо открыть ей все, а там будь что будет. Моя тетка грозная старуха, не дай Бог вывести ее из себя, вон как она расправилась с отроком Самуилом.
— Я как раз собирался поговорить с вами об этом, — сказал я. — Дживс, у вас документ, который мы составили?
— Вот он, сэр.
— Благодарю вас, Дживс. По-моему, будет очень кстати, если вы принесете еще одну рюмку бренди.
— Слушаю, сэр.
Он исчез, а я подал ей лист бумаги и попросил внимательно прочесть. Она быстро пробежала глазами написанное.
— Что за чепуха?
— Сейчас поймете. Обратите внимание на заголовок: «Вустер Б. Положение дел». В этих словах заключена вся суть. Здесь объясняется, — сказал я, отступая назад, чтобы в случае необходимости легче было дать деру, — почему я решительно отказываюсь красть корову.
— Отказываешься?!
— Сегодня днем я послал вам телеграмму и сообщил об этом, но вы и телеграмма, конечно, разминулись.
Она глядела на меня с мольбой, как трепетно обожающая мать глядит на своего слабоумного сына, который отмочил нечто выдающееся по степени идиотизма.
— Берти, голубчик, ты что же, пропустил мой рассказ мимо ушей? Не понял, что речь идет об Анатоле?
— Все я понял, не сомневайтесь.
— Берти, у тебя помрачение рассудка? Я говорю «помрачение», потому что…
Я поднял руку, прося внимания.
— Позвольте мне объяснить вам, дражайшая тетушка. Как вы, несомненно, помните, я говорил вам, что за последние несколько часов произошло немало важных событий и расстановка сил изменилась. Первое: сэр Уоткин Бассет знает о вашем замысле украсть корову и следит за каждым моим шагом. Второе: он поделился своими подозрениями с приятелем — этого приятеля зовут Спод. Может быть, вас с ним познакомили, когда вы приехали?
— Это такая квадратная туша?
— Верно, туша, хотя гора было бы точнее. Так вот, сэр Уоткин Бассет, как я уже сказал, поделился своими подозрениями со Сподом, и Спод пригрозил мне лично, что, если корова исчезнет, он собственными руками сделает из меня отбивную. Вот почему нам не на что надеяться.
Наступило довольно продолжительное молчание. Я видел, что она обдумывает услышанное и неохотно соглашается, что Бертрам Вустер отказывается помочь ей в трудную минуту не из пустого каприза. Она поняла, в какую опасную ловушку я угодил, и содрогнулась от ужаса, — а может, мне только так показалось. В детстве я частенько получал от этой дамы по шее, если она считала, что я провинился, и в последнее время я постоянно чувствовал, что ее подмывает обойтись со мной как в старину. Но хоть она и не скупилась на подзатыльники, в груди ее, я знаю, бьется доброе сердце, а своего племянника Бертрама она любит глубоко и нежно и ни за что не пожелает, чтобы ему подбили глаз и расквасили его красивый породистый нос.
— Понятно, — наконец произнесла она. — Да, это, конечно, сильно осложняет дело.
— Безумно осложняет. Если вы назовете положение impasse,[15] я тотчас соглашусь с вами.
— Говоришь, грозился сделать из тебя отбивную?
— Именно так и сказал. Да еще повторил — чтобы я лучше усвоил.
— Нет, я ни за что на свете не допущу, чтобы этот хулиган тебя избил. Тебе с таким громилой не тягаться. Ты и охнуть не успеешь — он из тебя дух вышибет. Разорвет на части, потом их не собрать.
Мне стало слегка не по себе.
— Зачем же в таких красочных подробностях?
— Он серьезно говорил, ты уверен?
— Еще бы.
— Может быть, он из тех, кто просто любит хорохориться…
Я печально улыбнулся.
— Вижу, вижу, тетя Далия, куда вы клоните. Сейчас еще спросите, а не заметил ли я в его глазах лукавого блеска. Нет, никакого блеска не заметил. Поверьте, Родерик Спод будет неукоснительно следовать тактике, о которой информировал меня во время нашей последней встречи, и все свои угрозы выполнит.
— Тогда плохи наши дела. Если только Дживс нас не спасет. — Это она адресовала моему дворецкому, который как раз появился с рюмкой бренди — не очень-то он спешил. Я уже начал удивляться, что это его так долго нет? — Дживс, мы говорим о мистере Споде.
— Да, мадам?
— Мы с Дживсом уже обсудили, какой сильный и опасный враг Спод, — горестно вздохнул я, — и он признался, что не находит решения. Впервые этот выдающийся ум спасовал. Дживс обдумал положение всесторонне, но выхода не видит.
Тетя Далия с благодарностью выпила бренди, и ее лицо слегка оживилось.
— А знаешь, что мне сейчас пришло в голову? — спросила она.
— Поделитесь со мной, кровная моя родственница, — ответил я все так же безнадежно. — Уверен, ваша идея гроша ломаного не стоит.
— А вот и ошибаешься, племянничек. Может быть, я нашла ключ. Я подумала: а вдруг у этого негодяя Спода есть какая-нибудь позорная тайна? Дживс, вы о нем что-нибудь знаете?
— Нет, мадам.
— При чем тут тайны?
— Найти бы его уязвимое место и нацелить в него удар, он тут же присмиреет. Помню, когда я была девочкой, я нечаянно увидела, как твой дядя Джордж целует мою гувернантку, и ты не представляешь, какая у меня после этого началась райская жизнь: только ей вздумается оставить меня после уроков выписывать основные статьи импорта и экспорта Великобритании, как я тут же… Словом, вы меня понимаете. Предположим, мы узнали, что Спод застрелил лису из ружья, вместо того чтобы забить хлыстом. По-твоему, на этом нельзя сыграть? — спросила она, потому что я в сомнении скривил физиономию.
