захаживали жители Вискоса посудачить о погоде или о том, что нынешней молодежи нет никакого дела до жизни деревни. «Девять месяцев — зима, три остальные — каторга», — говаривали они, разумея при этом, что всего лишь за девяносто дней надобно вспахать и засеять поле, вырастить и собрать урожай, скосить и скопнить сено, остричь овец.
Все местные знали, что живут в мире, которого больше нет, но при этом упрямо не желали соглашаться с тем, что они — последнее поколение земледельцев и пастухов, столько веков обитавших в здешних горах. Рано или поздно появятся в их краю машины, и скотину будут разводить вдалеке отсюда, кормя ее по-особому, и какая-нибудь крупная иностранная фирма, купив городок, превратит его в горнолыжный курорт.
Такая судьба уже постигла все окрестные городки, один только Вискос сопротивлялся. Дело, наверно, было в том, что сильны были в нем чувство долга перед прошлым и память предков, некогда живших здесь и втолковавших потомкам, как важно сопротивляться до последнего.
Приезжий внимательно прочел регистрационную карточку, соображая, как ее заполнить. По его выговору здешние люди догадаются, что прибыл он из какой-то южноамериканской страны, и потому решил написать — «Аргентина» — ему очень нравилась ее сборная по футболу. В графе «Домашний адрес» он указал «улица Колумбии», припомнив, что есть в Южной Америке такой обычай — в знак уважения давать улицам и площадям названия соседних государств. А имя себе он одолжил у одного знаменитого террориста, жившего в прошлом веке.
И двух часов не прошло, как каждый из 281 жителя Вискоса уже знал, что приехал к ним чужестранец по имени Карлос, что родом он из Аргентины, а живет в Буэнос-Айресе, на славной улице Колумбии. Вот оно, преимущество крошечных городков — безо всякого усилия с твоей стороны всем все про тебя известно. В этом, между прочим, и заключалось намерение новоприбывшего.
Он поднялся к себе в номер, разобрал чемодан — достал оттуда кой-чего из одежды, бритвенный прибор, запасную пару башмаков, витамины, предупреждающие простуду, толстую тетрадь, в которой делал свои записи, и одиннадцать слитков золота весом два кило каждый. Утомясь от напряжения, от подъема и от тяжелого груза, он тотчас уснул, но все же сначала припер входную дверь стулом, хоть и знал, что каждому из 281 жителя Вискоса можно доверять.
А наутро он выпил кофе, оставил у портье одежду, чтобы ее выстирали, снова положил в чемодан золотые слитки и двинулся по направлению к горе, высившейся к востоку от деревни. По дороге увидел он лишь одну местную жительницу — какая-то старуха, сидя у дверей своего дома, проводила его любопытным взглядом.
Он углубился в чащу леса, подождал, пока уши привыкнут к тем звукам, что издавали насекомые и птицы, к шуму ветра в ветвях, лишенных листвы. Он знал, что в этом месте кто-нибудь может за ним незаметно наблюдать, и провел в праздности и бездействии чуть не целый час.
Уверившись, что тот, кто паче чаяния следил за ним, теперь уже ушел прочь, не узнав ничего такого, о чем можно было бы рассказать соседям, чужеземец выкопал ямку у подножия скалистого валуна, формой напоминавшего букву «У», и спрятал там один из слитков. Поднялся по склону еще немного, еще час просидел, делая вид, будто глубоко погружен в созерцание природы, и увидел другой валун — этот был похож на орла. Он выкопал еще одну яму и положил туда десять оставшихся слитков.
Первой, кого увидел он на обратном пути в Вискос, была девушка, сидевшая с книгой на берегу одной из тех многочисленных речушек, что на какое-то время образуются в здешнем краю от таянья ледников. Почувствовав его присутствие, она подняла глаза, но сейчас же снова углубилась в чтение: матушка ее, вне всякого сомнения, в свое время внушила ей, что с незнакомцами заговаривать не следует.
Однако почему бы незнакомцам, попавшим в чужую страну, не попытаться свести дружбу с местными жителями? У них есть на это право, и потому он, подойдя поближе, сказал:
— Добрый день. Жарко нынче не по сезону. Девушка молча кивнула.
— Мне бы хотелось кое-что тебе показать, — настойчиво продолжал тот.
Девушка, как человек воспитанный, отложила книгу, протянула ему руку и представилась:
— Меня зовут Шанталь. По вечерам я работаю в баре той гостиницы, где вы остановились. Я еще удивилась, что вы не стали ужинать: ведь отель получает свою прибыль не только от сдачи номеров, но и со всего того, что потребляют постояльцы. Вы — Карлос, приехали из Аргентины, живете на улице Колумбии, весь город уже об этом знает, потому что тот, кто приезжает к нам не в охотничий сезон, привлекает к себе всеобщее любопытство. Лет пятидесяти, волосы с проседью, взгляд человека пожившего и много пережившего. Что же касается вашего приглашения… Спасибо, конечно, но все окрестности Вискоса я знаю как свои пять пальцев, так что скорее уж мне стоило бы показать вам такое, чего вы никогда не видели. Но ведь вы, наверно, очень заняты.
— Мне 52 года, и зовут меня не Карлос, и все, что написано в регистрационной карточке, — неправда. Шанталь растерялась, не зная, что на это ответить. А чужеземец продолжал:
— И показать я тебе хочу вовсе не достопримечательности Вискоса, а такое, чего ты не видела никогда в жизни.
Шанталь не раз читала о том, как девушки следовали за незнакомцем в чащу леса, а потом пропадали бесследно. На мгновение охватил ее страх, но тотчас исчез, сменившись жаждой приключения. Да и потом, этот человек ни на что дурное просто не решится — она же только что сказала ему, что весь Вискос знает о нем, пусть даже сведения, которые он дал о себе, не соответствуют действительности.
— А кто вы такой? — спросила она. — Если вы сейчас сказали мне правду, я ведь могу сообщить в полицию, что вы — не тот, за кого себя выдаете. Разве вам это не известно?
— Обещаю ответить на все твои вопросы, но сначала пойдем со мной. Это недалеко — минут пять ходьбы.
Шанталь захлопнула книгу, глубоко вздохнув и чувствуя, как в душе у нее страх перемешивается с восторженным ожиданием чего-то чудесного. Потом поднялась и зашагала следом за незнакомцем, не сомневаясь, впрочем, что постигнет ее очередное разочарование: так уже бывало — и всякий раз начиналось с многообещающей встречи, чтобы вскоре превратиться в несбыточную мечту о любви.
А чужеземец тем временем подвел ее к валуну, напоминавшему букву «У», показал Шанталь на холмик недавно вскопанной земли и попросил, чтобы девушка поглядела, что же там зарыто.
— Испачкаюсь, — сказала Шанталь. — Руки перепачкаю и платье.
Чужеземец подобрал с земли ветку, сломал ее и протянул Шанталь. Та удивилась, но, решив без спора делать все, что тот просит, принялась копать.
Через пять минут перед ней оказался желтоватый, в комьях налипшей земли брусок.
— Похоже на золото, — сказала она.
— Это и есть золото. Мое золото. Пожалуйста, закопай его.
Шанталь послушалась. Чужеземец подвел ее к другому тайнику. Она снова принялась раскапывать землю, и на этот раз ее поразило, сколько же золота предстало ее глазам.
— Это тоже золото. И оно тоже принадлежит мне.
Шанталь приготовилась было забросать яму землей, однако чужеземец попросил все оставить как есть. Потом он присел на камень, закурил и уставился куда-то вдаль.
— Зачем вы мне это показали? — спросила Шанталь. Он молчал.
— Кто вы такой? И что вы делаете в Вискосе? Для чего показали мне золото? Разве вы не понимаете, что я могу всем рассказать о том, что скрыто на склоне этой горы?
— Слишком много вопросов сразу, — ответил чужеземец, не сводя глаз с горы и будто не замечая присутствия Шанталь. — Ну а насчет того, чтобы рассказать всем… Мне только этого и надо.
— Вы ведь обещали мне ответить на все вопросы, если я приду сюда.
— Прежде всего, не надо верить обещаниям. А на свете их так много — обещают богатство, спасение души, любовь до гроба. Есть люди, которые считают себя вправе посулить все что угодно. Есть другие — те соглашаются поверить в любые посулы, лишь бы они гарантировали им иную, лучшую участь. Ты относишься к ним. Те, которые обещают и обещания не выполняют, в конце концов становятся бессильными и никчемными. И это же происходит с теми легковерными, что хватаются за обещанное.
Он намеренно все осложнял, ибо вел сейчас речь о своей собственной жизни, о той ночи, что изменила его судьбу, о лжи, которую вынужден принять, потому что правду принять было невозможно. А если он хотел, чтобы смысл его слов дошел до Шанталь, говорить с нею надо было на ее языке.
Однако девушка понимала почти все. Чужестранец, как и всякий мужчина в годах, наверняка думал только о том, как бы переспать с молоденькой. Как и всякое человеческое существо, он был уверен, что за деньги можно получить все. Как и всякий приезжий, он полагал, что провинциальные девушки столь наивны и неискушенны, что согласятся на любое предложение — реально прозвучавшее или подразумеваемое в воображении — хотя бы потому, что оно означает по крайней мере возможность когда-нибудь выбраться из захолустья.
Не он первый и, к сожалению, не он последний, кто пытается соблазнить ее так просто и грубо. Шанталь смущало только одно — слишком уж много золота он предлагал ей: она никогда и не думала, что стоит так дорого, и это одновременно и льстило ей, и вызывало у нее ужас.
— Я не ребенок, чтобы верить обещаниям, — отвечала она, желая выиграть время.
— И тем не менее верила и продолжаешь верить.
— Вы ошибаетесь; я знаю, что живу в раю, я читала Библию и не повторю ошибки Евы, которая не хотела довольствоваться тем, что имела.
Разумеется, она говорила неправду и в глубине души уже начинала тревожиться, что чужеземец потеряет к ней интерес и уйдет прочь. На самом-то деле это она заманила чужеземца в ловушку, подстроив эту встречу в лесу и выбрав себе такой стратегически выгодный пункт, чтобы на обратном пути он никак не мог разминуться с нею, — так, чтобы было с кем поговорить, было от кого услышать обещание, а потом несколько дней кряду предаваться мечтам о том, что вот, может быть, придет новая любовь и она навсегда покинет долину, где родилась. Несмотря на многочисленные сердечные раны, Шанталь верила, что еще повстречает человека, которого полюбит на всю жизнь. Было время, когда она отвергала представлявшиеся возможности, считая, что это — не то, что ей нужно, но теперь чувствовала, что время летит слишком быстро, быстрей, чем казалось прежде, и готова была покинуть Вискос с первым встречным, с любым, кто предложит увезти ее отсюда, пусть бы даже она и не испытывала к нему никаких чувств. Шанталь была совершенно уверена, что научится любить его: в конце концов, любовь, как и многое другое, — это вопрос времени. Размышления ее прервал голос чужеземца:
— Вот я и хочу понять, где мы живем — в раю или в аду. Капкан захлопнулся.
— В раю. Но даже рай в конце концов приедается.
Это был пробный шар. То, что произнесла Шанталь, на самом деле означало: «Я свободна, я — не прочь». А он теперь должен был бы спросить: «И тебе тоже рай приелся?»
