не стремился играть роль при дворе.
Именно поэтому Мари, безвестная молодая девушка, столь же образованная и умная, сколь простодушная и прямая, желания которой не могли идти вразрез «с интересами королевской власти», в конце концов пришлась по душе Екатерине. Именно она «сама настояла», чтобы парламент признал королевским сыном ребенка, родившегося в апреле 1573 года у Мари Туше, и разрешила ему именоваться графом Овернским, объявив Карлу IX, что она собирается завещать внуку ее собственные владения — графство Овернь и Лорагэ. Когда Маргарита (сестра Карла IX), бывшая в то время королевой Наваррской, впоследствии стала королевой Франции, она опротестовала это завещание, и парламент его отменил. Однако в дальнейшем Людовик XIII, в знак уважения к дому Валуа, вознаградил графа Овернского, даровав ему герцогство Ангулемское.
Екатерина же еще раньше подарила Мари Туше, которая, впрочем, ничего не просила, поместье Бельвиль. Поместье это не давало никакого звания, но оно граничило с Венсеном, и любовница короля могла приезжать туда каждый раз, когда после охоты король оставался ночевать в замке. Карл IX провел в этой мрачной крепости большую часть последних лет своей жизни и, как полагают некоторые историки, окончил там свои дни, точно так же, как Людовик XII. Вряд ли приходится удивляться, что, охваченный таким сильным чувством, человек расточает перед женщиной, которую боготворит, новые доказательства своей любви, вместо того, чтобы раскаиваться в супружеской неверности. Однако Екатерина, на какое-то время вернув своего сына королеве Елизавете Австрийской, стала снова отстаивать интересы Мари Туше так, как это умеют делать женщины, и еще раз бросила короля в объятия его любовницы. Все, чем бы ни занимался Карл IX, близко затрагивало Екатерину. Впрочем, это благожелательное отношение к только что родившемуся ребенку еще раз обмануло Карла IX, который уже начинал видеть в матери свою соперницу. Мотивы, руководившие в этом деле Екатериной Медичи, ускользнули от доньи Изабеллы, которая, по словам Брантома, была одной из самых кротких королев, когда-либо царствовавших на свете. Изабелла никогда никому не причинила зла и «даже молитвенник свой читала втайне». Но эта чистая душою принцесса начинала уже видеть пропасти, разверстые вокруг трона, — ужасное открытие, от которого у нее мог помутиться рассудок. Она, должно быть, испытала и более сильные потрясения, если могла ответить одной из дам, сказавшей ей после смерти короля, что будь у нее сын, она могла бы стать королевой-матерью и регентшей (а так имя ее затеряется в потомках — прим, редактора).
— Ах, благословим Господа за то, что он не послал мне сына. Что бы с ним сталось? Несчастного ребенка лишили бы всего, поступив с ним так, как хотели поступить с королем, моим супругом, и виновницей этого была бы я… Господь пожалел нашу страну и все сделал к лучшему…
Благочестивая Елизавета примером своим доказывала, что качества, которые способны только украсить женщину незнатную, могут оказаться роковыми для государыни. Карлу IX действительно нужна была помощница и подруга [271], и совсем не такая, которая проводила бы ночи за молитвенником. А так у него не было опоры ни в любовнице, ни в жене [272] .
Итак, после Варфоломеевской ночи королева, дабы развеять «скуку и меланхолию» короля, решила вызвать в Париж Мари Туше, и та, как это ни странно звучит, закрыв глаза на совсем недавнее убийство своих единоверцев, поселилась в доме на улице Сент-Оноре, в маленьком домике с садом, где ее часто навещал король, чтобы провести наедине с возлюбленной вторую половину дня.
«В результате Мари была вынуждена срочно отбыть в июле 1573 года в замок Файе, где и родила крупного горластого мальчишку» [273] .
В отсутствие возлюбленной красавицы король «ударился в самый постыдный разврат и устраивал со своим братом герцогом Анжуйским (будущим Генрихом III) и Генрихом Наваррским, сыном Антуана де Бурбон и знаменитой Жанны д’Альбре [274] (будущим Генрихом IV) пиры, о которых заговорила вся Европа. „Я знаю, — писал автор одного из таких писем, — что три этих важных сеньора приказали, чтобы на одном официальном пиршестве их обслуживали и услаждали обнаженные женщины. А когда пир закончился, они ими с большим удовольствием воспользовались“ [275]. И кто бы сказал, что минуют времена Карла VIII и Людовика XIII».
Однако продолжением или, скорее, завершением этих пиров была смерть, настигшая Карла IX 30 мая 1574 года, как сказали бы медики сегодня, «от прогрессирующего упадка сил». Ги Бретон описывает дело так: «В то время как Генрих [276] предавался мечтаниям в Польше, Карл IX в Париже занимался изнурительными любовными упражнениями, пытаясь забыть Варфоломеевскую ночь, воспоминания о которой упорно преследовали его. Здоровье короля опасно ухудшалось. И вскоре его, задыхающегося и с красными пятнами на скулах, пришлось отправить в замок Венсен, бывший тогда местом отдыха королей. Как-то вечером к нему пришла Мари Туше и легла рядом. Эта встреча стала для туберкулезного короля роковой. Некий летописец без колебаний делает вывод о том, что Карл IX „ускорил свою кончину удовольствиями, которым предавался несвоевременно и неумеренно“».
Итак, в возрасте двадцати четырех лет король Карл IX, оставив безутешными законную супругу Елизавету и Мари Туше, отошел в лучший мир, породив своей ранней и безвременной кончиной легенду об ужасном отравлении таинственным, «медленным, но верно действующим минеральным ядом». И для слухов этих были веские причины.
После Варфоломеевской ночи король внимательно следил за действиями своей матери и многое скрывал от нее, ибо в достаточной мере перенял ее способ действий. Обуреваемый желанием как-то загладить ужасное впечатление, которое произвели во Франции события ужасной ночи, он начал энергично заниматься делами, председательствовал в совете и пытался захватить бразды правления в свои руки. Королева-мать, конечно, всячески противодействовала намерениям сына, однако охлаждение короля к ней и подозрительность между ними достигли такого предела, когда о возврате к прошлому не могло быть и речи. Так было и в тот момент, когда, поручая Генриху Наваррскому жену и дочь, он хотел предупредить его не доверять Екатерине, слишком полагающейся на астрологов и твердо убежденной в злосчастной звезде Генриха для дома Валуа. Карл IX продолжал соблюдать все внешние знаки почтения к матери, однако та все же заметила, что в обращении с ней сына сквозит плохо скрытая ирония, свидетельствующая о желании мстить…
«Глубоко скрытая ото всех драма, которая уже в течение полугода разыгрывалась между матерью и сыном, была угадана кое-кем из придворных. Но особенно пристально за ней следили итальянцы [277] , ибо они знали, что всем им придется плохо, если Екатерина проиграет игру.
Вполне понятно, что сейчас, когда стало очевидно, что мать и сын стараются всеми средствами обмануть друг друга, взгляды всех присутствующих обращались в сторону короля. В этот вечер Карлу IX, утомленному продолжительной охотой и каким-то серьезным занятием, которое он скрывал ото всех, можно было на вид дать сорок лет. Он был уже совершенно изъеден болезнью, от которой и умер и которая дала потом некоторым важным лицам повод думать, что его отравили. Де Ту (De Thou), этот Тацит династии Валуа, пишет, что хирурги обнаружили на теле Карла IX какие-то подозрительные пятна (ex causa incognita reperti livores). Похороны этого государя прошли еще более незаметно, чем похороны Франциска II. Из Сен-Лазара в Сен-Дени (к месту последнего успокоения — прим. редактора) тело короля провожали только Брантом и несколько стрелков королевской гвардии, которыми командовал граф фон Солерн. Это обстоятельство, точно так же, как и ненависть к сыну, которая, по мнению де Ту, снедала тогда королеву- мать, может служить подтверждением ее виновности. Оно, во всяком случае, подтверждает высказанное здесь мнение о том, что Екатерина не любила своих детей. Черствость ее объясняется не чем иным, как верой в астрологические предсказания: эта женщина не могла быть заинтересована в тех орудиях, которые ей изменят, Генрих III был последним королем, над которым она властвовала, — вот и все. В настоящее время можно смело утверждать, что Карл IX умер естественной смертью. Его излишества, его образ жизни, слишком быстрое развитие, его отчаянные попытки захватить бразды правления в свои руки, его жажда жить, его крайнее переутомление, его последние страдания (в особенности моральные муки, связанные с Варфоломеевской ночью — прим, автора) и последние наслаждения — всего этого достаточно, чтобы доказать людям непредубежденным, что король умер от болезни груди, недуга, который в те времена врачи
