Трудности со столовой.
Если бы она захотела продать мне эти креслица…
Сегодня я уже сидел, правда, на импровизированном табурете, в многооконных округлостях моего кабинета.
Письмо от Базилио из Аргентины, что «Генрик» уже плывет на одном из круизных судов в Канны, чтобы «сделать сюрприз».
???
[64]
Генрик. И никакой не Генрик! А даже если и Генрик, то скорее всего Фернандо!
Базилио даже не удосуживается объяснить, почему Генрик. Почему не Родриго? Не Гиацинт и даже не Педро? Если дальше так пойдет, то мы еще увидим его под именем Эстебана, Тадеуша, вот, вот, действительно, а почему бы не Тадеуша?
Роза! Какая-то сомнительная, давным-давно забытая мулатка.
Сижу на импровизированном табурете в округлостях пока еще пустого кабинета. Делаю заметки в блокноте. На коленке. Вся радость от виллы среди сосен, пейзажей, радость от новоселья, от новой обстановки — к черту! Эта непонятная мулатка словно водоросли на дне, маячит откуда-то, как чернявый островок… плохо видно… совсем не видно…
И, конечно, уже сплетни (подозреваю, что у «Генрика» здесь кто-то должен быть, а то поехал бы он сюда). Вернувшись с прогулки с Псиной, Аластер сказал мне вчера с некоторым смущением, что наш викинг-бородач спросил его в «Ла Режансе» «не ожидает ли господин Гомбрович приезда кого-то из родственников?»
Роза — нет, никак не вспомню — Роза — не помню — Роза — не знаю — Роза — века прошли — Роза — утонула — Роза — утопилась — Роза — на дне — Роза…
Сомнительная мулатка на дне.
А он все-таки маньяк, маньяк, маньяк!
О том, чтобы иметь сына, я никогда в жизни не думал. И, собственно говоря, мне как-то все равно, в браке рожден он или внебрачный. Мое духовное развитие, вся моя интеллектуальная эволюция были таковы, что сегодня я нахожусь вне орбиты этой дилеммы. И то, что какой-то полумулат нежно обращается ко мне «папочка»… откуда, как, почему?.. да ладно уж, как-нибудь попривык бы, освоился. Но что касается шантажа…
Кто дал ему деньги на поездку из Бразилии? И эти постоянные прыжки, финты, жонглирование именами, зачем? Чтобы удивить? Чтобы ошеломить, ослабить? Он думает, что сможет этим многоименным танцем метека, этой военной пляской апаша вскружить мне голову, он, этот псевдо- (потому что даже это не наверняка) сын сомнительной мулатки, зачатый в случайной ночи, мимоходом, проездом, в гостиничной ночи, которая стерлась из памяти?.. Ничего не знаю. Не помню.
Из черной пустоты появляется сын!
Купил креслица в стиле Луи-Филиппа, надо перетянуть темно-зеленым.
Роза, Роза, Роза и Генрик, Генрик, Генрик и Роза, Роза, Роза и Генрик, Генрик, Генрик.
Какой еще там Генрик!
В округлостях моего кабинета.
[65]
Генрик, Генрик, Генрик и Роза, Роза, Роза и Генрик, Генрик, Генрик!
Какой еще там Генрик, говорю я вам, какой Генрик, повторяю!
Скорее Фернандо, с притаившимся в нем Педро!
Владислав? Из которого выглядывает Дионизио?
Внебрачный! А может, даже некрещеный… А если он скажет «нет у меня метрики…»?..
Буйная многоименная чаща вокруг, за окнами, на горных склонах, когда я так сижу себе во внебрачных округлостях моего кабинета!
Роза, Роза, Роза и Генрик, Генрик, Генрик и Роза, Роза, Роза!
Из негритянского тропически-отельного сумрака (дыра) проклевывается внебрачность. Туманы. Туманы встают, тянутся, подлезают, просачиваются, сопят, хандрят, хнычут, хандрычут (вот именно что Хандрычут!) в то время как я во внебрачных округлостях моего кабинета с моими непередаваемыми Глазами, которых у меня четыре.
Генрик? А если бы по-простому — Иероним!
Леонард?
1968
[66]
Педро?
Франсиско?
Николя?
Конрадо?
Эстебан?
Мануэль?
Роберто?
Марчело?
Эдуардо?
Луис?
Лусио?
Алехандро?
Бернардо?
Пабло?
Грегорио?
Антонио?
Гильермо?